Южное солнце пекло голову.
- Я хотеть видеть дракон! – капитан небольшого старого судна говорил на ломанном валирийском.
- И тогда ты отвезешь меня, моих драконов и мой кхаласар в залив работорговцев? – Дейнерис стояла на пристани и кричала капитану, который стоял на носу своего корабля, потому что отказался сойти с борта.
- Пф, нет! – он плюнул себе под ноги и посмотрел вдаль горизонта. – Я просто не верить, что дракон есть. Но если я увидеть их, то может и согласиться.
- Мы тратим время, кхалиси, - негромко сказал до дотракийском Чхого, стоявший за Дени.
- Нам нужен корабль, кровь моей крови, - ответила ему Дени на его языке, - и я сделаю все, чтобы его найти.
- Но не лошадь! – после паузы крикнул капитан. – Ни один лошадь не быть на мой корабль! Они слишком много… как это… срать!
- Тогда нам не о чем с тобой говорить! – прокричала Дени ему в ответ и зашагала прочь. Дотракиец без своего коня то же, что и отрубленная человеческая половина кентавра. Дени не могла не взять лошадей.
Это уже седьмой капитан, отказавший мне за сегодняшнее утро. Или восьмой? Я уже сбилась со счету…
Одни отказывали ей, опасаясь пламени ее драконов, другие не хотели брать на борт дотракийцев, третьи требовали золотые горы, а большинство капитанов вообще кричали на неизвестном ей языке и отказывались разговаривать.
В порту царило множество красок, запахов и звуков. Повсюду продавали и покупали, таскали туда-сюда кладь с товаром, спорили, ударяли по рукам и плевали друг другу в лицо. Все это безумно нравилось Дейнерис в первый день их поисков: она разглядывала товар разношерстных торговцев, принюхивалась к специям, пробовала диковинные вина и фрукты, но сейчас, на четвертый день, суета стала не на шутку ее раздражать.
И все бы ничего, если бы Ксаро Ксоан Даксос, в доме которого она остановилась, не настаивал на ее отъезде, а дотракийцы не использовали любой удачный момент, чтобы отговорить ее плыть на корабле. Все это давило на Дени, делало ее неповоротливой и унылой. Ей нужен был корабль, и чем раньше она его найдет, тем быстрее станет свободной и вновь обретет независимость. А сейчас она слишком зависела от кораблей и их капитанов, ей доставляло мучительную боль просить у них помощи, но у нее не было другого выхода: она предлагала им все, что могла отдать, но им всем было мало.
- Джорах, - устало обратилась она к своему рыцарю, который следовал за ней. – Скажи мне, как ты думаешь, осталась ли у нас надежда отыскать здесь капитана, который согласится нам помочь?

Жара, и впрямь, стояла немилосердная; солнце, находящееся в зените своего могущества, нещадно обрушивало поток жгучих лучей на иссохшую землю, такую горячую, что казалось, еще немного – и начнут плавиться подошвы кожаных сапог. Яркий, режущий глаза свет отражался в стали доспехов безумной пляской солнечных зайчиков, то и дело перескакивающих с одной тяжелой пластины на другую. Стеганый дублет, кольчуга и доспехи – не самое лучшее облачение для подобной погоды, но сиру Джораху Мормонту невыразимо претили те разноцветные тряпки, в которые рядились обитатели Кварта. Быстрее он позволит содрать с себя шкуру, чем облачится в подобный отвратительный наряд, скорее приличествующий дорогой шлюхе, но уж никак не рыцарю личной гвардии королевы Дейенерис.
Следуя за юной Таргариен всюду, Мормонт являл собой в буквальном смысле ее вторую тень – молчаливый, угрюмый, не упускающий случая наградить тяжелым взглядом исподлобья всякого, кто посмеет не так взглянуть на Дейенерис или слишком вольно с ней разговаривать. Поскольку таких находилось достаточно много – нетрудно предположить, с каким лицом сир Джорах расхаживал по оживленному порту, однако, его грозный вид совершенно не способствовал удаче в поисках капитана. Ни тяжелый меч в его ножнах, ни красноречие последней из рода Таргариен не могли убедить ни одного из этих морских волков взять на борт «свиту» юной королевы. Впрочем, все это было предсказуемо - жаль только, что он не мог собственноручно задушить каждого из тех наглецов, что отказывали сереброволосой королеве в ее просьбе – отказ шел за отказом, было ли дело в драконах, дотракийцах или же лошадях. Тем временем один день сменял собой другой, и Дейенерис вынуждена была и далее находиться в доме Ксаро Ксоан Даксоса – лицемерного и двуличного, словно оборотень, подонка. Мормонт прекрасно понимал, что для пущей сговорчивости капитанов хорошо бы иметь либо туго набитый золотом кошель, либо несколько сотен - а лучше тысяч, мечей. Оружие вынуждает к сотрудничеству зачастую куда как более успешно, нежели переливчатый звон золотых драконов. Все эти капитаны, торговцы, а вместе с ними и Ксаро Ксоан Даксос – казались сиру Джораху зажравшимися, насквозь прогнившими в своей испорченности, лишенными всякого представления даже о самой примитивной морали червями и единственное, чего они заслуживали по мнению рыцаря – были раскаленные мечи в их поганых глотках. Больно было смотреть на то, как обращались они с прекраснейшей женщиной в мире, больно было видеть те плотоядные взгляды, какие они позволяли себе окатывать Дейенерис с головы до ног, слышать ядовитые оттенки в их льстивых и таких услужливых на первый взгляд, голосах. Но хуже всего было другое. Хуже всего было то, что один-единственный сир Джорах Мормонт никак не мог оградить от всего этого свою королеву, которую боготворил и превозносил, словно Деву, Матерь и Старицу в едином лице. За это он ненавидел себя до темноты в глазах – и собственное бессилие зачастую становилось причиной вспышек злости, которые Мормонт искренне пытался давить в зародыше, понимая, что лишь потеряет зря время, если отдастся хотя бы одной из них полностью. Он делал это не столько для себя – сколько для Дейенерис, ибо ей нужен был его трезвый рассудок, его самообладание, внутренняя сила и конечно – твердая рука, способная держать меч. Он и сам не помнил, когда же наступил тот самый момент – та секунда, что принесла ему осознание: ничто, кроме судьбы и личности Дейенерис не имеет для него смысла. Ради нее он готов был отдать все, не задумываясь – свою свободу, свой шанс вернуться на земли Вестероса без позорных пятен на испорченной репутации, свой рассудок, свою жизнь. И если понадобится - все, что угодно еще сверх этого. Он шел за самим смыслом своего существования, за той, что была нужна ему как воздух, за женщиной, без которой сердце его остановится – и никогда больше не зайдется снова. Он любил ее – так, как только может – и не может быть способно любить человеческое существо. Каково же было понимать, что даже все это неспособно не только сделать Дейенерис счастливой, но и просто достать для нее один-единственный корабль! Его любовь не могла обернуться армией или горами золота и … на кой тогда черт она вообще была нужна? Зачем Семеро снова покарали его подобным страшным даром – или он мало мучился из за женщин? Мало горя принесли они ему или может, судьба его пострадала от этого недостаточно сильно? Что еще принесет ему подобное чувство – если не окончательную погибель? Что же, если таков его удел – да будет так.
- Джорах-
Стоило лишь Дейенерис обратиться к нему, как угрюмость Мормонта сглаживалась, черты расслаблялись, а серо-голубые глаза, чей взгляд часто нес в себе оттенок металла, наполнялись вниманием и легкой, словно сокрытой на самом дне зрачков мужчины, лаской. Он готов был слушать и воспринимать ее всегда – в каком бы состоянии и настроении ни находился; даже если бы в самом его сердце застряла стрела, Мормонт не позволил бы себе умереть, не ответив прежде на вопросы своей королевы.
- Искать нам более негде, моя королева – терпеливо ответствовал рыцарь, слегка склоняя перед Дейенерис голову – Нам нужен корабль и мы его найдем – не сегодня, так завтра. Упорство всегда вознаграждается, тем более что новые суда приходят в порт каждый день.

Мой храбрый верный рыцарь, - думала Дени, - тебя надежда не покидает никогда…
Она чувствовала запах его пота - он категорически отвергал предложения переодеться, поэтому Дени давно оставила тщетные попытки его уговорить.
Искать нам более негде… – крутилось в ее голове, - искать нам более некогда, Джорах.
Она остановилась, чтобы оглядеться. Позади все корабли они навестили сегодня, впереди стояли еще два, в которых она была вчера. Нужно было идти в другой конец порта, где швартовались рыболовные судна, там Дейненрис была только позавчера. Она вспомнила, как поскользнулась на рыбе в тот день и чуть не упала в воду - ее спас Агго, схватив за волосы. А еще в тот же день, поднимаясь по мокрой лестнице на корабль, она упала и разбила коленку, об этом ей напоминала ссадина и зеленый синяк вокруг нее. Чернокожая команда корабля здорово посмеялась над ней тогда.
Нет, пока я здесь все не осмотрю, туда не пойду, - решила Дени и безмолвно сама себе отрицательно покачала головой, колокольчик в ее волосах звякнул.
Ее внимание привлек фрегат – его она точно видела впервые, потому что такое зрелище она бы точно запомнила: великолепное трехмачтовое судно с парусами цвета алого заката, корпус его был выкрашен в полоску коричневой и желтой краской, канаты сияли белизной, а команда на фоне разноцветных квартийцев выделялась белыми свободными рубашками.
- Пойдем туда, - Дейнерис указала пальчиком на судно и смело зашагала к нему.
- Лен только крашенный выносите, некрашеный не трогайте! – кричал на валирийском мужчина, внешне не выделяющийся среди команды. – Куда ты бочку покатил? Не видишь, это мед, я сказал только вино выносить!
- Вы – капитан этого корабля? – Дейнерис поднялась на палубу и, подойдя почти вплотную к мужчине, смотрела в его глаза твердым уверенным взглядом.
- Допустим, - капитан сделал шаг назад, чтобы разглядеть ее с ног до головы. – Что ты делаешь в таком месте, куколка? – улыбка его была ехидной, зубы белыми, а лицо чистовыбритым. В тот момент он встретился взглядом с Джорахом, затем с Чхого, и улыбка его исчезла. – Что Вы хотели, миледи?
- Я – кхалиси великого Травяного Моря и истинная наследница Семи Королевств, - Дени произносила свой титул с гордостью, ей нравилось как он звучал. – Я намереваюсь вернуть принадлежащий мне по праву рождения…
- Наследница Семи Королевств? В Кварте? В дотракийских тряпках? – капитан ухмыльнулся. – И где же Ваша корона, королева?
Чхого выхватил свой кривой аракх. За спиной капитана тут же появились два моряка с короткими мечами.
- Не стоит, - капитан поднял руки в знак того, что драться нет причин. – Не стоит… Я слушаю Вас, кхалиси, чего вы хотите?
Чхого убрал свой аракх и, искоса поглядывая на капитана, взял из стоящих рядом ящиков фрукт, похожий на яблоко, только оранжевый и мягкий, капитан молча перевел взгляд на Дейнерис. Моряки медленно опустили мечи.
- Я намереваюсь вернуть принадлежащий мне по праву рождения трон Вестероса… - начала Дени, как вдруг оранжевый фрукт разбился у ее ног о палубу, забрызгав ее ноги.
- Отрава! – закричал Чхого на дотракийском, выплевывая кусочки фрукта. – Он хочет нас отравить!
Он вновь выхватил аракх, к капитану присоединились еще несколько моряков с мечами, ситуация накалялась.
- Нет! – Дейнерис положила ладонь на грудь Чхого, встав между ним и капитаном.
- Кхалиси, - Чхого глубоко дышал, - позвольте мне вернуться сюда с кровными всадниками, мы научим этих людей уважать Вас, а Вы получите этого морского коня, все золото, что на нем есть, и сможете вплетать в волосы два колокольчика.
- Нет! – повторила Дени на дотракийском и поднесла вытянутый указательный палец к лицу Чхого.
- Говорите что хотели или убирайтесь! – в руках капитан уже держал меч, все движение на корабле остановилось, команда наблюдала за Дени и ее спутниками отовсюду и была готова атаковать в любой момент.
- Я хочу, чтобы Вы привезли меня, моих драконов и мой кхаласар в Залив Работорговцев, - быстро затараторила Дени, - этим Вы окажете большую честь своей будущей… - она замолчала, увидев, как надуваются щеки капитана.
Он издал хрюкающий звук и тут же прыснул хохотом, его команда засмеялась за ним.
- Не, ты слышал? – он ткнул локтем стоящего за ним моряка. – У дотракийки есть драконы! А кхаласар Ваш случайно не из белых ходоков?
Чхого зарычал, Дени толкнула его грудь ладошкой, останавливая.
Нужно было сразу уходить, - подумала она. Чхого вот-вот взорвется от ярости, а Мормонт хочет снести капитану голову не меньше, чем он, Дени была в этом уверена.
- Чем бы ни были на самом деле ваши драконы, - отсмеявшись, заговорил капитан, - дотракийцев я ни за какие деньги на мой корабль не пущу. Посмотрите на этих обезьян! – он указал на Чхого. – Они перережут всю мою команду ради развлечения в первую же ночь!
Дени была рада тому, что Чхого плохо знал валирийский, иначе не миновать беды.
- Мы уходим, - произнесла Дени, опустив голову, повторила то же на дотракийском для Чхого и потянула его за руку.
Ее кровный всадник помог ей сойти с борта, голова ее кружилась, а ноги не слушались.
Еще только утро, а я уже так устала…
Было ясно лишь то, что сейчас продолжать поиски не осталось сил – Дени необходимо было отдохнуть морально.
- Мы вернемся сюда завтра, - говорила Дени по пути к Агго, который остался охранять лошадей. – Сегодня, возможно, стоит вновь поговорить с Ксаро или Тринадцатью. Может, сегодня мне повезет, и они будут более благосклонны.

Вопреки даже собственным ожиданиям, сир Джорах Мормонт сумел сохранить внешнюю холодную невозмутимость, когда дело дошло до диалога Дейенерис с капитаном великолепного трехмачтового судна – таким же наглым, многословным и охочим до шуток, как и все остальные морские волки, ощущающие себя царями на собственных кораблях. Впрочем, так оно и было – капитан на своем корабле воистину царь, а то и бог – как для собственных матросов, так и для тех, кто просится к нему на судно, словно тонущий посреди бушующего океана – на спасительную шлюпку. Он может протянуть руку помощи – а может отказать, столкнув нуждающегося обратно в море. И ни тяжелые доспехи, ни мечи, ни даже золото не помогут тебе дотянуть до берега – обремененный всей своей тяжестью ты пойдешь ко дну, как бы силен и как бы богат ты ни был. У Дейенерис Таргариен не было мешков с золотом и не было армии – но ее кхаласар был воистину подобен тяжелому ядру, тянущему юную королеву на дно. Сиру Джораху слабо верилось в то, что какой-либо капитан вообще может согласиться взять на борт такой груз, не запросив баснословной цены – у Дейенерис же были только слова и обещания, пустые для этих людей, как звон разноцветных стеклышек, стоимость которым – грош. Она не могла склонить их к согласию ни деньгами, ни оружием, потому как ни того, ни другого у нее не было. Оставалась дипломатия – тонкое, изящное искусство, которым Дейенерис увы, тоже не владела, слишком много внимания уделяя звучанию собственных титулов и слишком мало – тем людям, с которыми говорила. Джорах Мормонт, более искусный в бою, нежели в искусстве красноречия, ничем не мог помочь сереброволосой королеве в нелегкой задаче построения грамотного, продуманного диалога с капитанами кораблей. Что касается ее дотракийцев – то они и вовсе не годились на подобную роль. Если говорить откровенно, ситуация складывалась более, чем неблагоприятная.
Впрочем, озвучивать подобную точку зрения сир Джорах не спешил, веруя, что удача улыбнется Дейенерис, перенесшей столько лишений к своим шестнадцати годам. Странно было смотреть на юную Таргариен, с готовностью бросающуюся в самую гущу событий, изо всех сил пытающуюся добиться поставленной цели – и странно понимать, что лично он слишком ограничен в возможностях, чтобы избавить Дейенерис от новых неудач и разочарований. Однако, на сей раз Мормонт только усмехнулся в ответ на вольные фразы очередного капитана, хотя рука его и легла на рукоять широкого меча, что почти касался самым своим острием запыленных, кожаных сапог рыцаря. О том, что в этом жесте не было угрозы, можно было лишь только догадываться. Выражение лица мужчины можно было назвать насмешливо-ироничным, но разве нельзя обнажить меч с улыбкой на губах? Сир Джорах слишком хорошо знал – можно. Словесная перепалка капитана с дотракийцами Дейенерис проходила мимо Мормонта – он скорее смотрел на нее со стороны – беспристрастный, однако готовый подать голос, если ситуация слишком накалится. Высказывание Чхого позабавило рыцаря – он испытывал к представителям этого народа некую симпатию, но, увы, по его мнению, эти мужчины были полезны только в пределах травяного моря, сейчас же…
Ситуация, однако, становилась все напряженнее, голоса – все резче, мгновение – и вот уже капитан корабля обнажил меч, готовый научить кровь от крови Таргариен уму-разуму.
Брови сира Джораха сдвинулись к переносице, он шагнул вперед, намереваясь встать между Дейенерис и капитаном судна, но в благодарение богам, юная королева сама исправила ситуацию, и диалог продолжился.
-Посмотрите на этих обезьян! Они перережут всю мою команду ради развлечения в первую же ночь!
Не согласиться с подобным высказыванием было сложно. Действительно, несдержанные, вспыльчивые и не в меру суеверные дотракийцы показали себя во всей красе. Какой капитан захочет брать на борт подобных дикарей? Сир Джорах бросил на Дейенерис осторожный взгляд – хорошо бы впредь наказать сопровождающим молчать до тех пор, пока королева сама не попросит их высказаться. Иначе своим поведением они только мешают юной Таргариен добиться поставленной перед ней цели. Впору было лишь вздохнуть, когда Дейенерис получила девятый за сегодняшнее утро отказ – если и в следующие дни они будут продолжать в том же духе, нечего и надеяться на успех. Однако, обсуждать стратегию построения диалогов с капитанами сейчас - в порту, под палящим солнцем, Мормонту не хотелось. Стоило вернуться в дом Ксаро, выпить воды, стряхнуть с себя знойную пыль и лишь затем, в тишине и спокойствии, обсудить с королевой их совместные дальнейшие действия. В конце концов, свою задачу сир Джорах видел не только в том, чтобы обнажать ради Дейенерис меч, но и в том, чтобы прямо высказывать ей свою точку зрения, которую, возможно, королева сочтет полезной, а если не сочтет – на то ее воля.
- Разумное решение, кхалиси – произнес рыцарь, широко шагая по выжженной солнцем земле чуть впереди своей королевы. Взгляд серо-голубых глаз то и дело выхватывал кого-то из толпы торговцев, ремесленников, покупателей; убийцы могли быть повсюду, а где проще всего затеряться, оставшись незамеченным до последнего мгновения? Разумеется, в толпе – тем более, такой яркой и разношерстной. Даже в доме Ксаро сир Джорах на ощущал намека на какую-то безопасность: по его мнению, опасность грозила Дейенерис всюду, куда бы ни направилась королева. И ей нужно было нечто гораздо большее, чем маленький кхаласар для того, чтобы защитить уже не только себя саму и свои права на Железный трон – но и своих драконов.
- У меня есть несколько мыслей, возможно полезных на этот счет, но я не уверен что они понравятся королеве. – Негромко продолжал сир Джорах, продолжая внимательно анализировать окружающую их с Дейенерис обстановку. Пальцы, кожа которых частично потрескалась от невыносимой жары, то и дело касались рукояти меча, словно невзначай, но на деле же выражая намек на предупреждение всякому, кто вознамериться броситься навстречу кхалиси, предлагая ей оценить по достоинству какой-либо восхитительный товар. – Если хотите, я могу поделиться ими, когда мы вернемся в дом.
Скорее бы. Солнце порядком нагрело каштановые волосы рыцаря, падающие на загорелый лоб сильно выгоревшими, почти белыми прядями. Еще немного, и пожалуй, у него случится солнечный удар. Кувшин воды и чистое полотенце – вот две вещи, которые нужны были сейчас сиру Джораху более всего остального.

Хоть Ксаро Ксоан Даксос и был напыщенным, не в меру отъевшимся на своем золоте павлином, резиденция его была превосходна. Светлые, просторные комнаты, залы, повсеместно украшенные золоченой резьбой, причудлиые фрески на потолках и разноцветная мозаика полов, невольно радовали глаз – признать их великолепие готов был даже такой угрюмый, ненавидящий роскошь мужчина, как сир Джорах Мормонт. И кроме того, здесь не палило солнце и можно было отдохнуть от лучей великого светила в отведенной лично рыцарю комнате. Переступив порог дома Ксаро, сир Джорах первым делом направился к себе – умыться и сменить пропитанную потом нижнюю тунику на другую, свежевыстиранную служанками. Благо, кольчуга и доспехи в смене не нуждались, потому процесс приведения себя в порядок много времени не занимал.
Омыв прозрачной, прохладной водой лицо, частично переодевшись и избавившись от слоя пыли на сапогах, сир Джорах вновь готов был предстать перед своей королевой – ежели конечно, она не слишком занята в данный момент собственным туалетом и готова к разговору с ним. Поправив меч в кожаных ножнах, рыцарь твердой походкой вышел в коридор и направился, минуя высеченные из мрамора статуи, позолоченные колонны и мозаичные сюжеты, к покоям Дейенерис.

Вода в ванной не была горячей. Дейнерис попросила Чхику добавить в нее лавандовое масло, но она перепутала баночки и добавила вместо лаванды масло мирабилиса, запах которого был слишком приторным, поэтому Дени не терпелось выйти из воды.
- Итто смотрит на Мору влюбленными глазами, - болтала Чхику, массируя пальцы ног своей кхалиси. – Но Мора любит Шого, все это знают. Многие любят Шого, Море лучше посмотреть на Итто внимательней.
- Никто не может заставить себя полюбить или разлюбить, - Дени оперлась руками на края ванны. – Подай мне полотенце, пожалуйста.
- Вы правы, кхалиси, но зачем любить, если не полюбят тебя, а Шого никогда не выберет Мору, у нее такие кривые зубы.
- Она ведь будет несчастна с Итто, она не может его полюбить нарочно, - Дени начала сушить волосы полотенцем. – Даже если она понимает, что потеряет Итто, даже если знает, что у них с Шого ничего не получится, она не может ничего сделать, потому что любит. Любит просто так. А обречение себя на жизнь с тем, кого не любишь, может оказаться большой ошибкой.
- Но, кхалиси, разве вы сами полюбили своего кхала сразу?
Здесь Чхику была права. Полотенце упало из рук Дени.
- Кхалиси?
Правда, в ее случае это был брак не по обоюдному желанию, но вскоре стал обоюдным по любви. Дрого был всегда жив в ее сердце. Как был жив и сын, и брат. Когда Дейнерис думала о судьбе своего кхала, на которую его обрекла, ее сердце начинало ныть от боли и пустоты, а глаза увлажнялись. Дени пыталась представить свою нынешнюю жизнь с живым Дрого, но не могла. Ее настоящее окружало ее, наполняя ее душу и сердце, она приняла свое прошлое таким, какое оно есть, отчасти смирившись, и находила моменты, которым можно было радоваться. В конце концов, если бы не смерть мужа и погребальный костер, она не стала бы Матерью Драконов, трое ее детей так и не родились бы. У нее есть дети, кхаласар, Джорах и будущее, на вершине которого Дейнерис виднелась корона и железный трон. Но при мысли о троне на Дени вновь обрушились воспоминания о кораблях и их дерзких глупых капитанах. Кхалиси надула губки.
- Попроси Ирри подать обед, - обратилась она к Чхику, - а сама принеси мне одежду и расчеши волосы.
- Обед на две порсоны, - после паузы добавила Дени.
Джорах хотел со мной поговорить.

Волосы были вымыты и расчесаны, ногти почищены, ноги освобождены от обуви, дотракийская одежда была заменена на широкие штаны и тунику из белого шелка со вставками из мелкой сетки, а сама уставшая и унылая Дени преобразилась в Дени воодушевленную и благоухающую.
На низком столике среди множества подушек кхалиси уже ожидал ее обед, состоящий из поджаренного хлеба и тонких ломтиков мяса, фруктов и разбавленного вина. Дейненрис села на подушки, подогнув под себя ноги.
- Ваш рыцарь уже ждет за дверью, - Чхику поставила на столик два серебряных кубка.
- Ты можешь быть свободна. Пригласи Джораха, когда будешь выходить.
- Хорошо, кхалиси, - но перед тем, как оставить свою королеву, Чхику таинственно нагнулась к ней и продолжила шепотом. – Он смотрит на вас, как Итто смотрит на Мору. Все это знают, кхалиси.
- О, - сконфузившись, Дени улыбнулась. - Похоже, это знают все кроме меня.

Терпеливо ожидая той минуты, когда Дейенерис Таргариен готова будет принять его, сир Джорах Мормонт стоял у самого входа в ее покои, сложив обе руки на массивной рукояти меча. Несмотря на немолодой уже возраст, рыцарь был все так же крепок телом, а сердцем, пожалуй – как никогда ранее. Закаленный в боях, познавший лишения, сладость побед и горечь поражений, сир Джорах все еще готов был идти дальше, навстречу новым испытаниям, прокладывая свой путь через опаленные солнцем пустыни и соленые моря. Хотя, сказать по чести, в таком возрасте ему более пристало бы править Медвежьим Островом, производя на свет многочисленных наследников. К своим тридцати четырем годам он мог бы уже быть окружен детьми, жить в достатке, жить по совести и носить отцовский меч взамен того широкого, но, увы, самого обыкновенного оружия, что оттягивало своим весом кожаные ножны.
Медвежий остров остался позади, как и те разрушительные чувства, что побудили сира Джораха запятнать свою честь поступком, за который Эддард Старк намеревался лишить его жизни. На его репутации чернеет несмываемое пятно – пятно, которое он одно время старался не смыть, но затемнить другим, еще более сильно въедающимся неровной кляксой в серое полотно и без того нечистой совести. Однако, то же самое чувство, что несколько лет назад ввергло его в хаос бесчестья, теперь заставляло сира Джораха Мормонта меняться к лучшему. Словно хамелеон, он готов был подстраиваться цветами своего облачения под ту, что правила в данный момент его сердцем; когда его королевой была капризная и распутная женщина, не обремененная никакими хоть сколько-нибудь устойчивыми понятиями о совести, он и сам становился подобен разбойнику с большой дороги, человеку без характера и без воли. Теперь же, когда рядом с ним находится самая мужественная, сильная, благородная и прекрасная женщина из всех, которых он когда-либо знал – сир Джорах Мормонт на глазах преображается в благородного и преданного рыцаря, даже в мыслях неспособного на новое предательство. Характер его крепнет, воля растет, и все больше силы он ощущает в своих руках.
Зависимый от своих чувств, сир Джорах готов был смотреть в ту сторону, в какую повернет его голову любимая им женщина. Когда же он оставался один, наедине со всеми своими ошибками, победами и поражениями, рассудок его мог принять какой угодно курс – и одним богам известно, каких дел мог бы в итоге натворить этот мужчина, скитающийся в океане жизни подобно одинокому кораблю, лишенному капитана. Корабль может быть сколь угодно хорош; он может быть крепок, надежен, паруса его могут быть широки и сильны – но если дурной капитан завладеет им, жди беды. Что могло бы статься с ним, если бы однажды его королева прогнала от себя своего рыцаря? Сейчас он готов был взглянуть на прошлого Джораха Мормонта – того, каким он был раньше – свысока, с презрением и жалостью во взгляде. Тот сир, что стоял у покоев королевы в ожидании приглашения войти – был гораздо сильнее, лучше, умнее, надежнее. Он будет становиться лишь достойнее со временем. Но сможет ли он быть таким без Дейенерис? Ответ был очевиден – нет, не сможет.
Светлые брови рыцаря дрогнули и он, доселе подобный гипсовому изваянию, пошевелился, оборачиваясь на звук отворяющейся двери. В коридор выскользнула черноволосая Чхику – миндалевидные глаза дотракийки светились странным, с примесью детского лукавства задором. Увидав сира Джораха, девушка хихикнула, словно проказница, только что натворившая дел и, заговорщически улыбнувшись, произнесла:
- Кхалиси ждет Вас, сир.
После чего, проскользнув мимо него, заторопилась куда-то вглубь коридоров, спеша сокрыться с глаз Джораха, словно и впрямь он был обязан ей каким-то неизвестным ему деянием. Проводив ее долгим взглядом, явственно отражающим в себе недоуменный вопрос, мужчина усмехнулся – и мелкие морщинки сильнее обозначились в уголках его глаз, подобные лучам осеннего солнца; однако затем брови сира Джораха сдвинулись к переносице и он, все еще продолжая улыбаться чему-то, нажал на ответившую ему тихим щелчком, ручку двери.
Дейенерис сидела у низкого столика, уже уставленного съестным – и легкие запахи жареного мяса достигали обоняния рыцаря, возбуждая спящий доселе аппетит. Осторожно затворив за собой дверь, мужчина приблизился к разложенным на полу разноцветным подушкам, расшитым серебряными и золотыми узорами. Запах духов Дейенерис смешивался с ароматом съестного, и сложно было сказать, что более возбуждало сейчас его сознание – возможность утолить голод, или близость женщины, которую он боготворил. Сложно? Полно, сир Джорах – гораздо легче, чем кажется!
Густые волосы струились по ее плечам словно реки жидкого серебра, нежная кожа благоухала сладким ароматом, на ее щеках он видел едва проступающий румянец воодушевления, она лучилась чистотой и силой – той самой силой, что делала сира Джораха Мормонта настолько лучше. Он не боялся сталкиваться один на один с фиалковой глубиной ее взгляда, смело всматриваясь в полные тайн и загадок пурпурные озера, олицетворяющие собой саму природу валирийской магии.
Он возвышался над разноцветными подушками, над низким столиком, над ней самой – высокий, крепко сложенный, широкоплечий, подобный высокому дубу – еще цветущему пряной листвой, но полному мудрости, таящейся в редких трещинах морщин, пока еще не портящих, но уже придающих совершенно особенный оттенок всему его образу. Заметив, что стол накрыт на две персоны, сир Джорах улыбнулся, и взгляд его вновь засветился тем добрым теплом, что подобно мягким лучам осеннего солнца перед закатом.
- Приятно видеть Вас отдохнувшей после столь насыщенного утра, моя королева – тепло произнес Мормонт, прямо взирая в ее светлое лицо, хранящее трогательную детскую нежность в мягких чертах. – Надеюсь, я не заставил вас торопиться своим ожиданием.
Мужчина отстегнул тяжелые ножны и, не заставляя более Дейенерис взирать на его особу снизу вверх, опустился на мягкие подушки напротив сереброволосой королевы.
Говорить о лицемерности натуры Ксаро, о капитанах, раз за разом отказывающих им в кораблях, почему-то не хотелось. Приятно было видеть Дейенерис такой свежей и почти радостной, и не желал сир Джорах вновь стать причиной тяжелой задумчивости или даже горечи в ее чертах. Но были ли у его варианты?
Пальцы мужчины коснулись серебряного кубка с разбавленным водой вином.
- Вы больше не обедаете с королем Кварта? – ровно спросил мужчина, и в его негромком голосе послышалась странная хрипотца; по чести сказать, Мормонт и впрямь был удивлен, что Ксаро Ксо Даксос более не проводит с Таргариен столь же много времени, сколь проводил с ней раньше. Что такого этот павлин попросил у Дейенерис взамен на свою помощь и чего не получил от нее, если теперь столь рьяно требует покинуть его резиденцию сразу же, как только это станет возможно?
Взгляд серо-голубых глаз рыцаря вновь столкнулся с таинственной глубиной пурпурных очей молодой женщины. Она казалось ему такой родной и близкой сейчас! Стоило лишь чуть податься вперед, перегнувшись через маленький столик…

- О, Джорах, я в тупике, - Дейнерис принялась чистить мандарин, когда ее рыцарь устроился на подушках напротив. – Ксаро требует либо выйти за него, либо выйти вон из его дворца… Он всегда повторяет одно и то же, я знаю его речи наизусть.
Ксаро не хочет брать меня в жены, он хочет получить моего дракона. Дени знала это наверняка, поэтому каждое слово короля весило не больше, чем слово вора. После свадьбы в кварте муж и жена могли попросить друг у друга любой свадебный подарок, а отказать в нем не имели право. В Ксаро кричала его жадность, что подтверждалось и его требованием покинуть дворец – он более не желал кормить весь кхаласар.
- Но свадьбе не бывать, это невозможно, - сок мандарина тек по пальчикам Дени. – Поэтому мы должны уплыть как можно быстрее, мы и без того здесь задержались.
Общество рыцаря устраивало Дейнерис куда больше, чем лишняя минута с Ксаро. Видеть его она не желала, хотя стоило еще раз попытаться с ним поговорить.
- Жаль, мы не умеем летать, - мандарин был почищен, Дени посмотрела в глаза Мормонта. – Никто не возьмет кхаласар на борт корабля за одни только обещания. Ты хотел поделиться со мной мыслями, Джорах. Прошу, обрадуй меня, скажи что у тебя есть идея!
Когда Мормонта не было рядом, Дейнерис чувствовала себя настолько незащищенной, что хотелось свернуться в клубочек в углу и там дрожать от страха. Он был ее щитом и доспехами, ее советчиком, ее другом, отцом и наставником, все в одном добром щетинистом лице. Дени практически постоянно чувствовала его присутствие у себя за спиной, а сейчас он сидел прямо перед ней, ее медведь, такой серьезный и сильный. И голодный, наверное.
- Мандарин? – спросила его Дени, протянув над столом руку с половинкой фрукта.

Как бы он хотел сказать, что идея есть; что есть решение, способное разом избавить Дейенерис Таргариен от всех ее проблем, преподнести ей на серебряном блюде сам Железный Трон, но... То, что он собирался сказать сейчас вряд ли возможно будет сравнить с панацеей, способной обратить все трудности на пути серебровлосой королевы в ноль. Он слушал ее слова - и ощущал в своем сердце не просто ревность, но cтранную для его характера отрешенность - разве он не знал? Разве не понимал, что недостаточно хорош для нее? Что недостаточно молод, недостачно знатен, что совесть его недостаточно чиста. Конечно, знал. Но почему тогда так тяжело ему было молчать, глядя в фиалковые глаза, почему слова застревали у него в горле, когда она говорила с ним о других мужчинах, жаждущих заполучить ее руку и возможно, сердце? Тем не менее, сир Джорах слушал ее словно старый добрый советчик - человек, которому можно сказать все, что угодно - и он не удивится, не нахмурится, не отпрянет прочь, что бы не услышал. Черты лица рыцаря оставались спокойны и расслаблены, когда Дейенерис произнесла:
Обрадуй меня! Скажи, что у тебя есть идея!
Таким он должен был быть для нее. Советчиком. Отцом. Братом. Кем угодно. Но только не тем, кто может хотя бы в мечтах претендовать на ее руку; на право просыпаться рядом ней; право сказать "да" перед алтарем какого угодно бога. Какого? Да разве это важно? Все боги на одно лицо - одинаково жестокие, одинаково безразличные к судьбе простых смертных. Одинаково алчущие лишь одного - чужой боли; лишь она способна удовлетворить их воистину непомерный аппетит. Готов ли он и дальше приносить им в жертву собственную душу? Взгляд сира Джораха слегка затуманился - но затем прояснился вновь: усилием воли рыцарю удалось отогнать от себя возникшие не к месту и не ко времени размышления.

-Возможно, идея есть - произнес он наконец, осторожно принимая из тонких пальцев Дейенерис мандарин, благоухающий ароматом юности и... той самой силы, что уже никогда не будет доступна ему, потому что время его прошло. Стоило ли это отрицать? Пожалуй, это было бы даже глупо, если не сказать "смешно". Осознание этого заставило рыцаря ощутить подступающий виток ярости, вот-вот грозящий захлестнуть его рассудок. В серо-голубых глазах зажглись огни, придавая образу мужчины несвойственную ему опасную притягательность.
- Но вряд ли она обрадует королеву
Черты лица сира Джораха словно сделались жестче; рыцарь отвел взгляд от лица Дейенерис, обратив все свое внимание на тот маленький, сочный мандарин, который он принял из ее рук пару минут назад. Как мило...разноцветные подушки, шелка, серебро, золото, пряности, фрукты. Пальцы мужчины слегка сжались - и пряный сок потек по ним, собираясь в тонкие ручейки, стекающие на его запястье а затем и на пол, устланный пестрящей тканью разноцветных тряпок. Чувство омерзения сделалось так сильно, что едва не проступило в чертах лица Мормонта ледяными штрихами. Интересно, течет ли в жилах Ксаро Ксо Даксоса столь же омерзительно липкая, сладкая жидкость?
- Никто не возьмет вас и ваших людей на корабль за одни лишь обещания, это правда. Но если в награду вы предложите самому слабому, самому алчному капитану одного из своих драконов... вряд ли он сможет побороть себя и отказаться от путешествия в залив Работорговцев. - спокойно говорил сир Джорах, в то время как взгляд его все вернее приобретал оттенок металла, а сам он все более утрачивал мирный вид, приобретая поразительную схожесть не с медведем - но с тигром, готовым броситься на противника, в последний момент обнаруживая скорость, проворство и остроту когтей, наличия которых у него и вовсе не подразумевалось в начале.
Никто не заставит королеву сдержать данного ею слова. Никто не заставит ее отдать свое дитя жадному до золота простолюдину. Но обязательно ли ему знать это наверняка?
Слегка склонив голову набок и словно любуясь мандарином, теряюшим в его руках свою соблазнительную сочную полноту, Мормонт произносил последние слова все тише и все больше сокрытой угрозы таилось в них. Внутри его существа словно росла готовая вспыхнуть, ненависть, обращенная ко всему этому пустому и лживому миру, что зиждется на разноцветном тряпье и блестящих побрякушках. Они имеют куда большее значение, нежели все остальное. У кого больше цацек - тот и король. Как же все до омерзения просто.
- А когда вы прибудете на место - Мормонт поднял, наконец, взгляд блестящих глаз на молодую женщину, что слушала его речи - Ничто не помешает вам наказать этих людей, ни во что не верящих, кроме как в свое золото. Они либо признают Матерь Драконов и истинную наследницу Железного трона своей королевой, либо будут уничтожены, как этот мандарин.

Пальцы мужчины сжались так, что побелели костяшки - нет, его лицо не исказилось яростью, в нем была лишь жесткость, делающая человека мужчиной; воином; сильным. Сейчас кровь на собственных руках явно понравилась бы Мормонту больше, нежели этот омерзительно липкий сок, который сиру Джораху хотелось стереть - быстро, резко и немедленно. Он вновь взглянул на свою ладонь - и на сей раз не сумел сдержать выражения гадливости, явственно проступающего в черты. Фрукт, превратившийся в пустую, выжатую оболочку, упал на ковер.
Одно только слово - и тоже самое случится с Ксаро.

Дени перехотелось есть мандарин.
- Ничто не помешает вам наказать этих людей, ни во что не верящих, кроме как в свое золото.
- Они верят в жизнь и ее опасности, Джорах, - Дени смахнула прядь волос с нахмуренного лба. – Нельзя их наказать лишь потому, что они боятся за себя и свои корабли.
Драконы и впрямь умудрялись поджигать все, что горит, а дотракийцы славились агрессией и недалеким умом, с фактами сложно спорить. Так или иначе, в каждом моряке, отказавшем кхалиси, говорил лишь инстинкт самосохранения, который можно было побороть лишь увесистым мешком золота, которого у Дейнерис не было. Пока не было. А то, что золото будет позже, было лишь пустыми словами попрошайки.
Попрошайка…
Это напоминало Дени ее брата. Все, что у них с Визерисом было – это чистая кровь, обещания в громких словах и протянутая за милостыней ладошка, а все остальное досталось лишь благодаря тому, что обещаниям короля-попрошайки верили.
А Дейнерис не верили совсем.
Может, я как-то не так говорю?
Впрочем, недоверие абсолютно не удивляло – риски слишком высоки, а золотом и не пахнет. Поверит ли бывалый моряк красивому титулу и белым волосам?
Глупо, как глупо…
Может, ей стоило иначе одеваться? И не ходить пешком? И брать с собой дракона? Нет, последнее было слишком опасно, а вот все остальное следовало попробовать.
- Они не заслуживают смерти, даже если мне и моему кхаласару придется жить на улице.
Пусть лучше меня называют бездомной королевой, чем королевой-убийцей-невинных.
И откуда в моем медведе столько ярости?
Мормонт удивил ее, раздавив половинку мандарина. Если бы он мог, то на руках отнес бы ее по воде куда бы она ни указала, Дени знала это. Она понимала, что он цеплялся за последние ниточки, пытаясь ей помочь, но смерь невинных – слишком большая цена за корабль, Дени скорей согласилась бы выйти за Ксаро.
- Знаешь что мы с тобой завтра сделаем? – она отложила мандарин в сторону и, оперевшись локотками на стол, придвинулась ближе к рыцарю и заговорила тихим, мечтательным голосом. – Мы выберем самое роскошное квартийское платье, самый высокий плотный балдахин Ксаро и самых молчаливых дотракийцев, которые будут носить его, возьмем с собой Дрогона, который будет скрыт под балдахином, и вернемся туда, где были сегодня. Будем приглашать капитанов под балдахин – мой Дрогон, возможно, впечатлит их. А если им будет мало, и они начнут болтать про дракона, то им мало кто поверит. – Дени прищурилась. – Я посмотрю на лицо капитана фрегата, когда он поймет насколько был не прав. Он будет целовать мне руки, прося прощение.
Но красота мечтаний рассеялась, как только Дени представила вспыхнувший, подобно факелу, балдахин. Как она могла учить своих детей, если у нее совсем не оставалось на них времени?
Как они там, мои крошки?

Странно. Она не возмутилась, не спросила его - как он мог высказать ей подобный совет, не поставила сиру Джораху в упрек его несдержанность, не обвинила в коварстве. Ничего такого не случилось – хотя, пожалуй, он ожидал куда более серьезных последствий, нежели просто непонимания или возмущения. Ровный, мечтательный тон Дейенерис, сам звук ее голоса и смысл сказанного ею - все это было подобно густому бальзаму, обильно пролившемуся на больную, открытую рану, неизвестно, способную ли затянуться хоть когда-либо. Она способна была понимать; осмысливать; способна поставить себя на место другого - с тем, чтобы понять и осознать его чаяния почти так же хорошо, как свои собственные. Это ли не качества истинной королевы, истинной женщины? Злость, почти полностью овладевшая его сознанием, болезненное отвращение к роскоши, среди которой они оба вынуждены были находиться, ревность - неуместная в данной ситуации, но от этого не менее жгучая - все это схлынуло прочь, почти полностью, словно омытое теплым южным течением. Иногда сиру Джораху казалось, что милосердие Дейенерис воистину не знает предела – возможно, и ему стоило просто довериться этому ее качеству и, наконец, открыться? Ведь если кхалиси травяного моря находит в себе силы понять алчных, лицемерных капитанов, то тем более найдется в ее сердце хотя бы капля снисхождения к верному ей рыцарю, на все готовому ради ее благополучия? Уже нашлась – он почти видел это, почти понимал. Однако, несмотря на это, слова словно застревали у сира Джораха Мормонта в горле тяжелым комом, который он раз за разом пытался проглотить точно так же, как глотал доселе всё свое возмущение, обиды и злость, испытываемую им к самой своей не сложившейся судьбе. Все то, что сейчас сказала ему Дейенерис, должен был бы сказать ей он сам; но вместо того, чтобы успокоить юную Таргариен, вместо того чтобы помочь ей найти верное решение, он просто выплеснул наружу свою злость, свою ярость вынужденного вечно скрываться в тени человека – разве так должен вести себя верный и мудрый советчик? Едва ли.
Спокойно, словно и не было того взрыва, словно и не был он причиной гибели ни в чем не повинного мандарина, сир Джорах аккуратно вытер пальцы белой салфеткой.
- Прошу простить мне мою несдержанность, кхалиси – произнес рыцарь, слегка хмурясь и даже жалея в этот момент о тех словах, которые он позволил себе произнести несколько минут назад – Ваше решение достойно истинной наследницы Железного Трона, в то время как во мне говорит воин, привыкший преодолевать препятствия мечом, а не словом.
Сир Джорах слегка склонил голову, словно признавая собственную неправоту перед лицом куда более мудрого и справедливого решения. Пальцы левой руки были все еще липкими от сока – и Мормонту не терпелось омыть их прохладной водой, а затем - забыть как можно скорее об инциденте, которому он позволил случиться.
- Я буду счастлив сопровождать Вас завтра в порт, как и всегда – продолжил мужчина, поднимая на Дейенерис смягчившийся – но в то же время донельзя серьезный взгляд серо-голубых глаз. Глаз северянина. Прохладная сталь вновь столкнулась с исполненным сокрытых тайн пурпуром – сейчас Дейенерис была, пожалуй, как никогда более близка к нему. Сир Джорах почти ощущал ее дыхание, вновь пробуждающее ото сна те чувства, с которыми он только-только сумел совладать во избежание лишних проблем; так было правильно. Так было надо. Зачем же она так смотрит на него, зачем так нежен и глубок ее голос, зачем она так внимательна к нему? Зачем она не выгнала его из своих покоев, когда он выказал ей свою злость, свою агрессию? Так было бы лучше. Неужели она сама не видит? Тем хуже для нее.
- Я счастлив был бы оказаться одним из этих капитанов – внезапно произнес мужчина, слегка подаваясь навстречу молодой женщине и глядя ей в самые зрачки; видел ли он ее сейчас? Так или иначе – но в глазах у сира Джораха потемнело; он ощущал лишь тонкий аромат духов, дразнящий обоняние и заставляющий вскипать и без того горячую кровь. Дыхание его пресеклось, а сердце… Казалось, оно перестало биться. Совсем. Мормонт не ощущал его трепета в своей груди – оно словно замерло, не желая возобновить ход до тех пор, пока он не скажет наконец то, что должен.
- Затем только, чтобы иметь возможность целовать руки королеве моего сердца
Он не узнал собственного голоса. Хриплого, словно принадлежащего умирающему от жажды существу, брошенному среди песков бескрайней пустыни, выхода из которой не было. И не будет – он это знал. Сейчас он словно оглох, ослеп, потерял саму способность ощущать хоть что-то; несколько простых слов резко, разом– вытряхнули саму его душу на разноцветные расшитые золотом тряпки. Осталось только наступить маленьким белым башмачком на ее хребет – и сломать, без жалости, с хрустом. Один раз – и, пожалуй, навсегда. Он не дышал. Не мог. Всего один сильный, глухой удар ожившего сердца едва не взорвал барабанные перепонки, в то же время разрывая на тысячи острых осколков окружающее сира Джораха пространство.
Словно обреченный на смерть – но имеющий право на последнее желание в своей жизни, он коснулся горячими пальцами ее виска, глубоко утопая в жидком серебре волос Дейенерис; ее глаза, и без того большие, вблизи казались огромными, бездонными озерами, призывающими все его существо нырнуть – и достать до самого их дна. Он мог бы провести там целую вечность, но прежде… Следовало найти в себе мужество утонуть.
И он нашел. Уничтожил, выбросил, сжег последние пару миллиметров, что еще служили тонкой преградой огню его страсти – и поцелуй, чистый, глубокий и долгий накрыл высокой волной разрывающийся от криков предостережения рассудок.

- Затем только, чтобы иметь возможность целовать руки королеве моего сердца…
Королеве сердца?
Ее бровки чуть дрогнули от легкого приятного удивления; после смерти кхала Дрого она так редко слышала в свой адрес нежные обращения. Внутри стало жарче как после большого глотка горячего молока. Дени хотела было улыбнуться, но в ее голове вдруг прозвучали слова Чхику, окатив рассудок ледяной водой сомнения.
А что если…
Она не успела даже подумать - Джорах сам ответил на ее безмолвный вопрос.
Щеки ее вспыхнули. Его жесткая щетина колола ей лицо, губы были твердыми и сухими, это совсем не было похоже на поцелуй Дрого – ее Луна и Звезды целовал мягко и влажно. Дени даже подумать не могла, что поцелуй другого мужчины может настолько отличаться. Это было чем-то новым и чужим.
Дейнерис не знала сколько длился поцелуй. От Мормонта, как и всегда, пахло мужчиной, но теперь она не только обоняла его, но и вкушала, ощущая подобный запаху вкус его губ. Она чувствовала его язык, он мягко, будто скромно, касался ее, но как только ее рот против ее же воли раскрылся, она почувствовала, как он нежно коснулся неба и приник к ее языку. Дени медленно отпрянула, оторвавшись от губ Мормонта с чавкающим звуком.
Его лицо оказалось прямо перед ее лицом. Дени почувствовала, как он выдохнул. Его глазам холодного цвета всегда удавалось смотреть на кхалиси с теплом большого доброго медведя, но теперь ей казалось, что они переливаются не только теплом и заботой, но и похотью, самоуверенностью и любовью, любовью к ней, как женщине, а не как к маленькому медвежонку.
Я не его женщина. Я его королева.
Дейнерис вдруг показалось, что еще мгновение и Джорах вновь коснется ее губами. Дени отпрянула, в панике повалившись спиной на подушки, перебирая босыми ногами по полу, отодвинулась чуть дальше, задев пяткой столик. Он сдвинулся, скрипнув ножками по полу, один из кубков тяжело упал на пол и покатился, второй упал на блюдо и рассыпал лежащие в нем фрукты по столу.
Мой медведь, мой большой и сильный медведь, неужели ты надеялся, что я упаду в твои объятья?
Дени беззвучно открыла рот, пытаясь выдавить из себя хоть слово.
Ты все это время видел во мне женщину, а не королеву. Все это время хотел меня!
Сердце ее бешено стучало. Она пожалела, что выбрала тонкую шелковую тунику - соски могли выдать ее возбуждение, нахлынувшее после стольких дней и ночей одиночества.
Вся твоя забота, мой рыцарь, вся она отчасти была ревностью. Ревностью влюбленного мужчины.
- Ты не должен был… - смогла прошептать Дени, но голос ее подвел, и она издала лишь шепот, такой испуганный детский шепот, что ей стало стыдно. Ей казалось, что лицо ее горит, соски выпирают, а глаза панически бегают по лицу Джораха. Она хотела спрятаться, укрыться, чтобы он не видел ее, не смотрел на нее своими холодными влюбленными глазами как хищник на ягненка.
Она заставила себя оторвать взгляд от его глаз и огляделась в поисках чего-нибудь, чем можно укрыться, будто сейчас ей это поможет. Ее рассудок перебирал тысячу слов и мыслей, она не могла поверить в произошедшее, ее разум отказывался это принимать.
Вдруг раздался резкий стук в закрытую дверь. Дени обернулась и растерянно посмотрела на нее.

Волоски были упрямыми и никак не хотели поддаваться пинцету, но… Вот! Еще одно резкое движение и в руках у юнги остался очередной излишне длинный волос. Глубоко вздохнув, капитан «Дохлого кракена» смог предупредить громкий чих, способный разбудить даже боцмана, а уж этот мог спать в бурю и на трезвую голову.
По столу были живописно разбросаны предметы мужского туалета – бритвы, ножницы, щипчики для завивки волос, подвески, черный карандаш, флаконы с духами, мыло, гребешки… Все это покоилось на картах мира, уже порядком затертых, покрытых застарелыми пятнами от вина и морской воды.
Мужчина, сидевший перед зеркалом в изящной старинной раме, украшенной чеканными фигурками обнаженных русалок и водяных, то и дело прибегал к той или иной туалетной принадлежности, поправляя свою внешность в соответствии со своими понятиями красоты. После опасной бритвы на его гладко выбритом лице остались лишь аккуратные усики и бородка, разделенная на две тугие короткие косицы, кисточка каждой из которых была украшена «серебряным оленем». Черные, как смоль волосы этого человека, были спутаны в длинные, ниже плеч, косы, отменно пропитавшиеся за годы странствий морской водой. После этой многократной процедуры косицы хорошо держали форму, а их владелец не беспокоился о прическе даже на самом сильном ветру. Миндалевидный разрез глаз, подчеркнутый черным карандашом, приоткрывал карие живые глаза, внимательно изучавшие отражение мужчины в зеркале.
Покончив с растительностью в носу, капитан откинулся на спинку стула и довольно ухмыльнулся, рассматривая результат своих стараний, при этом явив миру четыре золотых зуба, отнюдь не портивших его белозубую улыбку.
- Воистину, нет существа обаятельней меня.
Суетливым жестом оттолкнув юнгу, мужчина вскочил на ноги, чтобы стоя повязать алую потрепанную бандану, украшенную медными кулонами и косточками мелких экзотических птах (на счастье) подвешенных на кожаные шнурки, поверх своих косиц. Поправляя свои обереги так, чтобы они чуть ли не свисали ему на глаза, капитан судна вновь ухмыльнулся, подмигнув себе в зеркале.
- Только так можно завоевать женщину, мой дорогой друг, только так. Они любят красавцев! Обожают опасность! И тянутся к подонкам.
В образовавшейся паузе капитан оглянулся, обнаружив, что юнга исчез, оставив после себя таз с водой после бритья и пару нечищеных сапог.
- Чертов малый, никто не хочет работать бесплатно, - проворчал мужчина, принимаясь за дело самостоятельно. Уже через четверть часа обувь сверкала после его стараний.
Юнга же так и не явился, хоть капитан время от времени звал его, трудясь над чисткой обуви. Ответом были только крики чаек, да удары волн о борта «Дохлого кракена», достаточно крепкого в свое время судна, пришвартовавшегося в Кварте семь дней назад.
Корабль достался капитану случайным образом: когда он и его команда вошли в заброшенную бухточку на своем потрепанном штормом суденышке, и обнаружили таких же, как они, натерпевшихся от буйства волн, моряков. «Белый ворон», а именно так называлось судно в то время, сел на мель, его команда, состоявшая из железнорожденных, была плохо вооружена. Благодаря численному перевесу люди Ноариса смогли завладеть кораблем без лишних хлопот, но с помощью добрых мечей, а неизвестные берега стали молчаливыми свидетелями жертвоприношения Утонувшему богу, которое устроил новый капитан «Ворона».
- Я не желаю ссориться с богами. Пусть забирает то, что принадлежит ему по праву, – команда громкими криками поддержала своего капитана в тот час, выбрасывая трупы железнорожденных в море.
Однако во время очередного шторма с их посудины за борт смыло ящики со специями, за которые предполагалось выручить значительную сумму, должную покрыть расходы на плаванье и жалованье команды. И Ноарис прибыл в Кварт с практически пустыми трюмами и командой, готовой взорваться бунтом в любой момент. Из всех преимуществ их торгового рейса, помимо воли перешедшего в пиратский, был только корабль, но чего стоит посудина, если нечем платить команде? Те тюки специй, что удалось продать, покрыли расходы лишь на половину, а оставшуюся сумму было необходимо найти любой ценой, дабы вновь выйти в плаванье и вернуться в Вестерос, где капитан смог бы воспользоваться своими сбережениями или взять кредит у одного из ростовщиков Королевской гавани для новой экспедиции.
Крещение «Кракен» прошел еще в тех водах, которые видели смерть его хозяев, и теперь гордо покачивался на волнах порта Кварта. На борту остался только юнга, окончательно охамевший и распустившийся, боцман, и сам Ноарис, утонувший в собственном унынии. Первые дни он часами бродил по набережной, гордо вышагивая на виду у потенциальных пассажиров. Тем не менее, слухи быстро расползлись по городу и уже на второй день весь Кварт знал, что «Дохлый кракен» остался без команды, а его капитан голодранец. Это бесило Ноариса, привыкшего находить выход из любой ситуации и, когда через неделю он так и не нашел пассажиров, которые могли бы покрыть его расходы на жалованье команде, капитан был вынужден прогнуться под условия своих матросов, а именно, пойти на любые отчаянные действия, лишь бы изыскать средства. Иначе люди собрались разойтись по другим судам, на коих вовремя кормили и платили жалованье.
В отличие от судна, имевшего чистое происхождение Железных островов, капитан Ноарис был смешанной крови. Немного тирошийской, немного вестеросской. Его мать был шлюхой с задворок Королевской гавани, а отец – неизвестный тирошийский моряк. От матери Ноарис унаследовал чувственный рот, живой карий взгляд и черные волосы, а от отца – рост, яркую мимику и ловкость, а так же, хоть порой капитану и не хотелось это признавать, алчность. Конечно, отца он никогда не видел, но мать обожала рассказывать мальчику сказки про высокого моряка с огненно-красной бородой, увешенной всяческими безделушками, который однажды не давал ей спать три дня, а после пропал, не заплатив и медного гроша. Ноарис извлек из этой истории только два урока – лучше быть мужчиной, а мужчине стать моряком, что он и сделал, сбежав от матери в десять лет, чтобы устроиться юнгой на какую-то утлую посудину.
Обладая хитрым и находчивым нравом, он поменял за десять лет около восьми судов, заполучив славу весьма расторопного малого. В честь этого соплеменники его отца наняли парня капитаном купеческого судна, которое должно было перевозить специи из Тироша в Пентос. Маршрут был крайне скучен, а корабль мал и беден. Посему Ноарис сделал всего три рейса, после чего продал судно вместе с очередной порцией товара в Лисе и там же приобрел новое. Правда, с тех пор юному капитану был заказан путь в Тирош, но он не печалился этим фактом.
Теперь Ноарис был сам себе хозяин и заработал, наконец, достойную кличку, дополнившую его имя. Ноарис Манукато был знаменит в определенных кругах. Берясь за рейсы, которые несли в себе в основном опасности и авантюры, он нанимался на трудную работу, беря за это тройную плату и всегда выполняя обещания. Но, спустя семь лет постоянных удач, Манукато был вынужден признать, что потерпел первое в своей жизни поражение.
Незадолго до событий, которые вынудили капитана вынырнуть из уныния, он проводил свои дни за распитием скудных запасов скверного вина, сохранившегося после путешествия в его личной кладовой на судне.
- Проклятый «Кракен», мерзкий шторм, вонючие волны, - бормотал он, сидя за бутылкой кислого вина в своей каюте, покачиваясь всем телом в такт волнам. Растерянный взгляд, затянутый поволокой опьянения, скользил по деревянным стенам каюты, спотыкался о солнечные зайчики, плясавшие по потолку, о морские приборы и прочую обстановку. Здесь не было ответа на его вопрос – где взять денег. Зато было забытье, и Ноарис вновь отхлебнул вина, ощущая, как противная кислая жидкость обжигает пищевод благодатным теплом.
- Капитан! Капитан! Капитан! – громкие крики заставили мужчину встряхнуться.
- Что это? Я сплю и это мне сниться?
Расплывчатая невысокая фигура на пороге увлеченно жестикулировала и продолжала долбиться в сознание, орудуя громким голосом, как молотом.
- Капитан! Капитан! В порту королева! Королева!
Ноарис икнул, содрогнувшись всем телом, а после отер рот рукавом, с отвращением рассматривая розовые разводы от вина на уже порядочно грязном полотне.
- Королева...- наконец смог выдавить он, вновь хватаясь за бутылку. В конце концов, все королевы мира его не интересовали в тот миг, когда не было возможности выйти в море.
- Да, королева! Королева Вестероса! Дейенерис Бурерожденная! – звонкий голос мальчика россыпью осколков осыпал воспаленный мозг, от чего Ноарис морщился, как сонный человек от яркого света.
- Королева, - вновь промычал он и, забавляясь, принялся изучать фигурку своего юнги сквозь мутное зеленое стекло бутылки. Она не очень то и держалась в его неловких пальцах, потому юнга то «толстел», то «худел», в зависимости от угла зрения. Ноарис усмехнулся, находя это забавным.
- У Вестероса одна королева, мальчик. Серсея Ланнистер. И она в Королевской гавани, греет своими ягодичками железки Таргариенов.
- Нет! Дейенерис Таргариен! Она в Кварте, ищет корабль для себя и своих людей! Но всей ей отказывают! Боятся драконов!
Юнга вновь «похудел», а его голова слилась с туловищем, Ноарис расхохотался, вследствие этого бутылка выскользнула из руки, разбившись с оглушительным грохотом о доски. Брызги вина живописно украсили карты на столе, рубашку капитана и его лицо.
- И что с того? Драконы, Таргариены… Королевы…
- Ну, как же! Мы можем доставить ее в Вестерос, а она заплатит нам!
- … а после меня вздернут, как последнего мошенника, в Королевской гавани. Ты думаешь, что говоришь?
Мальчик, наконец, вошел в каюту и, приблизившись к капитану, прошептал.
- У нее драконы. Она истинная королева. Никто не посмеет нас тронуть, если Дейенерис получит помощь от Вас, капитан.
Ноарис задумался, слизывая капли вина с пальцев. Был ли у него выход? Не было. Кварт был чужд ему, уроженцу Вестороса. Не доверяя местным дельцам, капитан оставил свои сбережения в Королевской гавани. Добраться до них можно было вплавь, а чтобы плыть нужны были деньги… Вскоре он лишиться команды, останется корабль, который можно будет продать меньше чем за пол цены. Квартийцы прекрасно были осведомлены о состоянии дел Ноариса, и уж вряд ли кто согласиться заплатить ему полную цену. За вырученную сумму капитан сможет вернуться в Вестерос, но на свои сбережения ему остается купить только суденышко годное для рыбной ловли. Представив себя капитаном рыбацкой лодки, Ноарис содрогнулся.
- Продолжай, – прошептал он, внимательно изучая стол в поисках полной бутыли вина.
- Все наши согласны вернуться к Вам, если Вы получите драконью королеву в пассажирки.
- Все? – недоверчиво уточнил капитан, наклоняясь вперед.
- Все, - ответил грубый голос, и вслед за этим в каюту стали входить люди. Разномастная команда «Кракена» состояла из лиссенийцев, вестроссцев, уроженцев Летних островов и тирошийцев. Все они, как один любили своего капитана и все они, как один, готовы были его предать ради наживы.
За это их нельзя было не любить.
- Ну что ж… В таком случае я притащу ее прямо сюда и заставлю плыть с нами, даже если придется столкнуться с ее мерзкими ящерицами! – неуверенно пробормотал Ноарис прежде, чем опорожнить содержимое своего желудка прямо под ноги матросне, огласившей каюту ликующими возгласами.

На следующее утро он проснулся от того, что юнга тряс его за плечо. Малец уже приготовил чистую белую рубаху, праздничный дублет капитана, сшитый из вареной кожи и украшенный золотистыми заклепками со шляпками в виде маленьких рыбок, каждая из которых не повторяла предыдущую по своему рисунку. После процедуры одевания, капитана умыли, побрили, надушили и причесали, приводя в порядок после беспробудного пьянства.
Самолично вплетая монетки в косицы бороды, Ноарис благодарил всех богов на свете, что они даровали ему крепкий организм, не подвластный последствиям похмелья. Эта замечательная черта не раз спасала его во время затяжных попоек с командой и кратких перерывов в плаваньях на суше, когда необходимо было уйти от женщины рано утром, не попавшись ей на глаза после вечера обещаний и ночи страстных вздохов.
Юнга исчез, как исчезла и вся команда, получив от своего капитана обещание исправить плачевное положение. Они верили в него, мог ли он подвести их? Но, прежде всего, самого себя.
- Дейенерис, - прошептал он, пробуя это имя на кончике языка. Вестеросское имя дочери династии Таргариенов. Оно отдавало запахом костра, было на вкус, как зола…
- Соленое, - Ноарис поправил бандану, - как море. Возможно, мы сойдемся.
С этими словами он вышел на палубу, по трапу перешел на причал, кинув несколько монет работнику порта - здоровенному смуглому детине, околачивающемуся рядом с «Кракеном».
- Я вернусь к вечеру. Если хоть одна бутылка моего дерьмового вина пропадет, ты ответишь головой.
Солнце приятно грело макушку, прохожие улыбались высокому статному мужчине, одетому с налетом щегольства и изящными манерами. Он шел, ступая по разогретым камням, царственно кивая красивым женщинам и поглаживая левой кистью рукоять клевца, столь ретиво украшенного серебряными фигурками птиц и рыб, что кинжал скорее имел задачу служить аксессуаром, а не оружием.
Ноарису потребовалось всего пол часа, чтобы найти нужный ему дворец, настолько высокое и пышное здание, что шпили крыш были видны даже из порта. Вилла Ксаро Ксоан Даксоса показалась капитану весьма богатой, что натолкнуло на приятные размышления о хорошей поживе. Что может ждать его по ту сторону двери, он не задумывался. Жизнь научила Ноариса по кличке Манукато думать только о насущных проблемах.
Будучи встречен пышно разодетыми рабами, Ноарис только убедился в своих надеждах на добрый куш.
- Добрые люди, - начал Ноарис, живописно, но изящно сопровождая каждое свое слово взмахом руки, - Я прибыл к Бурерожденной Дейнерис Таргариен, кхалиси Дотракийцев, Матери Драконов и истинной королеве Вестероса с добрыми вестями. Кто может проводить меня к ее величеству?
Ноарис кивнул огромному черному рабу, уставившемуся на него, как на диковинное создание.
- Мой корабль и моя команда готовы услужить Дейенерис.

Дотракийка Чхику.

В Кварте выпускать драконов полетать было небезопасно, поэтому их свобода ограничивалась залом без окон, в котором они уже разодрали все шторы и гобелены, разбили люстру и пару раз устроили пожар. Ксаро Ксоан Даксос пустил слезу, когда впервые после пожара зашел в эту комнату. За ужином он постоянно напоминал Дейнерис, что ту люстру ему подарил добрый друг, которого уже нет, поэтому драконы лишили его памяти о нем, но его утрата будет полностью компенсирована, если кхалиси подарит Ксаро одного дракона, хотя бы самого маленького и худого.
- Кхалиси в тот вечер была сама как дракон, - рассказывала Чхику Орисе на кухне. – Ксаро просит ее подарить своего ребенка! Просит каждый день.
- И зачем королю дракон? Он и так очень богат! - Ориса, рабыня Ксаро, неплохо знала дотракийский, поэтому они с Чхику часто общались.
Они были на нижнем этаже дворца Ксаро, на кухне, где Ориса и работала. Она была толстой и светловолосой, однако красивой. Чхику приметила, что если бы ее кожа и волосы были темнее, то она была бы одной из самых красивых женщин ее кхаласара. Но волосы все портили. Да и таких толстых женщин она до этого не видела ни разу.
Чхигу привезла драконов на кухню, чтобы покормить. В комнате из-за пожаров это не делали уже давно, поэтому к большой металлической клети, куда помещались все три дракона, пришлось приделать колесики, и три диковинных зверя катались в ней на кухню и обратно дважды в день, что их забавляло, судя по крикам. Видимо, им было настолько скучно в четырех стенах, что они радовались даже клети, а может быть просто любили покушать, поэтому всегда пламенно, в прямом смысле этого слова, встречали Орису.
- Этот черный растет как хлеб в печи, - Ориса крутилась с посудой, - и есть простит громче всех. Погляди, какое у него пузо.
- Его зовут Дрогон, - Чхику тоже заметила, что он растет быстрее двух других. – Он самый большой и шумный. Люстру, кстати, он разбил в первый же день.
- Ну и молодец, а то эту махину приходилось каждую неделю чистить от воска, все утро уходило на нее. Подожди, мой маленький, не вопи так громко, я вот себе чай заварю и накормлю тебя.
- Лунный чай? – Чхику рассказывали про него, она узнала его по цвету. – Зачем ты пьешь лунный чай?
- Зачем? – Ориса отпила из кружки. – Я думала, весь кхаласар его пьет, судя по вашим мужчинам. Этот ваш Шого берет меня уже третий день подряд против моей воли. Смотри, все запястья в синяках.
- О, Шого… - Чхику подняла глаза к потолку. – А на меня он даже не смотрит… Шого сильный мужчина, у него будут крепкие сыновья, зачем тебе пить лунный чай?
- Не думаю, что Ксаро понравится, если его рабыня родит маленького черненького младенца с аракхом в руке, - Ориса хихикнула. – А знаешь, что будет, если мужчина выпьет лунный чай? – Чхику отрицательно покачала головой. – Говорят, его мужская сила покинет его на две луны, а может и больше.
- Но зачем мужчине пить лунный чай? – Чхику округлила глаза: чем больше она узнавала о квартийцах, тем больше они ее удивляли, странный народ.
- А мне почем знать, - Ориса пожала плечами. – Ну что ты кричишь так, будто я тебя вообще не кормлю? – драконы били крыльями, вопили, лазили друг по другу, по-дружески кусаясь и царапаясь. – Прожорливые такие, сейчас дам вам поесть, сегодня для вас молодая овечка, - Ориса взялась за тесак и принялась резать сырое мясо.
- Ориса! – на кухню, тяжело топая, ввалился Шого.
- Что? – Ориса посмотрела на него и уперла кулаки в бока. – ОПЯТЬ?
- Не-е-е! – замахал руками дотракиец. – Не. Не. Вино!
Да он пьян! – поняла Чхику.
- Нет вина, оно теперь только для кхалиси, - Ориса вернулась к мясу. – Дотракийцы пьют, как верблюды…
- Как нет вина? Совсем нет? – он принялся ходить по кухне, пытаясь его найти.
- Так сказал Ксаро, - Ориса вернулась к мясу. – Посуду мне не побей, громила!
- Ты пьешь с самого утра? Почему? – Чхику сдвинула бровки.
- Мы… Я, Зохо, Точха там, этот еще… - Шого сделал отрыжку. – Мы хотим идти завтра… вернуться в Красные Земли.
- Как? – Чхику была шокирована. – Почему?
- Кхалиси сядет на морских коней… и… и пойдет в заморские страны по ядовитой воде! Она хочет нашей смерти.
- Смерти? Она – кхалиси. И мы пойдем за ней…
- Она сама сказала, что мы свободны! – Шого повысил голос, продолжая поиски. – Мы можем выбирать сами. Ориса, моя Луна, дай мне хоть воды…
- О, теперь я для него луна, - ворчала кухарка, ставя серебряный поднос с нарезанным мясом в клеть с драконами. Они довольно заурчали, увидев еду, и начали понемногу фыркать огнем, готовясь ее хорошенько поджарить. – А вчера вечером ты как меня называл? Помнишь?
- Ну, Ориса…
- Нет, дорогой, не так!
- Но ведь она наша кхалиси! - после паузы продолжила Чхику, ее стремительно наполнял гнев. - Она нуждается в нас, в каждом из нас, мы должны быть с ней!
- Мы ничего не должны! Мы можем выбирать! И мы уйдем! Воды, Ориса…
- Воды? – Чхику окончательно вспыхнула. – На. Пей. – Она взяла почти еще полную кружку с чаем кухарки и протянула ее Шого. – Это называется лунный чай.
- Лунный потому что его сделала моя Луна? – он улыбнулся, приняв ее от Чхику и отпив большой глоток. – Откуда там трава? – он сделал еще один.
Ориса с каменным лицом посмотрела на кружку, потом на Чхику и опять на кружку.
- Пф, гадость, - он вытер рот тыльной стороной ладони.
- Почему вы уходите завтра? – Чхику успокоила мысль о том, что она отомстила в меру своих возможностей. – Возможно, кхалиси вообще не найдет морских коней.
- Как не найдет? – через плечо бросил Шого, скрываясь за дверью. – Пришел уже их хозяин. Яркая такая птица. Сказал, что повезет королеву. Я сам его видел.
Чхику уставилась в никуда:
Кхалиси сказала, что ей все отказали. Хозяин кораблей, который птица? Здесь?
Как только за Шого закрылась дверь, Ориса, обняв дотракийку за плечи, принялась беспорядочно целовать ее лицо своими толстыми мягкими губами.
- Ты… мое… золото, - между поцелуями говорила она. – Ты… умничка.
Чхику засмеялась, пытаясь отстраниться.
Женщина целует женщину? До чего странные люди здесь живут.
- Да, я…
- И как мне раньше не пришло в голову! – кухарка наконец отстранилась от нее. – Ты спасла меня от этого зверя Шого, этот вечер будет спокоен. Ты мой спаситель!
Ориса вновь чмокнула Чхику в лоб, та хихикнула и потерла место поцелуя ладошкой. Но их отвлек звук падающего тела за дверью кухни. За ним последовал звук, характерный для извержения содержимого желудка.
- О, нет… - с лица Орисы пропала улыбка. – Нет, нет, нет… - она бросилась к кухонной утвари. – Заварю ему еще чая, да покрепче…
- Ориса, ты покормила драконов? – Чхику не сиделось на месте от любопытства.
- Да, остальное оставлю им на ужин.
- Я пойду тогда, - она вынула из клети пустое горячее блюдо с черными от пламени пятнами. Драконы, шипя и размахивая крыльями, бились за последний длинный кусок ягнятины. – Пойду-ка я поскорее…

Сытые драконы вели себя куда спокойнее, чем голодные. Один из них свернулся калачиком в углу клети и дремал, второй сидел рядом и крутил головой, наблюдая за передвижением, третий вцепился в прутья крыши и висел вниз головой всю дорогу.
Одно колесо клети поскрипывало, Чхику быстро шагала по выложенной желтым камнем дорожке под навесом, который выцвел на солнце и был непонятного бледного цвета. Светило яркое обжигающее солнце, навес давал четкие тени, которые едва колыхались от редкого легкого ветра. Дорожка вела к главным воротам, около них стояло хоть и немного человек, но там явно творилось что-то необычное. Чхику остановилась от них на расстоянии – ей нужно было свернуть, чтобы отвезти драконов в их комнату. Ее тут же заметила Ирри и побежала навстречу.
- От него пахнет цветами! – сразу затараторила она, схватив Чхику за локоть. – У него длинные волосы, которые украшены монетками и косточками. Это не колокольчики, конечно, но…
- Он ведь не дотракиец, - Чхику смогла разглядеть гостя и сразу поняла, почему Шого назвал его яркой птицей.
- Да, ну и что… - они вместе уставились в сторону людей.
Гость жестикулировал, говоря о чем-то с рабами и дотракийцами, потом указал вытянутой рукой на горизонт, на что его слушатели ответили протяжным «О-о-о».
- О чем он говорит? – спросила Чхику шепотом.
- Не знаю, - ответила Ирри, не отрывая взгляда. – Я вообще ничего не слышу, когда он говорит… вокруг будто начинаю петь птицы…
Он обернулся к толпе и взмахнул руками, что-то сказав. Потом старательно облизал свой палец, поднял его вверх и замер.
- Что он делает? – Чхику прищурилась, чтобы лучше разглядеть, Ирри молча пожала плечами. – Как его зовут?
- Не знаю, я не запомнила, - Ирри махнула рукой. – Я побежала!
- Куда-а? – Чхику схватила ее за руку, остановив.
Тут дотракийки заметили, что капитан смотрит на них, повернувшись лицом, без движений, широко расставив ноги и держа руки на поясе.
- А-а-а, он смотрит на меня, - запищала Ирри, чуть сгибая коленки от восторга.
- Он смотрит на драконов, глупая! – Чхику дала ей легкий подзатыльник. – Пойди, отвези их в комнату скорее.
- Я уже предложила проводить его к кхалиси! – она попыталась освободить свою руку. – Отпусти ты!
- Конечно! – Чхику фыркнула. – Ты уже насмотрелась, я пойду!
- Нет, не насмотрелась, - Ирри безуспешно выворачивала руку.
- А я одна возила драконов на кухню, ты не помогала! – Чхику заговорила громче. – Визерион даже меня цапнул! – она продемонстрировала мизинец со свежей красной ранкой у ногтя.
- М-м-м… - Ирри надула губки.
- И воду для ванны кхалиси не таскала! – Чхику даже порадовалась тому, что Ирри лентяйка. – Иди, иди.
Опечаленная Ирри взялась за клеть, свернула ее с дорожки и, бросив грустный прощальный взгляд на капитана, ушла. А Чику, довольно улыбаясь, проводила ее взглядом. Беря пример со статных дам, которых видела, она сложила ладошки одна на другую на живот, расправила плечи и медленно двинулась предлагать свою помощь гостю.

- Позже! - ответила Дени на стук в дверь.
- Кхалиси, это очень важно! - ответил ей голос Чхику.
- Войди… - Дейнерис приподнялась с подушек и на мгновение встретилась взглядом с Джорахом.
Все происходило слишком быстро, она даже не могла подумать о том, зачем пришла Чхику, и что такого важного могло произойти; все ее мысли занимал ее рыцарь и его колючая щетина. Ей хотелось поговорить с ним, но она боялась того, что он ей скажет, но сильнее боялась, что в панике сама поведет себя не так, как ей следует. Быть может, появление Чхику только сыграет ей на руку, даст время отдышаться и придумать подходящие слова.
Она подняла с пола подкатившийся к ее ногам кубок и поставила его на стол, принялась быстро собирать фрукты, пряча взгляд.
В комнату вошла Чхику и тихонько закрыла за собой дверь. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но оцепенела, глядя на рассыпанные по столу и полу фрукты, которые быстро собирала ее кхалиси.
- Что случилось, Чхику? - мягко спросила она.
Чхику хотела задать тот же вопрос, но, часто поморгав, быстро, но тихо и таинственно, чтобы ее не услышали за дверью, заговорила:
- К вам пришел хозяин корабля, кхалиси. Он просит встречи с вами, - руки Дени, одна держала несколько виноградин, другая яблоко, замерли над блюдом, даже ее частое дыхание остановилось. - Он красив, моя кхалиси. Речи его сладки, как и запах. А в волосы он вплетает кулоны вместо колокольчиков…
- Капитан-дотракиец? - вот теперь Дени не на шутку удивилась. Она медленно положила фрукты на блюдо и посмотрела на Чхику, та широко улыбалась и теребила кончик своей косы обеими руками.
- Нет, кхалиси. Я не знаю кто он, но не дотракиец.
Дени с силой потерла глаза. Капитана нельзя было заставлять ждать.
- Он один?
- Да, кхалиси.
Дени уже хотела попросить Чхику позвать ее кровных всадников для охраны, чтобы Мормонт оставил их; нужно было избавиться от смущения, которое она испытывала, когда он смотрел на нее, ей нужно было успокоиться и остыть. Но она вспомнила поведение Чхого сегодня на фрегате и передумала.
Рыцарь никогда не портил ее диалогов с капитанами, но сейчас слишком влиял на ее поведение. Однако, без охраны она не могла остаться, поэтому другого выхода не было, придется им вдвоем встречать капитана.
- Пригласи его, а кровные всадники пусть будут за дверью, - Чхику кивнула кхалиси в ответ.
Она широко открыла дверь и жестом пригласила капитана войти.
Он был грациозен. С каждым шагом в его экспрессивном одеянии что-то брякало. Он не был дотракийцем, хоть его волосы и украшали косточки и безделушки, что так привлекло внимание Чхику, но в то же время Дени не могла его назвать вестеросцем, да и явной восточной крови в нем не было. Впрочем, его любовь к украшению своего тела попахивала чем-то восточным. Он напомнил Дейнерис людей, с которыми она встречалась в порту в поисках корабля: рьяных моряков, с лиц и внешности которых стерлось все, что указывало на происхождение, а акценты их сливались в один пахнущий солью и рыбой шум.
Его родина - море, его предки - штиль и буря, а попутный ветер вместо сердца гоняет по венам ром вперемешку с соленой водой.
Как только он остановился, а Чхику, хитро улыбаясь, вышла и прикрыла за собой дверь, Дейнерис поднялась на ноги.
Он был намного выше ее, ей приходилось смотреть снизу вверх. Его духи не могли полностью заглушить запах вина и соли, которая виднелась в волосах. Однако, Дени не могла отрицать, что он был приятной внешности, ухожен и хорошо сложен.
Наверняка в своем полном вооружении, - подумала Дейнерис, подразумевая его яркую внешность. К встрече он явно был готов: аккуратно обведенные глаза, чистая одежда, ухоженные усы и бородка, парадный украшенный кинжал и разнообразие мелочей на кожаный шнурках повязанной на голову банданы.
Она, хоть и будучи королевой, выглядела куда скромнее. Даже волосы, еще окончательно не высохшие после ванны, не были заплетены и просто струились по плечам. В ней возникла тень сомнения, он мог не узнать кхалиси в маленькой босой девчонке в простых висящих на ней штанах и тунике, ничем не украшенных кроме скромной сетки.
- Я - последняя из рода Таргариен, Дейнерис Бурерожденная, кхалиси и истинная наследница Семи Королевств, - она произнесла это, чуть подняв подбородок, и замерла в ожидании, когда ее неожиданный гость представится.

За время, проведенное в путешествиях по миру, Ноарис прожил не одно приключение, повидал не одну страну и уже практически разучился удивляться, но чужое изумление он воспринимал спокойно. По этому, когда вместо того, чтобы отвести посетителя к Дейенерис, его окружили со всех сторон рабы, занявшиеся подробным осмотром одежды и украшений гостя, он милостиво отдался в их руки, отвечая на вопросы столь любезно, будто их задавали благородные господа.
Тоненькая девушка со смуглой золотистой кожей в молчаливом изумлении трогала волосы капитана, мальчишка лет тринадцати дергал за черепа птах, украшенных резьбой и серебряными оправами, старик в красных шароварах тянул Ноариса за бороду, желая попробовать серебряного «оленя» на зуб.
- Вы капитан? – детский голос первым пробился через смущенно-возбужденный гул голосов взрослых.
- Да, малыш, - снисходительно ответил Ноарис, пытаясь выдрать свою бороду из цепких костлявых рук старичка.
- Значит, Вы много плаваете и видели мои земли… - протяжно сделала вывод толстуха, выбравшая тактику отдаленного изучения гостя.
- Все возможно. И, как мне кажется, сейчас я могу сбиться с курса, – размашистым жестом подкинув клевец, Ноарис подвесил его на свой широкий кожаный пояс, после чего хорошенько обслюнявил указательный палец, задрав его вверх.
Группка рабов отшатнулась от гостя, образовав почетный круг свободно пространства в три шага. Все лица с изумлением изучали действия заморского капитана, который с нахмуренным озабоченным лицом пытался понять, в какую сторону дует ветер.
- И так… - Ноарис резко развернулся на сто восемьдесят градусов, при этом все его обереги громко звякнули, а им вторил зойк толпы. Он уже собирался заявить, что все ветра мира зовут его в дом, как вслед за рабами вскрикнул сам.
Порт Кварта был полон слухов, которые передавал из уст в уста – драконы вернулись, волшебство обретает силу, грядут большие перемены! Но большинство людей предпочитало не верить новости, гораздо выгодней было вести прежний порядок. Ноарис не относился ни к тем, ни к другим, считая, что стоит верить только в то, что ты видел своими глазами.
Прямо перед капитаном стояла клетка, в которой непосредственно и мило резвились три великолепных дракона. Нос капитана, буквально настроенный на поиск авантюр, с шумом впустил и выпустил воздух, будто его хозяин был собакой, наткнувшейся на след медведя. Вот только дракон лучше медведя. . .
Расплывшись в улыбке, Манукато танцующей походкой приблизился к клетке на несколько шагов, пожирая взглядом чудо, которому будто не было и дела до окружающего мира: драконы даже не обратили внимания на диковинно разодетого мужчину, как зачарованного глядящего на них сквозь прутья. Милые хорошенькие девушки, сопровождавшие драконов в их клети, возобновили свое движение, увозя своих подопечных.
Ноарису показалось, что солнце померкло, цветы перестали благоухать, а птицы в садах Кварта прекратили свое сладкое пение. Он ждал чуда с того самого первого дня, когда мать рассказала ему сказку о Таргариенах и их драконов. Эта история была даже любимее, чем история про отца Ноариса, которую он впоследствии возненавидел.
В миндалевидных глазах вспыхнули впервые за последние несколько недель огоньки азарта. В честь чего капитан указательным пальцем разгладил аккуратные черные усики, с и без того идеально уложенными волосками.
Одна из девушек, присматривающих за драконами, бросила свою товарку и забрала, наконец, гостя от излишне любопытствующей толпы, заворожено смотрящей в спину капитану. Бедные люди, видевшие только стены виллы хозяина, Ноарису было жаль их, но только до той поры, пока он не увидел драконов. Они напрочь вынесли все другие мысли. Теперь он не хотел заполучить королеву драконов в пассажирки, он жаждал этого.
Мягко, словно кошка, он ступал вслед за своей провожатой, стараясь не отставать от нее, но при этом и не терять ничего из виду. Бывать в таких богатых домах Ноарису удавалось не часто. Ступая по розовому с прожилками мрамору, он то и дело всматривался в гобелены на стенах, порой прикасался кончиками пальцев к чеканным вазам из золота, расставленным вдоль лестниц. Взгляд ценителя ласкал витиеватые узоры, внимательно изучал сложные переплетения мотивов. В который раз порадовавшись, что явился на встречу без юнги, который непременно прихватил бы что-то с собой из безделушек дома, Манукато ловил себя на мысли сделать это вместо мальчишки.
Дотракийка, волей судьбы выступившая провожатой среди пышной роскоши дворца, скрылась за богато расписанной дверью, захлопнув ее прямо перед носом у Ноариса, от чего тот скорчил недовольную мину.
- Не люблю тайны, которые скрыты от меня, - поведал капитан дверной ручке, а сам, заложив руки за спину, принялся прохаживаться вдоль стены, сопровождаемый тихим позвякиванием своих украшений. Левая рука сама собой легла на рукоять кинжала, играя с приделанными к ней подвесками.
Ожидание было нестерпимым, по этому, когда служанка вновь отворила двери, чтобы впустить капитана, он сделал только два широких шага, чтобы оказаться в вожделенных покоях кхалиси дотракийцев.
Взгляд живых, почти черных глаз охватил всю картину разом, приметив светлые палаты изгнанной дочери Таргариенов, мягкие подушки, богатство и разнообразие тканей, побрякушек, цветов и прочей мишуры… Но быстро остановился на юной деве – маленькой тоненькой девушке с белыми длинными волосами, точеным личиком, но не это привлекло капитана, а ее широко раскрытые глаза необычного цвета, опушенные стрелами ресниц. Большой ценитель женских прелестей и характеров, Ноарис сразу распознал в стоявшей перед ним хорошенькой девочке, стержень сильной личности. Быть может, она еще сама не знала о нем, но ее мимика кричала об этом.
Сделав еще один шаг вперед, на этот раз не размашистый, а полный грации и изящества, словно Ноарис собирался танцевать, а не здороваться, капитан поклонился, приложив растопыренную кисть к груди, символизируя этим сердечную радость встречи; а после поприветствовал королеву на морской манер – вскинув правую руку вверх с оттопыренными двумя пальцами (в то время, как остальные были сжаты в кулак), которыми он взмахнул прямо у своего лба, так и не коснувшись своей банданы, на все движения хозяина отзывавшейся бряцаньем привязанных к ней побрякушек. Широкая не без нотки лукавства улыбка украсила молодое лицо, показав золотые зубы, вставленные Ноарисом еще в его пребывание на Лисе.
- Я вижу, Ваше величество, - чуть покачиваясь, выдал он, сопроводив свои слова подмигиванием. – Ноарис Манукато, капитан «Дохлого кракена». Отличного судна с превосходной командой. Манукато – значит «ароматный» в переводе с тирошийского, а «Дохлый кракен» стал дохлым… - Щека Ноариса нервно дернулась: расслабившись из-за теплого приема, он едва не сболтнул то, что могло отвернуть клиентку от его услуг. Кто знает, как предполагаемая королева отнесется к тому, что он убил ее подданных, дабы завладеть посудиной?
-… потому, что это доброе название, - выдохнул Ноарис растерянно и с небольшой заминкой, но обаятельно улыбнулся, блеснув золотым зубом, вновь взмахнув рукой, чтобы подкрепить сказанное жестом.
Конец превосходного представления был скомкан, что немного подпортило настроение капитану, оставалось надеяться на то, что более проколов не случится.
В этот миг Ноарис, наконец, позволил себе обратить внимание на еще одно действующее лицо покоев Дейенерис Таргариен. Высокий детина, поросший рыжеватыми волосами, смахивающий на корабельную мачту, стоял подле королевы, еще больше подчеркивая ее хрупкость. Рот Манукато дернулся на какой-то миг от отвращения. В стойке мужчины он сразу выявил его связь с рыцарством. Моряк никогда не поймет того, кто предпочитает ездить на лошади, размахивая железом на турнирах.
Стараясь не смотреть на рыцаря, Ноарис вновь обратился к Бурерожденной:
- Я решился потревожить Ваш покой, узнав о том, что Вы ищете корабль…

Дени казалось, что она выглядит лохматой и растерянной. Смущение еще обжигало ее щеки и не давало замедлиться ритму сердца. Джорах был за ее спиной, как и всегда; как и всегда он был серьезен и одним своим видом внушал страх перед холодом стали; но Дени чувствовала его рядом теперь совсем иначе, она ощущала его присутствие кожей, его дыхание будто касалось ее, легко и ненавязчиво, пусть и стоял Джорах на расстоянии, но ощущение было ясным, как день, и шло изнутри ее тела.
«Дохлый» - доброе название? - Дени смутило это.
Капитан не казался ей серьезным, больше смахивая на шута, чем на владельца корабля. Мимика и жесты его были экспрессивными и лишними, но кхалиси за дни безуспешных поисков капитана привыкла к странно одетым безумцам.
Безумец… – эхом отозвалось слово в ее голове. – Джорах, мой рыцарь, ты безумен…
Ее наполняла ярость, тут же сменяемая жалостью и милосердием. Ей хотелось повернуться к нему, подарить громкую пощечину, назвав дураком, прогнать и больше никогда не видеть. Ей хотелось обнять его, поцеловать в щеку и объяснить, что она не может быть его женщиной. В конце концов, ей хотелось отдать свое изголодавшееся тело в его большие нежные руки и снова почувствовать вкус любви. Ей хотелось всего этого одновременно, сейчас, немедленно, в эту секунду. А вместо этого ей приходилось смотреть на лестную широкую улыбку, обнажающую золотые зубы.
Прогнать… – вновь зазвенело в ее голове. Прогнать всех, запереться, упасть на подушки и заставить свое сердце решить чего оно хочет.
Но я знаю, чего хочет мой разум, – здесь не нужно было думать, Дейнерис знала это всегда и не забывала ни на мгновение. - Мне нужна справедливость. Мне нужен трон. Мне нужен корабль.
И ниточка, за которую она могла ухватиться, стояла прямо перед ней, благоухая и сверкая глазами.
Манукато, – повторила кхалиси про себя, - как мягко и приторно это имя звучит по сравнению с «сир Джорах». Как глупо, как бессмысленно сравнивать даже их имена – Дени знала это и почувствовала безумной себя.
Я выгляжу полной дурой! – вдруг решила она, понимая, что пауза затягивается. - Джорах! Это все из-за тебя! Из-за твоей несдержанности! Или любви? Или похоти? Нет… Нет, разве мой медведь способен на похоть?
Но она уже не была уверена, что знает его достаточно хорошо, чтобы делать выводы. Она должна была узнать, должна была услышать от него самого ответы на все ее вопросы и только после принять свое обдуманное взвешенное решение.
А пока между ними стояла стена, ослепляя своей экстравагантностью и грацией, барьер, который нужно было преодолеть сию минуту.
Наверняка Манукато всего лишь очередной наглец, готовый принять кхаласар на борт и отвезти его дюжину раз на край света и обратно, лишь бы я заплатила ему одним из своих драконов.
Вопросов к нему было много, начиная от названия корабля и заканчивая его размером и состоянием, но все они были мелкими брызгами солнечного света вокруг главного вопроса, которые потеряют всякий смысл, если ответ капитана не устроит Дейнерис:
- Капитан Ноарис Манукато, - она заглянула ему в глаза, сжав кулачки, - чего Вы хотите взамен своей помощи?

В комнатах, давших приют изгнанной королеве Вестероса, витало напряжение и Ноарису начало казаться, что он прервал какой-то весьма важный разговор. Чувство тревоги охватило его сердце при мысли о том, что какой-то ловкач уже мог опередить Манукато в предложении перевезти Дейенерис со свитой и драконами в Вестерос или куда там она еще пожелает отправиться.
Взгляд капитана перебегал с лица рыцаря на хорошенькую мордашку Таргариен в поисках ответа, явно заблудившегося в их головах. Внутренне напрягшись, капитан уже приготовился к торгам. Он даже был готов дать цену ниже, чем его предполагаемый конкурент. Вот только стоило узнать эту сумму; кто знает, быть может, сделка окажется убыточной для Манукато и шкурка не стоит выделки...
Прикидывая свои долги, убытки от простоя корабля в порту, плату за стоянку, жалованье команды и сумму, необходимую для того, чтобы вывести судно в новый рейс, капитан уже четко знал, что ему требуется. Просить драконов у миловидной наследницы Таргариенов он не собирался. Слишком высока была подобная цена как для королевы без трона, так и для капитана. Будучи большим поклонником сказок своей страны, Ноарис кое-что знал о драконах, как и то, что они повинуются только Таргариенам и то, что ящерицы, несомненно, растут. Что делать с неуправляемым гигантским ящером, плюющимся огнем, в море на деревянном судне, он не знал, зато прекрасно осознавал их стоимость.
- Я буду банален, государыня, - улыбнулся Ноарис, делая еще один небольшой шаг навстречу Дейенерис, - мне нужны драконы.
Судьба корабля, команды и самого Манукато сейчас покоилась в кулачках этой милой девочки, в которой только сейчас Ноарис смог заметить женщину, всмотревшись в ее точеную фигурку, натянутую, как струна. Личико Дейенерис могло бы быть и детским, но в порту ходили слухи, что она давно рассталась с девичеством, выйдя замуж за дотракийского кхала, подарившего ей сына. После счастье отвернулось от нее, отобрав мужчину и дитя, однако это явно не сломило ее.
- Золотые драконы, моя королева. Живые мне ни к чему.
Ноарис выпрямился, сложив руки на груди и перестав гримасничать. Только в его живых глазах горели огоньки, выдающие подвижную, склонную к авантюрам натуру. Внимательный взгляд прошелся по Дейенерис от макушки до пяток, словно капитан пробовал ее на вкус, но на губах Ноариса играла доброжелательная вежливая улыбка, дающая понять, что он согласен сбросить цену, однако многого от подобных торгов ждать не стоит.
- Пять тысяч меня вполне устроит и место на корабле Ваше. «Кракен» оснащен великолепными вместительными трюмами, где поместятся Ваши драконы и лошади дотракийцев. Мой кок готовит превосходные блюда. А в капитанской каюте Вы найдете уютное гнездышко, ничем не хуже, чем эти покои, в которых живете сейчас.
Уж если королева согласится на условия «Дохлого кракена», то почему бы и не отдать ей свою каюту? Вот только приказать юнге убраться в ней и покрасить заново потолок, двери…

Казалось, ничто не способно было поколебать невозмутимость сира Джораха - ни экстравагантность капитана, ни напряжение, буквально скапливающееся у самого потолка, ни звук голоса Дейенерис, который сейчас казался Мормонту не таким, как обычно. Внимание рыцаря почти целиком сосредоточилось на капитане "Дохлого кракена" - серо-голубые глаза мужчины слегка сощурились, внимательно изучая наряд и повадки визитера, сир Джорах смотрел, слушал, делал выводы, обдумывал возникающие вопросы. Словно далеко в прошлом остался момент, когда он, потеряв голову, посмел увидеть на месте своей королевы женщину, нуждающуюся в любви и защите мужчины - да и было ли все это на самом деле или быть может, рыцарь уснул на несколько мгновений и все произошедшее ему приснилось?
Эйфория, сладким вином воспламеняющая кровь, постепенно испарялась прочь, являя взору сира Джораха уродливые очертания реальности, о которой он на некоторое время забыл. Как смешно, должно быть, выглядела эта ситуация со стороны и как смешон был он сам - взрослый, видавший виды мужчина, разглядевший в шестнадцатилетней девочке-королеве женщину, что он должен сказать ей после того, как аудиенция, данная капитану Ноарису, подойдет к концу? В сердце Мормонта гнездилась гранитная уверенность в том, что это будет первый и последний разговор не о делах или политике между ним и Дейенерис Таргариен. Быть чужой игрушкой и вечным неудачником в делах любви - такая перспектива ожидает сира Джораха, если он вновь сдастся слабости характера и позволит себе совершить вторично ошибку, которую раз уже совершил - и расплатился за нее перед старыми и новыми богами сполна. Даже более чем. Второй раз, кроме как своей собственной жизнью, платить ему будет нечем.
Дейенерис Таргариен никогда не сможет быть с ним, как женщина с мужчиной - это было ясно, как день. Насколько непроходимым идиотом он должен был оставаться для того, чтобы не понимать такой простой истины? Ты должен любить ее как королеву - не как женщину - говорил себе Джорах Мормонт, выше поднимая подбородок и приобретая оттенок ожесточенности в чертах - Такой любви ей будет от тебя более чем достаточно.
Должно отдавать женщине лишь то, что она хочет получить - не менее но и не сверх этой меры. Нет дара более ценного и редкого, нежели собственное сердце - но разумно ли вышвыривать самое дорогое что есть у тебя - в грязь, под ноги женщине, не нуждающейся в твоей любви? Зачем делать это? Чтобы потом собирать пыльные осколки, тщетно стараясь склеить из них уродливое подобие того богатства, коим ты обладал до этого? Неужели жизнь ничему не научила тебя, сир Джорах Мормонт? Неужели так сложно просто взять и понять - один только раз?
Найди себе женщину, идиот. Сделай это.
На мгновение сир Джорах позавидовал разряженному капитану Манукато, что стоял сейчас перед ними, сверкая огнями в черных глазах. Этот человек свободен от всего на свете - он никому ничего не должен, никому ничем не обязан. Он сам по себе. Увы, Мормонт вряд ли сможет когда-нибудь жить так же: слишком поздно. Себя не переменить. Он станет служить королеве Дейенерис, потому что в этом состоит смысл его существования, он бросит ей на алтарь саму свою жизнь, но... не свою душу. Это - нет.
Хватит. Пора подумать головой - хотя бы раз за тридцать четыре прожитых года. Он бросил мимолетный взгляд на девичью фигурку, что стояла спиной к нему.
Черты лица Мормонта были спокойны сейчас, словно ровная морская гладь во время штиля - он не собирался выпускать наружу ни единого признака присутствия мыслей, посвященных Дейенерис - равно как и демонстрировать враждебного отношения капитану Ноарису, тем более что тот оказался по-видимому, самым адекватным человеком из всех тех пестро разряженных попугаев, коих они с Дейенерис встречали доселе. Название корабля Манукато уже не так смущало слух Мормонта, привыкшего к нелепым словосочетаниям за время пребывания в Кварте. Хорошо еще, что неведомая посудина не носит названия "Пьяная русалка" или "Ароматный стюард" - хотя конечно, "Дохлый Кракен" звучало куда экстравагантнее, на вкус сира Джораха. Цена, названная капитаном, так же показалась Мормонту достаточно приемлемой, вот только...
- У нас нет таких денег- лаконично ответствовал мужчина, делая шаг вперед и явно не намереваясь играть роль безмолвной статуи на этих переговорах. - Иначе мы бы уже нашли корабль.
Спокойный, осмысленный серо-голубой и искристый черный взгляды столкнулись; какими же разными были эти двое мужчин. Разные цвета, разные темпераменты и несомненно, разные цели. Цену, названную капитаном, нельзя было назвать высокой. Но даже этого - заплатить ему они не могли. Что может заставить этого человека отвезти из в залив работорговцев за в два раза более низкое вознаграждение? Кто он вообще такой? Не шпион ли Вариса? Правая рука, доселе лежащая на рукояти меча, соскользнула вниз; сир Джорах стоял сейчас почти совсем рядом с Дейенерис Таргариен - маленькой и хрупкой королевой, чья серебряная макушка едва могла коснуться его плеча, если бы они встали друг к другу вплотную.
- Мы можем предложить только две тысячи золотых драконов... сейчас
Пока что доброжелательная манера ведения беседы нравилась Мормонту - кто знает, быть может им действительно удастся договориться? Шутки шутками - но судя по всему, этот Ноарис Манукато их последний шанс.

Теперь его дыхание коснулась ее по настоящему, пустив волну щекочущих мурашек по лопатке, талии, бедрам. Дени чуть повернула голову и взглянула на него снизу вверх - такого холодного, что лед его глаз обжигал и оставлял ожоги даже на ней, на драконе, пусть на маленьком и беззащитном, но драконе.
- У нас нет таких денег, - он был прав, Дени опустила взгляд. - Иначе мы бы уже нашли корабль, - и в этом тоже.
Он был со мной каждый день на рынке, был моей тенью и щитом, моими высокими каменными стенами, которые умеют слушать. Но Джорах все равно произнес:
- Мы можем предложить только две тысячи золотых драконов... сейчас.
Сколько раз он слышал категорические отказы от такой цены? Сколько он видел изуродованные смехом рты, брызгающие слюной от возмущения? Сколько еще он должен увидеть и услышать, чтобы понять, что ни один капитан не согласится на подобную сумму?
- И в пять раз больше сверх этого, - добавила Дени поглядев на капитана, стараясь удерживать подобающий голос, - после того, как я займу трон Вестероса.
Обещания не были звоном монет. Они, пусть громкие и величественные в голосе кхалиси, на самом деле звучали так тихо, что их едва можно было расслышать, подобно песку Красной Пустыни, что сочился сквозь пальцы королевы и сливался с необозримым морем такого же песка.
- А так же мою глубочайшую благодарность от лица Семи Королевств, - голос подводил ее, выдавая мольбу о помощи, что пронизывала каждое ее слово тонкой алой нитью беспомощности, - и титул лорда со всеми привилегиями, место при королевском дворе, замок и земли, - голос ее становился тише, выплескивая в гласных звуках раздирающую изнутри неуверенность, которая отражалась в больших глазах Дени горем и паникой, - если Вы этого пожелаете... - ее голос погиб до того, как она успела договорить, скомкав последнее слово.
Все бесполезно. Все - пустые слова, звук, что зря тревожит воздух.
Дени отчетливо представила, как после коротких речей о глупости «королевы» Ноарис скроется с ее глаз, уходя хлопнув дверью. Как бряканье его одеяния, запах его духов и блеск золота во рту сольются в один комок вместе со слюной капитана, что плевал на палубу, отказывая брать на свой корабль срущих животных, вместе с широкими белыми рубашками команды фрегата, вместе с чистым валирийским языком, которым так хорошо владел их капитан, вместе с мачтами, парусами и веслами... Все это вновь станет одним огромным комом в груди маленькой королевы, который не дает ей спать по ночам, не дает ни есть, ни пить в удовольствие, который мешает ей жить и двигаться вперед.

Слово клиента закон, но не всегда – это была любимая фраза Манукато, часто употребляемая им в переговорах с купцами. Ноарис внимательно выслушал рыцаря и его госпожу, практически наяву наблюдая, как его корабль идет ко дну с оглушительным грохотом и треском ломаемых стихией судьбы досок.
- Я был бы счастлив, если бы мой будущий титул лорда наполнил паруса «Кракена» добрым попутным ветром, но ни земли, ни лордство, ни обещания, ни благодарности не помогут вывести судно в море.
Встряхнув головой, отчего обереги громко звякнули, чтобы прогнать унылое видение с глаз долой, капитан вновь обратил взор к Дейенерис. Женские мольбы, грустные глаза и поджатые от желания расплакаться губки всегда трогали его сердце, если только просьбы не касались личной свободы и стремлений самого Манукато.
Ни одни ресницы в мире не могли подарить ему море, ни одна, даже самая пышная и упругая грудь не окупит затраты на содержание корабля и команды, ни одни губы не спасут мужчину, падающего в роковую яму долгов, если только… Если только…
Двигаясь как кошка, Ноарис в один шаг оказался рядом с Дейенерис Бурерожденной, опаляя своим дыханием и жарким взглядом, словно раздевающим ее на глазах у гостя и телохранителя. Мягко, но жадно осмотрев преданную своими подданными королеву Вестероса, Манукато вперил взгляд в ее зрачки, словно пытаясь найти в них отражение чего-то – не то лжи, не то еще каких-то обещаний, так и не готовых сорваться с ее губ. Тонкая, жилистая рука с изящными пальцами, унизанными перстнями с разнообразными каменьями грубой отделки, протянулась к волосам королевы, поправляя пряди, упавшие ей на грудь. Убрав локоны ей за спину нежным заботливым жестом, Ноарис улыбнулся чарующе и загадочно, смотря прямо в фиолетовые глаза напротив себя.
Но в следующий миг золотые зубы блеснули в оскале обаятельной улыбки, адресованной здоровяку с мечом, глаза полыхнули зловещим огнем, словно их хозяин только что получил угрозу, а не предложение скинуть цену.
- Ну, нет, так нет.
С этими словами Ноарис развернулся к дверям, вскинув скорбный взгляд к невидимым в каменных покоях небесам, словно скорбя вместе с королевой о том, что сделка не свершилась. Почти наяву он слышал похоронный звон сотен колоколов, которые прозвонят по нему, стоит только вернуться в порт с пустыми руками.
Капитан дошел до двери и уже взялся за дверную ручку, но напоследок развернулся в пол оборота к королеве и подмигнул ей, вновь улыбнувшись.

Последние минуты происходящего в этих комнатах напоминали скорее какую то злую игру, смысл которой был плохо понятен сиру Джораху Мормонту. Мольбы Дейенерис возможно, заставили бы дрогнуть сердце рыцаря, поклявшегося защищать слабых - но сердце человека, для которого смысл имеет лишь звон монет?! Обвинять капитана за это было бы верхом глупости - две тысячи драконов воистину ничтожная сумма за такой груз, но ведь пяти и даже четырех тысяч у них действительно не было, если только сир Джорах не решится проткнуть мечом живот Ксаро и вытряхнуть из короля Кварта недостающую сумму. Но если он это сделает, тогда им сгодится любой капитан вместо того разряженного морского волка, который...
Поведение Манукато с трудом поддавалось объяснениям, которые сир Джорах вообще был в силах сам для себя отыскать. Доселе достаточно вежливый и сдержанный - не смотря на пестроту своего наряда - теперь капитан демонстрировал достаточно пренебрежительное отношение к королеве, оказавшейся на поверку всего-навсего маленькой, лепечущей детский вздор девочкой, в глазах Ноариса так точно. Сам сир Джорах категорически не одобрял последнего сказанного Дейенерис Таргариен - но что сделано, то сделано и забрать обратно уже произнесенные слова невозможно. Как хищник впервые чувствует вкус крови - так и Манукато наверняка ощутил вкус чужой слабости, а вслед за этим потерял и всякое уважение к той, кого всего какую-то минуту назад сам готов был зазывать на свою посудину. Неужели, идя сюда, он не удосужился узнать, почему все предыдущие капитаны отказали истинной королеве Вестероса? Будь у них пять тысяч драконов, ни кхалиси, ни ее кхаласара уже бы здесь не было. Что он хотел показать этим заботливым касанием к белым волосам? О чем думал, когда впивался в пурпурные глаза чересчур уж внимательным взглядом, и что хотел выказать, осматривая Дейенерис с такой деловитостью, словно она сама была живым товаром? Неужели допускал в своих мыслях возможность предложить ей расплатиться натурой? Тогда это можно было бы воспринять с его стороны скорее как издевку, ведь если у Ноариса Манукато действительно нет возможности вывести корабль в море без пяти тысяч драконов, то чем ему помогли бы девичьи поцелуи? Именно поэтому - видят боги, если бы он это сделал, меч уже покинул бы кожаные ножны на бедре Джораха Мормонта. Пока что рыцарь не спешил прибегать к помощи оружия - ведь капитан уходил, а много ли доблести в том, чтобы направить острие меча в спину торговца? Хоть рыцарская честь сира Джораха давно запятнана и поругана прошлым, втаптывать собственное достоинство в грязь снова Мормонт не спешил.
Время утекало, словно песок сквозь пальцы - и утекало безвозвратно. Смуглые пальцы Манукато коснулись ручки двери, а его последняя улыбка... Казалось, от нее разит издевкой, как от дохлой рыбы - застарелой тухлятиной.
- Постойте
Голос Мормонта словно прорезал наполненное сладким ароматом пространство ледяным клинком; глаза рыцаря, и без того холодные, сейчас сверкали всеми льдами Севера вместе взятыми - если он и испытывал злость или ярость, чувства эти надежно сокрылись под толстым панцирем льда. Лоб сира Джораха прорезала глубокая вертикальная морщина, черты лица обрели еще большую остроту и четкость, чем это было доселе. Перед лицом вполне реальной проблемы, перед лицом ускользающей от Дейенерис Таргариен удачи, рыцарь словно прибавил десяток лет к уже имеющимся тридцати четырем годам. Если он не договорится с этим капитаном, никто из них больше не договорится ни с кем и никогда.
Так и не коснувшись рукояти оружия, Мормонт подошел к двери и, остановившись напротив капитана, взглянул морскому волку в лицо. Глаза рыцаря, чуть сощуренные, отражали в себе что-то сродни холодной, обреченной усталости человека, который, переступив через самого себя, решился предпринять последнюю мирную попытку договориться - и грань, до которой он мог дойти без потерь, уже осталась позади.
- Нам нужно покинуть Кварт как можно скорее - сухо и серьезно произнес сир Джорах, и тон его давал понять Манукато, что все шутки-прибаутки, а вместе с ними и лживая учтивость - остались позади. - Предложить все, что у нас есть - сразу - было бы безумием. Три тысячи золотых драконов должны помочь Вам вывести в море корабль
Сир Джорах оперся локтем о дверной косяк; после сказанного в лицо Манукато черты самого Мормонта наполнились еще большей усталостью. Видят боги, переговоры - не его конек. Он привык решать мечом практически любые встающие перед ним вопросы, но сейчас... что толку от пролитой крови?

Спокойно, Дени… – повторяла она себе, сжимая кулачки так, что ногти больно впивались в ладони, когда Манукато пожирал ее тело своими обведенными черным глазами.
Спокойно, Дени… – повторяла она себе, пока Ноарис разглядывал ее глаза, будто аквариум с рыбками, в поисках драгоценной жемчужины.
…, Дени… – мужчина коснулся ее волос, а она задержала дыхание, будучи уверенной, что скоро аромат, исходивший от него, окончательно сведет ее с ума.
Он играет со мной, – это было ясно, как и то, на что намекал его поступок.
Дейнерис боялась думать о том, что творится в голове Джораха Мормонта.
Пора брать себя в руки.
В конце концов, ничего страшного не случилось. Будет момент, когда она поговорит с Мормонтом и приведет мысли в порядок. Будет и момент пожаловаться, поплакать, не скрывая свое тупиковое положение и отчаяние. Будет момент побыть девочкой. А сейчас пришло время выкинуть из головы все лишнее и стать королевой.
Джораху не понравится то, что я должна сделать, – главное в этом предложении было слово «должна». Проскользнуло мимолетное сожаление о том, что Дени все-таки не попросила Джораха оставить их. Это решило бы главную проблему, которая тревожила кхалиси, покрывая кожу рук мурашками - она боялась, что лед рыцаря не выдержит напора наглости капитана, и у Дейнерис появится возможность полюбоваться на его мозги, размазанные по стене, а также на сам процесс создания этого произведения. Впрочем, она также боялась, что сама не выдержит, если он коснется ее. Дени не знала, возможно ли на самом разбудить в ней дракона, но проверять не хотела. Ноарис коснулся только ее волос, и она облегченно выдохнула, когда он отпрянул от нее.
- Три тысячи золотых драконов должны помочь Вам вывести в море корабль. Да, Джорах, Манукато решил, что мои глаза – тайник с золотом, а волосы – серебро.
Он будто не видел что произошло. Хотя, три тысячи были уже больше половины той суммы, что предлагал гость, как капитан корабля; как мужчина же он предложил совсем другую цену.
Что ж… - произнесла про себя кхалиси, собирая волю в кулак. – Торг уместен, Ноарис.
И, ступая легко и уверенно, подошла к нему. Ее рука схватила его за локоть, крепко, чтобы показаться настойчивой, но не слишком, что привлекло его взгляд, кулоны на его голове звякнули.
- Можем мы… - она осеклась, понимая ошибку своих слов.
Она против своей воли встретилась взглядом с Джорахом, но только на мгновение, и вновь окунулась в глубину глаз Ноариса. Но и этого мгновения хватило, чтобы ощутить привкус вины на кончике языка. Она не могла оставаться в Кварте вечно, не могла упустить этот шанс и поступить иначе, не могла не сказать:
- Могу я… - вот теперь было верно, - предложить Вам что-то еще?

Здоровяк мрачнел на глазах, так сверля взглядом исподлобья, что Ноарису начало казаться, что в его груди образовалась дырка. Угроза и ничто иное таилось во взгляде рыцаря и Манукато понял, что каким-то образом зацепил его чувства. Неужели выходка с девочкой-королевой так задела цепного пса Дейенерис Таргариен? Ноарис улыбнулся рыцарю еще шире, чем до того улыбался самой Бурерожденной. Благородные господа бывают так смешны в своих чувствах и порывах, забывая о том, кто на самом деле правит миром.
- Три тысячи золотых драконов должны помочь Вам вывести в море корабль.
- Вот как. Сир-как-вас-там считает, что он теперь капитан на моем судне? Только я, Ноарис Манукато, капитан «Дохлого кракена», могу решать, сколько и чего требуется для выхода моего корабля в море. Это первое, что Вам стоит уяснить перед тем, как я подумаю еще, пустить конкретно Вас на палубу или нет.
Пальцы Ноариса сжались на рукояти кинжала, а голова гордо вздернулась вверх. Все эти высокорожденные любят, чтобы им лизали пятки и зады. Кто-кто, а Манукато знал это лучше всех, пройдя длинный путь от сына шлюхи до капитана корабля. Однако он капитан и король на своем судне (если только он сохранит свою команду и морскую честь).
Выпустив двери, отчего они под натиском рыцаря захлопнулись с громким стуком, капитан вернулся в комнату, но уже игнорируя спутника королевы Дейенерис, словно его здесь и не было, полностью сконцентрировавшись на трогательном жесте девушки, так по-женски мягко пытавшейся его остановить.
- Могу я…предложить Вам что-то еще?
Смерть и проклятье всем Иным за Стеной! Да! Да, она могла предложить ему! Пять тысяч проклятых золотых драконов, а не жалкую подачку в размере трех тысяч глупых золотых монет! На эти деньги он мог бы выйти в море и спокойно ловить рыбу, продавая зажравшимся рожам Кварта, жениться, наплодить дюжину отвратительных сопливых детей, которые съели бы его жизнь, но… нет. Этому не бывать.
Ноарис ненавидел себя в ту секунду, когда повернулся к Дейенерис Таргариен, звякнув всеми своими побрякушками разом. Он вперил влажный и полный затаенных желаний взгляд в ее фиалковые глаза, наполненные болью и просьбами о помощи. Да, она могла предложить ему нечто, способное спасти или погубить Ноариса Манукато в один миг и он знал об этом еще тогда, когда увидел ее в первый раз, надеясь, что она и здоровяк-рыцарь лгут о недостаче денег в их мошне.
Бедная… Где это видано… Королева скитается по миру без гроша за душой. Мир полон сказок и сказаний. Дейенерис Таргариен стала одним из них со своими тремя драконами, но капитан «Дохлого кракена» войдет в ее историю.
Выразительные черные глаза, подведенные карандашом, утонули в глазах кхалиси, и в комнате повисло молчание. Даже обереги капитана не позвякивали, словно ждали его ответа, должного решить проблемы двух сторон разом, на вопрос королевы.
Чуть склонившись к девушке, Ноарис легонько подул в глаза королевы-девочки, смежив свои веки, а когда открыл их вновь, то лицо его преобразилось. Абсолютно никакой игры не было в черных омутах его зрачков, лишь желание и страсть мужчины к женщине. Он был серьезен и даже суров, когда улыбнулся Дейенерис так, как не улыбался ни одному живому существу доселе – серьезно и чувственно. Перед ним стояла девушка, чьей руки, возможно, будут добиваться сотни великих лордов, принцев и королей; чья корона когда-то воссияет на весь мир, возвращая былое величие династии Таргариенов; чья воля подняла к жизни древних волшебных существ, но сейчас она была просто желаема и нужна, как обычная женщина.
- Да, - прошептал Ноарис, не отрывая взгляда от Дейенерис, - одну ночь с Вами.
На какое-то мгновение в комнате повисла тишина, которую нарушил привычный звон оберегов капитана, резко повернувшего голову к рыцарю.
- И Ваши две тысячи драконов. Тогда я позволю взойти Вам на борт, - надменно, но с долей шутки произнес Ноарис уже в полный голос, вновь поворачиваясь в Дейенерис, стоявшей от него на расстоянии шага.