12.2 Астапор. Несчастен властелин, приблизивший льстеца. Дейнерис Таргариен, Эурон Грейджой, Эйгон Таргариен, Джорах Мормонт.

Название: Несчастен властелин, приблизивший льстеца.
Участники: Дейнерис Таргариен, Эурон Грейджой, Эйгон Таргариен, Джорах Мормонт.
Место событий: Астапор.
Время года и дня: осень, полдень.
Краткое описание квеста: Дейнерис принимает желающих поприветствовать ее господ и торговцев, среди которых внезапно оказывается появившийся в городе Эурон Грейджой. У него для Кхалиси имеется особенный товар...
Очередность постов: Дейнерис, Эурон (участие Эйгона и Джораха обсуждаемо).

- Горят стеклянные свечи, - вновь эти слова, вновь женский голос, который скрипел прямо у уха Дейнерис, вновь чье-то дыхание щекотало ее мочку уха.
Дени обернулась в сторону голоса, но успела заметить лишь густое облако дыма, что рассеялось за доли секунд. Она обернулась и на самом деле, лежа на постели, с которой уже вытолкнула и одеяло, и подушки, а потому спала на пустой скомканной простыне, то и дело ворочаясь и мотая головой.
- Скоро придет кракен, а с ним вопль красного золота, - тот же голос с другой стороны, Дени вновь обернулась и вновь не успела увидеть говорившую. – Придет скомороший дракон, а с ним шепот синего серебра, - уже за спиной, Дейнерис в ярости развернулась и побежала вперед, но дым рассеялся также быстро.
Она дернула ногами лежа на кровати и тихо простонала. К ее вспотевшему лицу прилипли волосы, пробравшись в один уголок раскрытого рта, грудь быстро поднималась и опускалась из-за частого дыхания, пальцы то сжимались, то разжимались.
- Бойся первого, смотри на второго, - голос был неприятным, но советы звучали мягко, почти ласково, будто уговаривая прислушаться.
И Дейнерис слушала, пусть уже и слышала эти слова много раз. Она слушала, пытаясь расслышать что-то новое, но все было по-прежнему раз за разом. Те же слова, та же интонация, тот же испуг после каждой реплики.
- Но глупышка Дени смотрит не в ту сторону! – уже грубо, громко и осуждающе говорил ей голос, образ обладательницы которого начал появляться в облаках сгущающегося вокруг Дени тумана.
Но куда бы Дени ни оборачивалась, она не могла поймать ее взглядом, но так хотела это сделать, чтобы задать свои вопросы, чтобы увидеть ту, которая мучит ее.
- Глупышка Дени… - повторял голос то с одной, то с другой стороны. – Глупышка Дени…
Она крутила головой, но видела лишь рассеивающиеся ленты дыма, пыталась поймать кого-то руками, но говорившая была бесплотна. Только голос, который повторял:
- Не в ту… Не в ту сторону!
И каждый раз этот сон одинаково заканчивался – Дейнерис, покрывшаяся маленькими капельками ледяного пота, резко садилась на кровати, жадно хватая губами воздух и глядя перед собой затуманенными глазами. Спустя секунду она хваталась за бешено бьющееся в груди сердце и вновь падала на постель, чтобы отдышаться и прийти в себя. Ритм сердца медленно замедлялся, зрение возвращалось, но мысли путались все сильнее…
Прошлой ночью этот сон разбудил ее дважды. Сегодня, когда пелена дурного сна с пала с глаз Дейнерис, она увидела солнечный свет, что проникал в ее спальню через небольшое витражное окно, и решила больше не ложиться. Аккуратно, придерживаясь за стоящую вдоль стены мебель, Дени встала на холодный пол босиком и на цыпочках пошла вперед, вновь напоминая себе, что чашу для умывания давно следует поставить ближе к кровати. Прохладная вода остужала ее мысли, сейчас ей было это необходимо. Дейнерис умывалась медленно, вновь и вновь омывая лицо водой, повторяя про себя уже выученные слова.
Поверхность воды в серебряной чаше отражала ее лик, немного искажая черты и цвет кожи. Дени провела пальцами по резному краю чаши, а потом по воде, пытаясь коснуться собственного отражения.
Во всяком случае, сейчас синий цвет напоминал ей только одно – ту самую встречу в таверне, что случилась позавчера по пути с рынка. Но при чем здесь серебро и тем более скомороший дракон Дени не представляла, а потому убеждала себя, что она проводит неверную аналогию. Однако мужчина с синими волосами был единственной зацепкой к разгадке слов, что повторялись в ее кошмарах, все остальное было еще более неясным и туманным.
Капли кристально прозрачной воды падали с кончика носа и губ склонившегося над водой женского лика, с мокрых прядей белых волос, цвет которых почти сливался с блеском серебра чаши. Капли пускали по поверхности воды круги, что играли с отражением лица кхалиси. Она смотрела, но не видела. Она прекрасно понимала, что смысл слов был проще, чем ей казалось. Он был на поверхности, подобно отражению, а Дени смотрела вглубь. И ничего не видела.
Залив Работорговцев притягивал людей со всего мира, в нем не могло не быть выходцев с Железных Островов, что звались кракенами, но разве могла Дейнерис отличить железнорожденного от прочей своры разношерстного населения Астапора? Отнюдь. И как в таком случае она могла смотреть в нужную сторону, если не знала ни дракона, ни кракена? Дени не понимала. И чем больше думала, тем больше путалась.
Кхалиси, шумно выдохнув носом, опустила в воду ладонь, отрывая взгляд от собственного отражения. Оно не могло ей помочь. Как не мог помочь никто. Дени как никогда чувствовала себя глупой, и это не на шутку пугало ее, ведь это означало, что голос во сне, кому бы он ни принадлежал, был уже отчасти прав. А это означало, что он мог оказаться правым и в остальном.

У Дейнерис Таргариен было много дел на сегодня. Как и вчера, она была должна принять тех, кто хотел ее поприветствовать. Это было не только жестом вежливости, но и приносило свои плоды: Дени подносили дары в виде золота и подарков, говорили льстивые речи и предлагали помощь – как безвозмездную, так и дорогостоящую; после того, как поток знатных людей иссякал, к ней выходили простолюдины и просили принять их в ее кхаласар, Дейнерис не отказала никому из последних, пообещав приют и пищу в обмен на верность. Вскоре ей пришлось снять у владельца дома еще одну пристройку – численность ее людей росла на глазах, по большей части это были женщины и дети, но это не волновало кхалиси. Совсем скоро она обзаведется собственной армией, план получения которой уже зрел не только в голове самой Дени, но и был выстроен ею и ее приближенными рыцарями маленькими глиняными фигурками на карте Астапора на столе в одной из комнат. Шурэй, так звали однорукую рабыню, которую приютила Таргариен, поведала много о том, кем на самом деле являлись Безупречные, а также раскрыла детали постройки самого города. Бесспорно, все это сильно повлияло на решения Дейнерис, с каждым днем она была лишь увереннее в успехе и верности задуманного. Было время проявить ту беспощадность, что таилась на дне ее души, пусть такая несвойственная ей снаружи, но идеально дополняющая внутри. Пощады не будет. Не в этот раз.
Вчера Дейнерис отправила гонца к торговцам Безупречными, чтобы оповестить их о том, что в Астапор прибыла та, кто хочет и может приобрести целую армию – оставалось только дождаться, когда они явятся к ней, чтобы договориться о числе рабов и их цене. Возможно, это случится сегодня – Дени уповала на это, ведь чем дольше она тянула, тем больше младенцев гибло от стали будущих солдат, тем больше слез и боли привносил в мир тот ужас воспитания Безупречного солдата, воспитания существа, которого уже нельзя было назвать человеком.
То, что Дени сегодня рано проснулась, только сыграло ей на руку – приняв ежеутреннюю ванну ни свет ни заря, она уже готова была принять первых пришедших к ней, которые удивились ее столь раннему появлению сильнее, чем, пожалуй, удивились бы, увидев вместо нее одетого в токар дракона.
Токар был подарен Дейнерис вчера одним из пришедших торговцев тканями. Ей казалось, что это громоздкое одеяние впору носить только рабовладельцам, а потому приняла подарок без симпатии. Однако, спустя день, решила, что ее могут счесть невежливой, если она не наденет его, а потому добрый без четверти час своего утра она посвятила одеянию. Он был бледно-песочного цвета, но темнее кожи кхалиси, по низу его обрамляла вышитая золотом тесьма, украшенная бахромой с висящим на ней мелким жемчугом, который тихо шуршал при ходьбе. Дойдя в этих одеждах до внутреннего двора, где Дейнерис вела прием, она уже с уверенностью определилась, что надела его в первый и последний раз – токар жал ее легкие, мешал ходьбе, при этом норовя сползти с ее плеч. Не спасала ни удобная обувь без каблука, ни отсутствие других предметов одежды… Зато этот наряд неплохо защищал от пекла – это было, пожалуй, единственным его практичным достоинством.
Куда более приятным и полезным подарком оказалось подношение людей, представляющих Добрых Господ, как в лице нескольких работорговцев называла себя политическая власть города. Вместе с теплыми словами приветствия и благими пожеланиями со своими людьми они отправили Дейнерис сундук с золотой утварью. Но эти горы слившейся в глазах Дейнерис в один блестящий золотой слиток побрякушек мерк перед тем, что сейчас украшало ее голову. Корона из белого золота была отлита перед ее приездом по специальному заказу Господ. Три дракона, один из которых смотрел вперед, а два других в стороны, теперь всем своим видом восклицали торжество и непоколебимость Матери драконов. Корона была достаточно хрупкой и легкой, под стать Дейнерис. В отличие от токара она не была вычурно-экстравагантной, лишь небольшие, размером с апельсиновые косточки белые ониксы служили трем драконам глазами. Одев впервые корону, у Дени ушло в пятки сердце, жалобно забившись от желания плакать от восторга. В этот момент она на самом деле ощутила себя королевой. Ощутила себя той, кем хотела быть, кем сама себя провозглашала.
И в этом эфирном, приподнятом, легком и воздушном настроении Дейнерис Таргариен, придерживая токар левой рукой, вышла во внутренний двор, где дотракийцы уже согнали пришедшую дюжину человек поодаль от ее кресла. Паранойя Дейнерис росла с каждой ночью, а потому сегодня она попросила кровных всадников отвести толпу зевак дальше таким образом, чтобы каждый, пришедший сегодня сюда, не мог утаиться от взора королевы. Ее логика была проста: она не сможет смотреть не в ту сторону, если сторона будет одна. А потому кхалиси, пристально рассмотрев результаты работы дотракийцев, осталась довольна: ее кресло стояло в тени от ярко-оранжевых навесов высоко над головой, перед ним спускались вниз пологие ступеньки во двор, а потому Дейнерис находилась на возвышении, как и ее свита. Все, что происходило перед ними, было легко обозримо, как на ладони, и освещалось ярким утренним солнцем.
Произнеся короткую приветственную речь, Дейнерис опустилась на подушки кресла, чуть откинувшись на его спинку. Оббитое шелком сидение было, конечно, не Железным троном, но зато могло похвастать комфортом и изящностью. Пришедшие, заблаговременно занимая очередь, принялись по одному подходить ближе к королеве. За порядком и последовательностью, угрожая одним своим свирепым видом, пристально следили кровные всадники, строго следя за тем, чтобы люди не подходили ближе, чем им было дозволено. За спиной Дейнерис Таргариен стоял Джорах Мормонт и Барристан Селми, ее спутники и телохранители, а также Чхику, взявшая на себя обязанности чашницы.
Как правило, каждый пришедший начинал свой диалог с королевой с поклонов. Кто-то склонял голову, кто-то сгибался в поясе, а некоторые падали в ноги… По их мимике, по мимолетным взглядам и движениям Дени уже научилась определять то, для чего тот или иной человек приходил к ней.
И очередной тучный купец, согнувшись в поясе настолько, насколько позволяли ему складки жира, начал свою речь с приторно-льстивых пожеланий. Дени поприветствовала его, как и всех предыдущих и последующих, склоненной головой и выслушала терпеливо, не перебивая, хотя прекрасно понимала, что он лишь тратит ее время. Этот человек пришел ради выгоды, ради предложений и, похоже, лелеял надежду на совершение сделки. Изящными речевыми оборотами он умело перешел от слов восхищения Таргариен к красочным описаниям всего великолепия слонов, которых он выращивает, как и его отец, и дед, и прадед. Ему было не под силу смекнуть, что той, которая хочет занять трон Вестероса, слоны нужны не больше, чем мешки, набитые навозом…
- В таком случае, - вставила слово Дейнерис как только торговец слонами замолчал, - Алис мо Наоз, я знаю, к кому обратиться, если мне понадобится слон, - и все там же легким поклоном головы она дала ему понять, что дальнейший разговор не имеет смысла.
Плохое начало трудного дня. И такими, как Наоз, были большинство из знати, пришедшей на поклон к Дейнерис. Мало кто мог предложить или дать ей что-либо полезное… Или, как минимум, интересное. Лица сменяли друг друга, сливаясь в один поток пусть таких разных, но по сути одинаковых людей. Дейнерис казалось, что все, ими сказанное, она уже слышала не раз и не два. Солнце лениво ползло к зениту. Люди прибывали на задний двор куда большими темпами, чем их принимала Дени, а потому совсем скоро двор был полон до самых ворот – сегодня людей было больше, чем вчера. Сплетни быстро разносились по городу – многие просто приходили поглазеть. Пожалуй, Дейнерис следовало запретить до вечера вход во двор рабам, чтобы не создавать столпотворения. Но об этом уже было поздно думать – люди прибывали, но уже не таким большим потоком, как с утра, но и так было понятно, что Дени придется вновь просидеть тут до самого вечера.
После короткого обеденного перерыва, Дейнерис, отдохнувшую и набравшуюся сил, посетили женщины в ярко-зеленых украшенных серебром токарах. Ступая медленно, аккуратно они подошли к пологой лестнице, на верху которой восседала в кресле Дейнерис, выдержали паузу перед приветствием, давая, по всей видимости, кхалиси время, чтобы она успела подняться и поприветствовать их стоя. Но Дени лишь склонила голову и произнесла приветственные слова, не выделяя собственным вниманием их среди остальных. Она знала, кто стоит перед ней – эти женщины были жрицами Астапора, пришедшие, по всей видимости, со словами от Зеленой Милости – верховной жрицы города. Дени ждала их вчера, нельзя было не удивиться тому, что они тянули с визитом.
Выдержав завуалированный красивыми словами упрек в том, что по мнению Зеленой Милости у Дейнерис, как королевы, недостаточно рабов, Дени, приподняв подбородок, в гордом молчании приняла ее дары – пятерых молодых, не старше самой кхалиси рабынь, одетых в скромные бледно-зеленые платья. На их скулах были нарисованы кувшины с изогнутыми горлышками, в руках они держали опять же зеленые опахала из диковинных птичьих перьев на длинных палках.
- Прошу вас передать Зеленой Милости слова моей благодарности, - теперь Дейнерис поднялась с кресла, все также придерживая токар. – Щедрость и внимательность ее не знает границ.
От пафоса и лести пересохло во рту. Жрицы в зеленых одеждах, поклонившись, развернулись и растворились в разномастной толпе.
- Теперь, - спустившись на ступеньку вниз, промолвила Дейнерис, обращаясь к рабыням. – Вы свободны. И сами вправе выбирать, останетесь ли вы у меня на службе или выберете для себя другую судьбу.
Одна из девушек, сомневаясь, оглянулась по сторонам, не веря в искренность услышанного.
- Вы свободны, - повторила Дени, заметив это, - и вольны уйти, если желаете.
Девушка, растеряно поглядев на стоящих рядом, робко отдала одной из рабынь свое опахало, развернулась и поспешно удалилась. Четверо других пожелали остаться. Двоим из них было наказано поить водой желающих, что изнывали от жары, дожидаясь своей очереди, двое других сами настояли заняться тем, что делали большую часть своей жизни, а именно обмахиванием опахалом господ, что занимались делами, изнуряющими сильнее, чем жара. Дени согласилась, пусть ей было это не по нраву, но с блаженством заметила, что потоки теплого мягкого воздуха приятно освежали кожу ее лица.
Двор перед лестницей пустовал, хотя следующему давно пора было выходить из толпы, поднявшийся шум еще сильнее стиснул шею Дейнерис, которую душило это по большей части бессмысленное времяпровождение. Время уже близилось к полудню, а ей уже надоел и шум, и кресло, и токар, что не давал вдохнуть полной грудью… Но ради большой цели ей следовало терпеть такие маленькие неприятности, Дени без труда справлялась с этим, а потому даже сейчас, слушая, как гам в толпе усиливается, она улыбалась уголками губ и разглядывала пришедших к ней людей, ища глазами тех, кто, если верить сну, должен был к ней прийти. Если, конечно, они уже не посетили ее сегодня утром.

Снова этот черный туман... Откуда он появился? Эурон Грейджой стоял в одиночестве посреди руин дымящейся Валирии. Непонятный, темный сгусток воздуха застилал глаза. Ничего не было видно кругом, кроме этого проклятого дыма. Только голые, острые камни под ногами. Он боялся сделать еще один шаг вперед. Голоса надвигались. Они преследовали его. Это место было проклято. Но он все равно пошел дальше. Ни одному члену его команды не хватило смелости последовать за ним в этот древний город. Вернее, в то, что от него осталось. Почти все, за исключением двух-трех человек, холодели от ужаса, когда пересекали Дымное Море. Эурон Грейджой тоже боялся. Но никому не показывал своего страха. Когда же они приблизились к берегам Рока, вся команда "Молчаливой" стала белее снега. Все, кроме капитана. Он предложил им сойти на берег. Они же посмотрели на него как на сумасшедшего. Они уже повидали немало ужасов за время своего путешествия к этому месту, но все это не шло ни в какое сравнение с тем, что могло их ожидать здесь.
- Да, - ответил им Эурон, - Возможно, я спятил. Но разве для того мы плыли сюда так долго, чтобы теперь обмочиться от страха и спрятаться в каютах? Неужели вас не влечет тайна этого места? Неужели вам не интересно узнать, что сокрыто здесь? Вы, как и я, никогда не боялись никого из живых. Седьмое пекло, так неужто вы испугаетесь призраков?!
- Эта черная земля, капитан, - сипло ответил ему Крюкастый Редси, - Она проклята богами.
- В таком случае, я намерен трахнуть этих богов!
Но команда не разделяла его энтузиазма. Не один из них не сошел вместе с ним на берег. Не двинулся навстречу мраку и неизвестности в клубах темного тумана. Он остался один. Он понял, что даже не знает, откуда пришел. Дороги назад не было видно. Он потерялся среди этих руин. Им не было конца. Не видно было и начала. Внезапный порыв ветра охватил бледное лицо Эурона Грейджоя. Голоса приближались. В нос ударил запах пепла. Такой явственный, как будто только вчера здесь случилось пожарище. Он начал задыхаться. Только спустя несколько мучительных мгновений Эурону удалось вдохнуть немного воздуха в своих легкие. Черного воздуха. Необъяснимая паника охватила капитана "Молчаливой". Лоб покрылся холодным потом, а по коже побежали мурашки. Нет. Нельзя уходить. К тому же, он даже не знает, куда ему теперь идти. Сжав кулаки и стиснув зубы, Эурон Грейджой упрямо двинулся вперед. Он шел и шел, пока не наткнулся на развалины каких-то каменных врат. Пройдя еще немного вперед, он, сквозь клубы дыма, от которого слезились его голубые глаза, сумел заметить нечто похожее на арку. На сводах арки, если приглядеться, можно было различить почти стершиеся валирийские письмена лилового цвета. Эурон прищурился, но не сумел разобрать, что там написано. Однако двинулся вперед, несмотря на то, что чем дальше он шел, тем больше его сковывал необъяснимый ужас. Возможно, он и впрямь зря пришел сюда. Возможно, следовало внять советам ребят. Возможно, здесь он отыщет свою гибель. Голоса не оставляли его. Демоны, что издавали их, нашептывали угрозы на ухо Грейджою. Уходи отсюда. Ты здесь чужой. Тебе здесь не место. Но Эурон не слушал их. Он шел дальше. Пройдя сквозь арку и преодолев расстояние в несколько метров, Эурон заметил что-то вроде большой могильной плиты. Но внимание его привлекла не сама плита. Глаза его были устремлены на то, что лежало на ней. Грейджой подошел ближе. Предмет, который он увидел на каменной плите, не поддавался однозначному описанию. Растянувшись во всю длину плиты, формой своей он напоминал рог огромных размеров. Больше человека. Витой, черный и блестящий, со сковывающими его кольцами из красного золота, исписанный алыми иероглифами, которые напоминали те письмена, что Эурон ранее заметил на арке, этот рог был окружен ореолом гипнотизирующей красоты и необъяснимой силы. Желание прикоснуться к нему внезапно отогнало все страхи Эурона Грейджоя. Это желание завладело всем его существом. Он протянул руку и дрожащими пальцами дотронулся до черной стали. Внезапная и резкая вспышка боли охватило тело мужчины. Он издал стон.
- ТЫ ДОЛЖЕН ЗАПЛАТИТЬ! - прогремел чудовищный, скрипучий голос, эхом отдавшийся в пустынных руинах, окутанных клубами темного дыма.
Древняя магия. Капитан "Молчаливой" понял это, едва приблизившись к плите. Могущественные чары. Эта земля по-прежнему жива, несмотря на то, что выглядит мертвой. Я заплачу... Он осознал, что готов. Как будто вся его жизнь сводилась к одному этому единственному моменту. Он подумал о том, что так должно было случиться. Он догадывался, что за сила скрывается здесь. Он понял, что ему суждено было здесь оказаться, что его не случайно влекло сюда. Он знал, чем должен заплатить. И совсем не боялся этого. Я согласен. Неожиданно из уст Эурона вырвался крик. Левый глаз как будто пронзила стрела. Он налился кровью, и все вокруг неожиданно стало наполовину красным. Но вслед за болью пришло наслаждение, подобное волне экстаза, который охватил мужчину после того, как он прикоснулся к рогу. Прикрыв рукой левый глаз, Эурон Грейджой вдохнул полной грудью. Странно. На сей раз он не почувствовал запах пепла...
Но вдруг картина сменилась. Пропал дым. Пропали камни. Пропал рог, перед которым он стоял, нежно поглаживая рукой черный металл. Осталась лишь пустота. И тьма вокруг. Внезапно из тьмы выступил образ до боли знакомой ему женщины. О, нет! Нет! Только не сейчас, пожалуйста!
- Ты злой человек, Эурон Грейджой, - печальным голосом произнесла женщина, - Ты предал свою семью. Ты проклят богами.
- Уходи! Оставь меня! - завизжал мужчина. Почему-то он не мог закрыть глаз или прикрыть руками уши. Он должен был смотреть на нее. Смотреть и слушать. Он был обездвижен.
- Демоны забрали твою душу, Эурон Грейджой, - вновь сказала она, - Дары Рока отравлены. Тебя поглотит огонь, который ты попытаешься подчинить себе.
- Зачем ты меня мучаешь?! - заорал он ей в лицо.
- Ты окутан тьмой, Эурон Грейджой, - опять заговорила женщина, не отвечая ему, - Во тьме ты и сгинешь.
Она протянула к нему свою изящную руку, которая через секунду стала костлявой. Кожа с пальцев стала лопаться, а кожа на лице начала облезать. Изо рта морской жены Виктариона вывалились два трупных червя.
- Эурон... - шептал скелет, протягивая к нему свои кости и пытаясь ухватиться ими за его плечо, - Эурон...

Он закричал во сне, затем вздрогнул и распахнул свой единственный голубой глаз.
- Эурон, - вновь негромко позвал его Квеллон Хамбл и потряс за плечо, - Пора.
"Молчаливая" плавно раскачивалась на прибрежных волнах, будучи пришвартованной к одному из причалов Астапора. А ее капитан и сам не заметил, как задремал полчаса назад, ожидая от своих приспешников сигнала сойти на берег. Что ж, пора - так пора. Вороний Глаз медленно поднялся с деревянного табурета, который располагался перед письменным столом, и, покинув свою капитанскую каюту, взошел на палубу. Мужчина на миг зажмурился, привыкая к яркому солнечному свету. Итак, сигнал дан. Дейнерис Таргариен уже здесь. Все пока шло по плану. Девчонка собирается купить Безупречных, не зная о том, что армия рабов уже продана тому, кто воплощает собою худший из всех возможных ее кошмаров. Колдуны Эурона Грейджоя не только сообщили ему о местонахождении и планах Матери Драконов. С помощью своих чар они помогли ему добраться до Астапора за три дня до ее прибытия. Главный из них троих, Нортрикус, уже давно поведал своему хозяину о драконах, пробудив в Вороньем Глазе неумолимое жаление завладеть ими. Еще тогда, услышав об этом на обратном пути к Железным Островам, Эурон загорелся жаждой власти и стал строить далеко идущие вперед планы, логическим завершением которых должен был стать железный трон Вестероса. Именно поэтому для него было важно получить корону из плавника - заложить в Семи Королевствах фундамент для своего возвращения. Приплыв же в Астапор, Вороний Глаз намеревался подготовить соответствующую почву к прибытию последней из Таргариенов. Десяти сундуков, доверху набитых золотом и драгоценными камнями, вполне хватило на то, чтобы купить несколько тысяч Безупречных и склонить торговцев подыграть ему в задуманном спектакле. Эурон с удовольствием отметил, как округлились их глаза при виде золота и самоцветов. При всем при том, это была лишь небольшая часть тех сокровищ, которыми владел Эурон Грейджой, и которые в массе своей предпочел оставить на Железных Островах под четким присмотром могучего Эрика Айронмейкера, коего Вороний Глаз из недавнего врага превратил в очень ценного и авторитетного союзника. Весь свой флот он также оставил у берегов Пайка, отправившись в путь налегке, и только на своем корабле. На этом корабле он проплыл пол-мира. На этом же корабле он и совершит самую главную и дерзкую авантюру в своей жизни. Разумеется, всех своих приспешников он прихватил с собой. Они ему пригодятся. Как и всегда. Квеллон Хамбл позвал его. Стало быть, торговцы уже спели нужную песенку Дейнерис Таргариен, которая теперь принимала у себя просителей. Что ж, самое время нанести визит Матери Драконов и посмотреть на нее в живую. Может, слухи, которые распускают про нее, правдивы, и она и впрямь самая прекрасная женщина в мире. Скоро представится возможность в этом убедиться. Чтобы не вызывать у Бурерожденной лишних подозрений, капитан "Молчаливой" облачился в наряд богатого эссоского купца. Вороний Глаз никогда прежде не носил таких одежд, хотя среди добра, награбленного им за время длительных странствий, их было предостаточно. Эурон был одет в длинный, спускающийся до земли, расшитый серебряными нитями и перехваченный по талии золотой тесьмой, белый шелковый халат с широкими рукавами, длинные шаровары из бежевого бархата и мягкие ботинки коричневого цвета с загнутыми носами. На руках мужчины, чтобы скрыть их белизну, были надеты светло-коричневые кожаные перчатки. Длинные черные волосы были собраны в хвост и спрятаны под высокий белый тюрбан с пышным голубым пером, которое развивалось над небольшим алмазом. Даже в целях маскировки у него не получалось избегать щегольства. Бледность лица Эурону удалось скрыть при помощи охровой краски. А благодаря специальной мази, которую ему изготовили его колдуны, он смог спрятать синеву губ. Осторожность не помешает. Впрочем, Матерь Драконов наверняка была плохо знакома со здешними краями и не могла точно знать, у какого рода людей...или не совсем людей встречается подобный цвет губ. Вороний Глаз же, напротив, знал эти края очень хорошо. Знал много восточных языков и свободно говорил на нескольких диалектах Вольных Городов. Что в некотором роде помогло ему расположить к себе Добрых Господ, поскольку то, что чужеземец искусно владел их языком, должно было вызывать доверие и симпатию. А уж после сделанного Эуроном предложения - тем более. Так или иначе, а перед Дейнерис Таргариен он решил сойти за местного. Тому было несколько причин. Во-первых, потому, что он многое поставил на карту, все тщательно спланировал, и теперь должен был убедиться, что его замысел не провалится из-за какой-то нелепой случайности или маленькой, но важной детали, которую он не доглядел. Такое, к несчастью, иногда происходит. А лучшей возможности разведать обстановку, чем как самому явиться к Дейнерис, Вороньему Глазу не представлялось. Во-вторых, потому, что следовало твердо удостовериться в присутствии драконов. Наконец, как и всякого жестокого человека, склонного к мелким эффектам, Эурона Грейджоя привлекла перспектива слегка поиграть с девчонкой. Дать ей почувствовать себя хозяйкой положения. А затем в один миг лишить всего.
Именно с этими приятными мыслями Вороний Глаз, улыбаясь, вальяжно сошел на пристань в сопровождении Рыжего Гребца, который, будучи весьма загорелым детиной, создавал впечатление телохранителя богатого купца. Таким образом, капитан "Молчаливой" и один из его ближайших сподвижников вполне могли сойти перед Дейнерис за местных. Прежде всего Эурон наведался на площадь Кары, где попросил торговцев, как и было условлено, предоставить ему несколько отрядов якобы еще никем не приобретенных Безупречных, дабы показать товар Матери Драконов. Торговцы, следуя инструкциям своего покупателя, не заставили себя ждать. И вот колонна воинов-рабов в идеальном порядке маршировала к резиденции Дейнерис Таргариен во главе с одноглазым, шикарно разодетым купцом и его большим рыжеволосым телохранителем. По дороге им повстречался многочисленный люд, видимо, только что возвращавшийся после "аудиенции" у Кхалиси. Настал ей черед принять новых гостей. Приказав Рыжему Гребцу и Безупречным ожидать, Вороний Глаз растолкал нескольких просителей и продвинулся вперед, выходя на площадку перед лестницей.
- Мой имя - Тикондрио Летос, - представился Эурон Грейджой, имитируя ломаный вестеросский акцент и почтительно кланяясь, - Встреча с тобой, Мать, быть большой честь для меня, - он махнул рукой в ту сторону, где позади толпы стройным рядом расположился отряд Безупречных, - Я привести товар, который ты хочешь. Но сначала ты позволить мне принести тебе дар.
Вороний Глаз ловко извлек из-за пазухи большую шкатулку из красного дерева. Приблизившись к лестнице, он низко поклонился Кхалиси. Однако пока он не смотрел на нее. Взгляд его внимательного голубого глаза, никогда не упускавшего ни одной детали, на мгновение оказался прикованным к седовласому человеку, находившемуся подле импровизированного трона, на котором восседала королева. Вороний Глаз узнал его. Это был Барристан Селми. Один из лучших фехтовальщиков Вестероса. Он видел его всего пару раз, но хорошо запомнил. О присутствии здесь старого рыцаря ему не было известно. Однако сир Барристан все же не мог спутать ему карты. Даже если тот и видел когда-то Эурона Грейджоя, то уж точно не узнал бы его сейчас в этом маскараде. Поэтому капитан "Молчаливой" остался спокоен и подошел еще ближе. После чего медленно взошел наверх по ступенькам и упал на одно колено возле кресла, в котором восседала Дейнерис Таргариен. Открыв шкатулку и протянув ее вперед, он показал девушке две изящные туфли из зеленого сафьяна, украшенные россыпью сверкающих на солнце маленьких изумрудов.
- Твоя принять этот дар? - учтиво улыбнувшись, спросил он и впервые поднял свой взор на Бурерожденную.
Их взгляды встретились. Правый глаз Эурона блеснул подобно солнечному лучу. Слухи оказались правдивы. Это была самая красивая женщина из всех, что ему когда-либо доводилось встречать.

Разглядывая свое окружение в ожидании нового посетителя, Дени краем глаза заметила поднимающийся из-за крыши дома светло-серый дым, легкий ветер разгонял его по небу.
Дрогон… Дени закатила глаза.
Конечно, это была его очередная проделка. Они здесь были третий день, а этот проказник уже дважды успел что-то поджечь. Впрочем, Дени не винила его. В поместье, где они остановились, все комнаты были небольшими, коридоры узкими, а потому держать в них драконов не представлялось возможным – они уже так выросли, что в одну из комнат дома помещались только Рейегаль с Визерионом. Дрогон же, вымахавший в длину от носа до кончика хвоста до десяти футов, ютился на улице рядом с конюшней, потому что Дени боялась вести это жаждущее веселья, огня и разрушений существо в дом с узкими коридорами… Ему просто-напросто было скучно без братьев, а потому он развлекался как мог. К тому же за время долгого морского путешествия кхалиси успела избаловать своих детей избытком внимания, а теперь у нее не было и лишнего часа для общения с ними… И сейчас, глядя на поднимающийся из-за крыши дым, Дейнерис больше всего на свете хотела навестить своего сорванца, спросить его, как у него дела и хорошо ли он спал… в конце концов, снять его с цепи и дать свободу крыльям. Но вместо этого она сидела здесь, медленно моргая и мучая себя мечтами о полете верхом на Дрогоне… Нет, это были слишком сладостные и терзающие душу мысли, а потому кхалиси всячески отгоняла их, как назойливых мух.
Мерный шаг рыцарских сапог по каменному полу привлек взгляд Дейнерис. Губы Барристана Селми были крепко поджаты, шаг был тверд, как и кулак, сжимающий навершие висящего на бедре меча. Как только тот подошел ближе, Дени молча показала указательным пальцем в сторону дыма.
- Уже все потушили, - почти шепотом сказал ей рыцарь, пригнувшись к ней.
Дени промолчала, с силой потерев пальцами переносицу. И как королевы или леди-жены умудряются находить достаточно времени на своих детей, когда их титул не дает им и свободной минуты? Впрочем, Дейнерис быстро нашла ответ на это вопрос – у королев обычно бывают короли… А Дени была одна, и все обязанности ложились на ее плечи.
- Мой имя - Тикондрио Летос, - кхалиси перевела взгляд на площадку перед лестницей, где ее уже приветствовал очередной из разодетых, как павлины, купцов, и с первых его слов поймала себя на мысли, что через пару минут уже вряд ли сможет вспомнить его диковинное имя.
Дени поприветствовала пришедшего тонкой улыбкой, радуясь, что они сдвинулись с мертвой точки, хоть и с его выходом гам в толпе усилился. Вышедший к народу Бельвас Силач, по привычке потирая большой ладонью свой испещренный шрамами живот, что-то гаркнул толпе, и она замолчала, дотракийцы этому довольно усмехнулись – им нравился толстяк с его привычкой рубить с плеча. Дени, слушая ломаный язык говорившего с ней купца, улыбаясь проводила взглядом довольного своей работой Бельваса, который повернулся к толпе спиной и направился на свое место на скамье в тени навесов.
- Я привести товар, который ты хочешь, - молвил пришедший, и солнечный блик сверкнул там, куда он указал рукой.
Дени, ослепленная им, моргнула, приглядываясь. Солнце сверкнуло на чищенном до блеска металле снова. И снова, уже чуть правее. Пики длиною в фут на бронзовых шлемах отражали солнечный свет не хуже зеркала, а потому блики над головами разномастной толпы слепили глаза вновь и вновь. Безупречные… Это были они, Дени не могла ошибиться. Как все-таки гордо они звались! И одно только название заставляло трепетать тех, кто шел против них в бой.
Так неужели стоящий перед ней человек привел к ней Безупречных, называя их своим товаром? Похоже, Дейнерис придется запомнить его имя… Она сузила глаза и пригляделась к нему, облокотившись на подлокотники кресла и выпрямив спину, не касаясь ею спинки кресла. Он не был одет в токар, пусть и выглядел достаточно экстравагантно. Да и отсутствие глаза куда больше подошло бы воину или рыцарю, нежели торговцу людьми… Но вряд ли это имело хоть какое-то для Дейнерис значение. Перед ней стоял тот, с кем она заключит сделку. И это было его проклятием, его карой, его смертью. А то, что он об этом даже не догадывался, только добавляло пряности в общее варево войны и интриг. Это было похоже на игру, играть в которой у Дейнерис совсем не было желания, особенно потому что играли они насмерть. Все-таки Дени не могла согласиться с тем, что каждый, кто торговал рабами, был плохим человеком. Но она никогда не простит себе, если не искоренит тиранов, что веками создавали из людей существ, называющихся Безупречными. Тех, кто был с ног до головы в крови щенков, невинных младенцев и в слезах потерявших дитя матерей. В этом мире было множество людей, заслуживших себе смерть, и торговцы Безупречными были во главе этого списка. И пусть Дейнерис поступит жестоко, но она останется горда тем, что сократит этот список на добрых пару дюжин, а то и три.
Сир Барристан Селми сделал два широких шага вперед, когда тот, кто называл себя Тикондрио, со шкатулкой в руках поднялся на первые ступени лестницы перед креслом Дейнерис. Кхалиси отвела руку в сторону, останавливая рыцаря – было не время шугать каждого, кто подходил к королеве, сейчас следовало проявить вежливость, пусть это было отчасти опасно.
Без сомнений, Селми ожидал увидеть за крышкой шкатулки жало мантикоры, готовой ринуться на Дейнерис, поэтому рыцарь был до предела внутренне напряжен. Сама кхалиси не волновалась - она была готова спорить, что в шкатулке скрывается очередное украшение из ценного металла, украшенное россыпью камней, стоимость которого торговец ожидал окупить даже не в сотни, а в тысячи тысяч раз; а подношение, как и множество уже полученных, всего лишь проявление вежливости и попытка умаслить Дейнерис Таргариен, будто дорогие подарки могли поднять человека в ее глазах.
А потому Дейнерис и сир Барристан, пристально разглядывая поднимающегося по лестнице человека, позволили ему подойти к креслу, опуститься перед ним на колено и открыть крышку шкатулки их красного дерева. Все такое же неприступно холодное выражение лица кхалиси с легкой искусственной улыбкой сменилось на выражение удивления с приподнятыми бровями и улыбку естественную.
Туфли.
Дейнерис даже подалась вперед, присев на самый край своего кресла, чтобы разглядеть лучше. Зеленые опахала, что размеренно обмахивали ее, склонились вслед за ней.
В шкатулке было ни золото, ни серебро, ни сентиментальная глупая безделушка, ни безделушка с серьезным подтекстом… А туфли. Зеленые, изящные, украшенные небольшими изумрудами. Дени привыкла получать подарки, выискивая в каждом скрытый смысл. А теперь она даже не знала, есть ли он…
- Твоя принять этот дар? – произнес тот, в чьих руках он пока находился.
- Конечно, - с усилием оторвав взгляд от туфель, сразу же ответила Дейнерис и подняла глаза, – Тикондрио Летос, - глядя в его единственный глаз негромко произнесла она, светящимся взглядом и искренней улыбкой являя его взору свою радость столь интересному подарку, - с удовольствием.

Видя радостную реакцию Кхалиси, мужчина лучезарно улыбнулся в ответ, сверкнув всеми тридцатью двумя белыми зубами. Внимательный голубой глаз тщательно изучал красивые черты лица молодой женщины. Притягательные васильковые глаза, чувственный рот, аккуратный носик, светлые волосы... Нескромно скользнув взглядом по фигуре Дейнерис, капитан "Молчаливой" отметил изящные и соблазнительные изгибы ее тела. Эурон Грейджой уже предвкушал тот момент, когда она предстанет перед ним полностью обнаженной. Момент этот был не за горами. В его голову уже закрадывались самые извращенные, пошлые и жестокие мысли о том, что он сделает с этой девчонкой, которая возомнила себя повелительницей мира. Любезная улыбка по-прежнему не сходила с лица Эурона, когда он позволил себе на мгновенье погрузится в сладостные мечтания. Наконец, сглотнув слюну, Вороний Глаз вновь обратился к Бурерожденной.
- Твоя позволить мне надеть это на тебя? - осведомился мужчина, взглянув в васильковые глаза Дени.
Девушка обменялась вопросительными взглядами со своими приближенными, в числе которых был находившийся рядом с ней Барристан Селми, и, не встретив возражений, поощрительно кивнула головой мнимому торговцу. Вороний Глаз аккуратно обхватил левой рукой лодыжку Кхалиси и чуть приподнял ее стройную ножку, а правой начал расшнуровывать сандалию. Закончив, он снял и отложил сандалию в сторону, обнажив молочно-белую кожу ступни. Затем Эурон мягко скользнул одной рукой по внутренней стороне стопы, задев ладонью нежные пальчики девушки, и стал придерживать ею Дени за пятку, а другой рукой принялся осторожно надевать туфлю из зеленого сафьяна на босую ступню идеальной формы. После чего неспешно проделал ту же самую процедуру со второй ножкой юной королевы.
- Твоя очень идти этот туфли, - удовлетворенно произнес Вороний Глаз, по-прежнему умело коверкая Вестеросский акцент, и слегка склонил голову в знак восхищения и уважения, - Твоя быть настоящий красавица, мой госпожа, - мужчина изобразил на своем лице смущенную улыбку и с притворной стеснительностью поднял свой голубой глаз на лицо Дейнерис, - Моя быть привыкшей к яркому свету солнца, но сейчас моя рисковать ослепнуть.
В каком-то смысле Грейджой не лукавил. Красота последней из Таргариенов одновременно и возбуждала, и гипнотизировала, и вынуждала восторгаться собой. Будоражила кровь и лелеяла в голове самые непристойные желания. Однако, чтобы сосредоточиться и сохранить ясный рассудок, капитану "Молчаливой" пришлось отбросить их прочь до поры до времени. Обувание девушки и сказанные в ее адрес комплименты - все это было сделано Вороньим Глазом с конкретной целью. Во-первых, вызвать к своей персоне если и не определенного рода доверие, то, как минимум, симпатию и расположение. А во-вторых, дать понять, что ей здесь якобы рады, ценят и уважают, а потому готовы иметь с ней дело. Подобный расклад играл на руку Грейджою, так как должен был приободрить Дейнерис и усыпить ее бдительность. Ну, и, кроме того, побудить к действиям. Ведь не так-то просто отказаться беседовать с торговцем, который с такой изысканностью преподнес тебе подобный подарок и поласкал твой слух приятными словами. Особенно доверчивой, по словам колдунов Эурона, юной девушке. Поднявшись с колена и вытянувшись в полный рост, он попросил одного из рабов, разносивших воду, дать ему напиться. Утолив жажду, Вороний Глаз вежливо поблагодарил раба и спустился по ступенькам вниз, на площадку. После чего встал правым боком по направлению к тому месту, где Бурерожденная восседала на своем кресле из резного дерева, и опять заговорил.
- Твоя видеть перед собой лучший воины на всем свет, мой госпожа, - торжественно провозгласил капитан "Молчаливой", повернув голову к сидящей на возвышении Дени, а левой рукой указывая ей на выстроившихся в ряды Безупречных, в результате чего широкий рукав его белого халата сполз вниз, оголив неприкрытое коричневой кожаной перчаткой предплечье, - Они не знать ни боль, ни усталость. Им быть неизвестен жалость и страх. Они пойти туда, куда твоя им приказать, - Вороний Глаз прищурился от яркого света полуденного солнца, лучи которого внезапно ударили ему прямо в лицо, - Добрый Господа желать знать, сколько твоя хотеть приобрести. И что твоя готова за это заплатить.
Не в силах больше выносить слепящий свет, от которого вот-вот готов был заслезиться его правый глаз, капитан "Молчаливой" прикрылся от солнца, расположив ребро ладони поперек лба, и стал ожидать ответа Дейнерис Таргариен.

Лесть делала воздух тяжелее и гуще. Каждое слово, каждый звук, что издавал работорговец, было запачкано ею, пропитано до самой своей сути. Услужливые манеры, податливые движения и неприкрытая, очевидная и грязная лесть – все это настораживало Дейнерис Таргариен. От чего было ему, владельцу сотен тысяч Безупречных рабов, так унижаться перед нею? Мало того, что она в глазах Астапорцев была всего лишь грязной дотракийкой с толпой таких же грязных не говорящих на общем языке варваров, так еще и Дейнерис была в чужом городе, а это значит, что именно ей следовало подчиняться царящим здесь законам и порядкам.
У Дени не было армии. Не было ни золота, ни власти, ни могущества. Только драконы. Выводок летающих ящериц, о которых в Астапоре, естественно, слышали, но вряд ли безоговорочно верили в их существование. Это все, что было у Дейнерис Таргариен, кроме собственного имени. Три последних в своем виде огнедышащих существа, которые обещали вырасти и стать серьезной угрозой для своих противников. Три пока небольших, пока малоопасных, пока скрытых от чужих глаз, но уже бесценных дракона. Только глупец мог дать им цену. А потому, сколько бы Дени не попросила в обмен на дракона, она переплатит. Переплатит в любом случае.
Работорговцы, конечно, не знали о том, что у кхалиси нет золота для покупки Безупречных, но понимали безвыходность ее положения здесь, когда единственной армией, которую она могла получить, были рабы или наемники. Потому могли диктовать ей любые условия, а она была бы вынуждена дать на них согласие. Но вместо этого к ней пришел Тикондрио Летос, говорящий на ломанном общем, обул ее в изящные туфли из зеленого сафьяна, аккуратно и нежно, произнес льстивые речи сахарным голосом… Дейнерис давно поняла, что Астапор – город торговцев-льстецов, каждый из которых был готов обрушить на королеву все известные комплименты и подарки, с которыми не жаль было расстаться. Но все это имело одну-единственную, а потому очень важную цель. Выгоду. И без этой цели ни один из торговцев не выдавил бы из себя ни звука, не говоря уже о подарках.
В положении Дейнерис это ей следовало подносить торговцу дары, умасливая на выгодную сделку, потому что он мог ей просто отказать даже потому, что ему вдруг не понравился цвет ее платья. Это он должен был восседать в кресле, а кхалиси должна кланяться перед ним. А потому выгодой для него здесь даже не пахло.
Так какую же цель преследовал человек, за чьей спиной плечом к плечу выстраивались Безупречные? Дейнерис не знала, но хотела узнать. Что-то было по ту сторону его единственного голубого лучезарного глаза. И это было что угодно, но не доброжелательность. Дейнерис скорее поверила бы в снарков, чем в гостеприимство этого города.
Эти мысли роем жужжащих москитов кишели в голове Таргариен, когда она пристально, чуть прищурив глаза, наблюдала, как под тонкой загорелой кожей мужчины двигался кадык, пока тот испивал воды; как его ботинки мягко опускались на ступеньки лестницы, а затем на красный песок перед ней; как от легкого ветра причудливыми волнами искажалась тень от пера на его тюрбане; как он, указав рукой на ровные ряды Безупречных, вновь молвил и повернулся к ней, обращая свой взор, от которого пальчики ног Дейнерис сжались, а кожу от ступней до щиколоток покрыли невидимые и неосязаемые, но колючие острые мурашки, точно такие, как и в тот момент, когда он касался ее кожи. Ощущение мягких, но холодных перчаток до сих пор не покидало Дейнерис, будто скрытые ими руки и сейчас сжимали ее щиколотки. Она на мгновение опустила глаза на туфли. Они жали ей в мизинцах, в остальном идеально сев по ноге. Да, дело было в них, именно из-за обуви сохранялось это противоречивое чувство чужих прикосновений…
Дейнерис поднялась с кресла и, не глядя под ноги, снизошла с лестницы, ступив на красный от кирпичной пыли песок.
- Не страшащиеся ни боли, - будто сама себе говорила она, взирая на Безупречных, выстроенных в четыре длинных ровных ряда, - ни врага, - ступая, она слышала и чужие, привычные для нее шаги сапог за спиной, будто эхом повторяющие ее собственные, - ни смерти.
Дени и рыцари за ее спиной остановились напротив воина, сжимающего в одной руке копье, а в другой круглый щит. Его пустые, будто стеклянные глаза отсутствующе смотрели вдаль. На первый взгляд он был немногим старше Дени, но выше на голову и почти вдвое шире в плечах.
- Не имеющие ни личности, - кхалиси, стоя вот так перед одним из воинов, удерживая токар левой рукой, а вторую свободно опустив вдоль тела, ждала какого-то проявления чувств, хоть и слабо надеялась на возможность этого, - ни мнения, - она склонила голову вбок, разглядывая легкую броню воина, его натруженные сильные пальцы, сжимающие древко копья, - ни жизни.
Они не жили, они существовали. Безупречные не были людьми, как накануне сказал Дейнерис сир Мормонт, они были оружием. Безупречным оружием? Возможно, если закрыть глаза на то, что создание этого оружия было не только аморальным, но и бесчеловечным.
- Безупречные, - звонко произнесла кхалиси, теперь уже повернувшись к работорговцу. – Так вы их зовете.
И зашагала по направлению к нему вдоль ряда воинов.
Дейнерис зачастую было неприятно быть ниже собеседника ростом, она чувствовала пусть и ненарочное, но все-таки давление, а с ее параметрами случалось это достаточно часто. Потому Дени остановилась на расстоянии, чтобы ей не приходилось высоко поднимать голову, глядя Тикондрио в лицо.
- Я куплю всех Безупречных, - наконец, начала она ответ, держась ровно, спокойно, говоря негромким бархатным голосом. – Скажи мне, скольких воинов ты можешь мне предложить и, если цифра меня устроит, я покажу тебе то, что предложу взамен.
Единственное, что было очевидно, так это желание торговца заключить сделку с кхалиси. То ли он рассчитывали на горы золота, то ли Безупречных в этом году плохо покупали, то ли Золотые Мечи совсем вытеснили их из Залива… В любом случае это играло Дейнерис на руку – чем быстрее сделка будет заключена, тем больше детских жизней спасет юная королева.

Эурон Грейджой улыбался. Ему нравилось смотреть на то, как эта девочка пытается напустить на себя важный вид. Пытается изображать из себя гордую правительницу и серьезного покупателя, который знает все тонкости такого непростого дела, как торговля. Похоже, Кхалиси и впрямь верит в то, что ей хорошо даются все эти "игры". Она верит в то, что является хорошим игроком. Что ж, вскоре Вороньему Глазу придется показать ей, насколько сильно она ошибалась. При одной лишь мысли об этом он чувствовал приятную дрожь в чреслах. Которая лишь усиливалась, стоило мужчине в очередной раз пробежаться своим острым взглядом по соблазнительным изгибам стройного тела молодой королевы и отметить плавную грацию, с которой она двигалась, спускаясь в окружении своих приближенных по деревянной лестнице вниз, на площадку. Однако он старался не задерживать свой взор на ее фигуре слишком долго, ибо то было крайне неприлично для человека, который представляется влиятельным торговцем и одет в дорогие шелка. Капитан "Молчаливой", несмотря на свой образ жизни и род своей деятельности, был человеком очень образованным и досконально изучил не только обычаи многих народов, но еще и этикет, который следовало соблюдать, например, при проведении переговоров с женщиной. А потому он не только скрыл похотливый блеск голубого глаза, отведя взгляд, чтобы не показаться Матери Драконов наглецом. Но еще и почтительно поклонился ей, как только она договорила, в знак того, чтобы она поняла, что ее слова были услышаны.
Твоя хотеть всех... - задумчиво произнес мнимый купец, убрав руку ото лба, так как ему больше не приходилось смотреть наверх и щуриться от солнца, и погладив ею свою бородку, - Добрый Господа иметь в свой распоряжение восемь тысяч, - "Тикондрио Летос" поднял взгляд и заглянул в чарующие пурпурные глаза последней из Таргариенов, - Дорого. Твоя платить очень большая цена. Что твоя может предложить?
Вороньему Глазу было прекрасно известно, что тех средств, коими на данный момент владела Дейнерис, в любом случае не хватило бы на то, чтобы купить всю партию воинов-рабов. Даже если выгрести все до последнего медяка. И, в сущности, его совсем не волновало, каким образом собирается торговаться юная королева. Единственное по-настоящему ценное, чем она обладает, и чем способна заплатить, - это ее драконы. Бурерожденная, скорее всего, и сама понимала это. А значит, если не предложит этот вариант первой, то точно не откажется его рассмотреть. А дальше самое главное будет заключаться в том, чтобы заставить ее показать драконов. Причем, желательно, сразу трех. Тогда, собрав их всех в одном месте и в нужное время, Грейджою не составить труда подчинить их себе. Как только зазвучит Валирийский Рог, драконы не смогут противиться древней магии и станут покорны воле того, кому принадлежит могущественный артефакт. Но чтобы заманить Дейнерис в ловушку, потребуется терпение. И такт. Она не о чем не подозревает и наверняка понадеется облапошить работорговцев. Вот только ей не известно, что это уже давно сделал тот, кто сейчас стоит перед ней. Впрочем, работорговцы и сами не знают о том, что Вороний Глаз обманул их. Пока не знают... Партия складывалась достаточно просто и фигуры идеально передвигались по доске. Близилось начало эншпиля, и Эурон Грейджой ждал следующего хода своей противницы.

Восемь тысяч…
Огромное войско созданных для войны существ. Бесконечные стройные ряды профессиональных воинов, что будут тянуться до самого горизонта. Дейнерис уже хотела это увидеть. Увидеть армию, которая вернет ей то, что принадлежит по праву рождения.
Цифра, естественно, оказалась вполне удовлетворительной. Теперь пришло время доказать, что Дейнерис было чем расплачиваться за восемь тысяч Безупречных, потому что на слово ей наверняка не поверили бы.
Ей следовало приказать привести во двор Дрогона, как она и хотела изначально. Но после пожара тот вряд ли был уравновешен, да и был теперь, скорее всего, похож на один большой черный уголь, а потому Дени решила не рисковать и привести другого дракона – того, кто не испугает толпу.
Тикондриo нe был глупцoм. Он прекрасно понимал, что у Дени нет денег для покупки армии и все, что она могла предложить, это драконы. Это читалось и в ровности его голоса, не выдавшего ни капли удивления, и в прямом взгляде, сверлящем зрачки Таргариен… Он ждал встречи с драконами, потому что теперь был уверен, что скоро завладеет одним из них – Добрые Господа не могли не рассмотреть вариант именно такой сделки. И нужно было показать их представителю то, что он хотел увидеть.
Когда ты смотришь на собеседника, то переводишь взгляд с одного его глаза на другой. И кхалиси чувствовала себя дискомфортно под пристальным взором единственного голубого глаза кyпца перед ней, Дени по привычке то и дело переводила свой взгляд на нашлепку на его левом глазу. Она придавала ему пикантность, как острый соус пресному блюду, но абсолютно не шла к остальному наряду, будто существуя отдельно от него. Нельзя было не заметить, что мужчина до потери глаза был очень красив, а сейчас нашлепка добавляла в его образ какую-то зловещность и таинство, раскрыть которое никому и никогда не представится возможным. Глядя на него, Дени не могла понять, было ли человеку перед ней две дюжины лет и он просто взросло выглядел благодаря телосложению, то ли ему было сорок и боги подарили ему долгую молодость… В Тикондрио вообще был необъяснимый, холодный и колючий шарм, который вновь окатил мурашками кожу Дейнерис от щиколоток до самых коленей, от чего мизинцы заныли еще сильнее, а прилипший к голубому глазу мужчины взор опустился на красный песок под его ногами.
В загадочном молчании Дейнерис вновь подняла подбородок, но теперь посмотрела в сторону своего кресла, повернулась к нему и неспешно зашагала вперед, оставив кyпца и рыцарей за спиной. Слова сейчас были не уместны.
- Пойдем со мной, - тихо молвила она в сторону Чхику, как только поднялась по лестнице.
Дотракийка кивнула, оставила на ближайшем столике кувшин с водой, который до этого держала в руках, и засеменила за своей королевой.
Дени держалась ровно и грациозно, будто летела над полом, тихо шурша мелким жемчугом токара. Свернув за угол в один из пролетов и скрывшись от чужих глаз, Дени устало опустила плечи и ссутулилась, прислонившись плечом к стене из красного кирпича.
- Ты видела когда-нибудь такую красоту? – не глядя на Чхику, спросила ее Дейнерис, опустив взгляд на свои туфли. – Добрые Господа умеют делать подарки, - пронизанным удовольствием голосом тихо произнесла она, склонив увенчанную короной голову.
Но носить новый подарок было удовольствием относительным – мизинцы обеих ног кхалиси невыносимо ныли, она сбросила туфлю с одной ноги, с блаженным выдохом освободив ее из тисков, затем поддела пальчиками пятку оставшейся надетой туфли и освободила вторую ступню.
- Да, кхалиси, - спустя внушительную паузу как-то печально и несмело ответила Чхику.
- Возьми их, пожалуйста, - попросила ее Дени, потому как сама в токаре не представляла возможным нагнуться, и зашагала вперед по деревянному полу босиком.
Чхику подняла с пола туфли из зеленого сафьяна и последовала за Дейнерис, все не решаясь сказать то, что хотела. Дени, буквально чувствуя многозначительное молчание дотракийки кожей, смутилась, а потому нахмурила бровки, но решила отложить разговор на потом, когда дела будут сделаны.
- Не в ту сторону, - все также несмело произнесла Чхику в спину Дейнерис, от чего последняя встала, как вкопанная, и округлила глаза.
- Что ты сказала? – резко обернувшись, громко вопросила Дени, сверля девушку взглядом.
- Не… - Чхику сглотнула подступивший к горлу ком, чувствуя, как задрожали от страха ее колени. – Не в ту сторону, кхалиси, - и кивнула на развилку коридоров. – Комната драконов в той стороне…
Дени на секунду застыла с раскрытым ртом и выпученными глазами, бешено соображая, после чего облегченно выдохнула через рот, прошла чуть назад и свернула в нужном направлении. Ей казалось, что паранойя сводит ее с ума. Казалось, что кто-то за куполом неба связал всех вокруг невидимыми нитями, превратив в марионеток, и дергал за них, играя в жестокую извращенную игру и смеясь… заливисто, искренне, громко… смеясь в первую очередь над Дейнерис.
Комната, где вот уже несколько дней жили Визерион и Рейегаль, скрывалась за выкрашенной в красный деревянной дверью. Она чем-то напоминала Дейнерис красную дверь из ее детства, хоть и была мало на нее похожа. Рядом с ней восседал на высоком стульчаке один из дотракийцев, который поприветствовал Мать драконов поклоном и услужливо отворил перед ней дверь. Спящие в комнате братья дружно подняли головы, обернувшись на звук. Конечно, они были рады видеть Дени, Рейегаль поднялся на лапы и засуетился вокруг нее, игриво урча, а Визерион, как само воплощение хладнокровия, остался на месте, лишь внимательно следя за пришедшими девушками своими золотыми глазами. Они были крупнее собаки, размером почти как взрослый ишак, если не считать хвост и крылья, но гораздо легче этого животного – кости драконов были легкими, как и прочная и грубая, но тонкая, покрытая чешуйками кожа. Дени, поприветствовав своих детей ласковыми словами, погладила каждого по голове, попросила прощения за то, что редко их навещает, и пообещала исправиться. Они отвечали ей урчанием и вращением больших доверчивых глаз.
Вынув короткий металлический штырь, что крепил цепь к стене, Дени потянула ее на себя, притягивая ошейник на шее Рейегаля к себе, дракон послушно подошел к ее ногам, радуясь, что его ведут на долгожданную прогулку.
Выбор был очевиден: раз идею приводить к работорговцу Дрогона Дени уже отвергла, то из Рейегаля и Визериона первый был в разы послушнее и покладистее второго, выполнял все команды беспрекословно и безмерно любил свою мать. Потому, если Тикондрио сочтет плату достойной, а он сделает это, Рейегаль станет идеальным исполнителем задуманного плана.
- Одноглазый человек, - поборов свою нерешительность, все-таки начала Чхику, когда они с Дени и драконом уже были на обратном пути к внутреннему двору. – Он смотрит на Вас, как храккар* на жеребенка перед тем, как его разорвать…
- Чхику, - с нежностью в голосе протянула Дейнерис, повернув в ее сторону голову. – Тебя послушать – на меня каждый второй так смотрит! Ты говорила, что и Мормонт…
- Сир смотрит на вас, как умирающий от жажды смотрит на оазис…
- Ах, да… - Дени закивала головой, припоминая формулировку.
- …а одноглазый смотрит на Вас совсем иначе! – не обращая внимание на иронию, уже громко продолжила Чхику и схватила Дени за локоть, обращая к себе, пытаясь из последнего порыва смелости вразумить ей то, что дотракийке было очевидно. – Кхалиси! Он желает вам недоброе…
Путь Чхику и говорила с утра до вечера на общем языке, но акцент был слышен в каждом ее слове. Она была дотракийкой до самой глубокой клеточки тела, и именно это нравилось в ней Дейнерис. И сейчас Чхику смотрела в ее пурпурные глаза своими, большими, глубокими, почти черными… Влажными глазами, полными страха.
- Я… - уже простонала она, изгибая уголки губ вниз, будто вот-вот заплачет, - я боюсь за Вас, моя кхалиси...
- Чхику, - шепотом выдохнула Дени, окончательно растаяв от ее заботы.
Она скользнула правой свободной кистью руки за спину дотракийки и горячо прижала к себе. Новые туфли кхалиси, упав, глухо ударили об пол каблуками. Чхику в ответ прижала Дейнерис к себе обеими руками, впиваясь пальцами в ткань ее токара, и уткнулась носом в бледную кожу ее шеи.
Чхику была доброй и милой девушкой. Иногда много болтала, любила преувеличивать и перемывать всем косточки, но это не делало ее хуже. Она была хороша в постели, внимательна и трудолюбива, а потому практически постоянно находилась рядом со своей кхалиси как днем, так и ночью, полностью посвятив ей и душу, и тело. Чхику любила Дейнерис. Как мать? Подругу? Любовницу? Пожалуй, подходило все перечисленное. Потому она ревностно относилась к другим ее служанкам и кровным всадникам, а в последнее время вбила себе в голову, что в кхалиси влюблен ее рыцарь и, не скрывая, что ревнует, старалась убедить ее присмотреться к Джораху, потому что, как она говорила «медведь силен, как буйвол, что пашет землю, и в бороздах ее даже в засуху земля заплодоносит, как и выжженное магией чрево от его сильного семени». В ответ Дейнерис смеялась и смущенно закрывала лицо ладошками. У Чхику был талант выдумывать метафоры…
Смотрит, как храккар на жеребенка перед тем, как его разорвать…
Надо же, как буйствовала ее фантазия в порывах ревности! Дени казалось, что скоро Чхику начнет складывать метафоры не только для мужчин, которые приближались к кхалиси, но и для лошадей или мебели… Чхику лучше остальных разбиралась в представителях мужского пола - «это все знают», подтверждала Ирри. Но уж слишком ее фантазии были призрачны и фантастичны, а потому Дени считала, что в ревности Чхику разбиралась куда больше, чем в мужчинах.
Таргариен тонко улыбалась иронии сложившейся ситуации и снисходительно поглаживала Чхику по волосам. Та шмыгала ей в шею носом, еще крепче прижимая к себе.
- Чхику, - Дени мягко отстранила ее от себя. – Все будет хорошо, - говорила она тихо, уже не улыбаясь, чтобы Чхику не заподозрила иронию в ее словах.
- Вы должны быть осторожны, - дотракийка опустила руки, но не глаза, не отрывая взгляда от лица кхалиси.
- Непременно, моя хорошая, - Дени погладила ее по шее. – Со мной ничего не случится, я обещаю тебе. А теперь пойдем, нас ждут…
И только после этого Чхику оторвала взгляд от глаз Дейнерис, подняла с пола ее туфли и, как и прежде, последовала вслед за своей королевой.
Рейегаль торопился вперед, то и дело натягивая цепь, подгоняя таким образом держащую ее конец Дейнерис. Вести его пришлось по более широким коридорам, девушки пошли в обход на обратном пути, а потому вышли не с той стороны, с которой скрылись. Рейегаль, заметив впереди ослепляющий полуденный солнечный свет, нетерпеливо топтался на месте, пока Чхику помогала Дейнерис обуться. Когда солнечные лучи коснулись чешуи зеленого дракона, тот, нежась в их тепле, удовлетворенно прищурился и осторожно зашагал вперед, к нему, Дени шла за ним, издали услышав первые восхищенные возгласы, а после и увидев, как на дракона показывают пальцем вытянутой руки. Толпа мигом зашумела и заволновалась, подступая ближе к дракону, дотракийцы громко призывали всех оставаться на местах.
Рейегаль, подойдя к лестнице, ведущей вниз, выгнул спину и вытянулся, расправив широкие, в два тела длиной крылья. Легким их движением он поднял тело в воздух и, звеня волочащейся за ним цепью, плавно опустился на песок перед Безупречными их владельцем, совсем не обращая внимание на шум вокруг. Его мать последовала за ним, но выпустила из рук цепь, еще не спустившись с лестницы. Сжатые узкими туфлями ноги юной королевы мелкими шагами приблизили ее к дракону, с любопытством озирающемуся вокруг. Щелкнув нехитрой задвижкой на его ошейнике из легкого сплава, Дени освободила его от пут, которые звякнули, упав на песок. Рейегаль взглянул на них, потом вновь поднял на Дени глаза. Та, счастливо улыбаясь, положительно ему кивнула, отпуская. Дракон тут же вновь расправил крылья и ударил ими воздух, поднимая с земли красный песок, ударил снова и, оставив за собой розовое облако из мелкого песка, взмыл в воздух, набирая темпы. Дени пришлось зажмуриться, спасая глаза от пыли, но совсем скоро, когда та чуть опустилась, она открыла глаза и, следя взглядом за удаляющимся драконом, поравнялась с Тикондрио, чтобы посмотреть, как Рейегаль выглядит с его стороны. А выглядел он потрясающе… Беря крен влево, тот во всей своей красе демонстрировал на голубом лучезарном небе размах своих крыльев и изгиб длинного хвоста. Пролетев точно под полуденным солнцем, Рейегаль коснулся внутреннего двора своей тенью, будто был властен и над стоящими там людьми, и над самим солнцем.
- Он безумно красив, не правда ли? – с придыханием едва слышно задала Дейнерис скорее риторический вопрос, следя за Рейегалем глазами любящей матери.
Но как только он скрылся из виду, гипнотическая красота его тела отпустила мысли Дейнерис и она, часто заморгав, пришла в себя и перевела взгляд на стоящего по левую руку мужчину. На этот раз ей пришлось поднять подбородок выше, чтобы смотреть ему в лицо.
- И одна его красота стоит дороже, чем восемь тысяч Безупречных, - молвила она уже громче, улыбаясь уголками губ.
Дени поймала себя на мысли что теперь, после разговора с Чхику смотрит на мужчину совсем иначе, нежели десяток минут назад. И улыбалась она отнюдь не от восхищения собственным драконом и не в предвкушении сделки…
- Вам никто не предложит большую цену, - и это было истинно так. – Один зеленый дракон в обмен на восемь тысяч Безупречных.
Простые правила простого бартера. Дени знала, что не услышит отказ.

*Храккар (hrakkar) - белый степной лев, обитающий в Эссосе.

Проницательный взор ясного голубого глаза Эурона был прикован к чарующему взгляду пурпурных очей последней из Таргариенов. Трудно сказать, сколько времени прошло, прежде чем Дейнерис отвела взгляд. Но за это мгновение Грейджою показалось, что он проник в душу этой женщины. Изучил ее сущность. И одно он твердо уяснил для себя - ее будет очень нелегко сломать. Она горда, сильна и своенравна. К тому же, невероятно красива. И, скорее всего, сама это понимает. А раз понимает, то умеет этим пользоваться. А если умеет, то знает себе цену. А значит самолюбива. А самолюбие порой бывает подавить куда сложнее, чем гордость. Вороний Глаз как никто другой умел ломать людей. В равной степени физически и морально. В этом он был мастер. И он тоже знал себе цену. Однако на сей раз он понимал, что перед ним стоит далеко не самая простая задача. И все же результат неизбежен. Дейнерис Таргариен станет его рабой. Рано или поздно. Кончик языка мужчины невольно обвел его губы, ибо предвкушение предстоящего наслаждения было настолько сильным, что Эурону едва удавалось себя сдерживать. И даже то, что он являлся человеком исключительного хладнокровия, слабо помогало ему устоять против необъяснимой тяги к стоящей перед ним среброволосой чаровнице. Мрачной, извращенной, похотливой, но все же гипнотизирующей тяги. Однако, не сказав ни слова, Матерь Драконов развернулась к мнимому купцу спиной и решительной походкой направилась к одному из входов в свою импровизированную резиденцию, вскоре исчезнув из поля зрения капитана "Молчаливой". Самому же пирату пока предоставилась возможность повнимательнее изучить ближайшее окружение королевы. Что ж, кучка грязных дотракийцев не станет для него помехой. Девчонки-служанки, виночерпии и чашницы... Несколько наемников... И на весь этот вшивый сброд лишь один благородный рыцарь из Семи Королевств, непревзойденный мастер фехтования. Маловато будет. Нет, никто из этих отщепенцев, составлявших на данный момент свиту Дейнерис Таргариен, не мог представлять совершенно никакой угрозы для Вороньего Глаза. Никто из них не мог воспрепятствовать приведению его замыслов в исполнение.
Ярко светящее солнце, по мере того как день разгорался, поднималось все выше и нещадно жгло кожу обмазанного охрой лица Эурона, по которому с висков ручейками струился пот. Мужчина вытер лоб рукавом халата. В горле пересохло. Подозвав одного из стоящих неподалеку юношей, находившихся здесь в качестве личной прислуги Матери Драконов, он попросил напиться. Расторопный мальчуган не заставил себя ждать и принес "представителю Добрых Господ" кувшин прохладной воды. Вороний Глаз принял глиняный сосуд и с большим наслаждением утолил жажду, после чего вежливо поблагодарил юного слугу на безупречном эссоском диалекте. Мальчуган, не привыкший слышать от высоких господ даже намек на благодарность, изумленно моргнул и, поклонившись, вернулся на свое место. Грейджой же лишь усмехнулся и, сложив руки на груди, стал ждать возвращения Кхалиси. Капитан "Молчаливой" перекинулся беглым взглядом с Рыжим Гребцом, который, возвышаясь подобно изваянной из мрамора статуе, стоял чуть впереди идеально ровной шеренги Безупречных. Рыжеволосого корсара утомляла не только жара, но и жуткая скука. Эурон хотя бы был занят беседой с Бурерожденной, а сам он вынужден был только стоять во главе колонны воинов-рабов, пялиться на своего капитана и не раскрывать рта. Впрочем, под палящим зноем Вороний Глаз чувствовал себя не намного лучше. Странствующий по морям, он, хоть и бывал во многих жарких странах весьма продолжительный период времени, все же привык к иному климату.
Ожидание затягивалось. Но внезапно сверху, возле того самого места, где находилось резное кресло Дейнерис, раздался громкий и характерный звук. Грейджой резко повернулся в эту сторону. И остолбенел. Перед его взором возникло живое свидетельство величия Таргариенов. Первого рода, который смог покорить Семь Королевств, который сумел заставить мир склониться перед ним. Эурона всегда притягивала мощь. Всегда завораживала сила. Вот и сейчас взор его единственного голубого глаза оказался прикованным к дракону, который, расправив крылья, воспарил над площадкой и отбросил большую тень на желтый песок. Капитан "Молчаливой" даже не заметил, как Кхалиси приблизилась к нему. Он был не в силах отвести взгляд, который острой стрелой вонзился в чешую рассекающего воздух крыльями зеленого дракона. Глядя на него, Вороний Глаз забыл обо всем на свете. До его ушей в последний миг долетели слова Дейнерис. Красив? Он прекрасен... Эурон едва не произнес это вслух, но сдержался. Он смотрел на Рейегаля и видел в нем свое будущее. Будущее, которое он построит сам. На костях и пепле настоящего, которое канет в лету и станет прошлым. Благородные Старки, суровые Болтоны, доблестные Баратеоны, могущественные Ланнистеры, честолюбивые Тиреллы, гордые Мартеллы... Все склонятся перед ним. Склонятся перед домом Грейджоев. Перед кракеном. Перед Вороньим Глазом. Он уничтожит всех, кто посмеет оказать ему сопротивление. И если хоть какой-то из великих домов откажется присягнуть ему на верность, он сожжет его дотла. Разрушит замки до последнего камня. Истребит род до последнего младенца. Почти так же, как лорд Тайвин Ланнистер поступил с Рейнами из Кастамере. Только, может статься, на сей раз это произойдет с самим лордом Тайвином и его семьей. И, кто знает, возможно, барды сложат об этом новую песню... Как и о том, как Эурон из рода Грейджоев покорил Вестерос и положил конец величию и властвованию Таргариенов. О том, как из летописи времен сотрутся старые записи и начнется новая история. Новая эпоха. Вороний Глаз с трудом заставил себя оторвать взгляд от зеленого дракона и сосредоточиться на своей роли, как и на том, что говорила ему королева.
- Твоя дракон быть очень красивый, - вновь имитируя ломанный вестеросский, согласно кивнул "Тикондрио Летос", - Но Добрый Господа сказать, ты иметь три такой дракон, - губы пирата раздвинулись в невинной улыбке, - Мы принимать такой плата. Один дракон. Но ты привезти с собой все три. Мы сами выбрать тот, который нам понравится, - Эурон учтиво поклонился и добавил, - Я быть уверен, что их красота не уступать красоте этот дракон, - и легким кивком указал наверх, где все еще, издавая некое подобие визга, парил Рейегаль, - Твоя принимать такой условие?
Для того, чтобы замысел Вороньего Глаза исполнился, в одно и то же время в условленном месте должно находиться сразу три дракона. Все трое должны были услышать звук его колдовского рога. И если хоть один из них останется неподвластным его воле, многое может пойти не так, как он рассчитывал.

Странные, порой необъяснимые вещи происходят с нами – и странные чувства одолевают наш ум; неумение воспринимать необычное как нечто совершенно рядовое, зачастую провоцирует смятение, а иногда даже вызывает страх, поднимающийся из самых недр нашего сознания плотной, душащей пеленой. Ведь то, что ты не можешь объяснить, всегда пугает, всегда будоражит кровь, щекоча рассудок… Иногда, в жизни каждого человека случаются моменты, когда ему вдруг начинает казаться, что рассудок изменяет ему. Некоторым он изменяет воистину. Но, так или иначе, странности случаются со всеми. Сны, выливающиеся в предчувствия, в ощущения, которых ты не знал ранее, голоса, вдруг рождающиеся в самой твоей голове… Хорошо, если это редкость. А что, если подобное происходит с тобой гораздо чаще, чем с другими, чаще, чем это вообще может считаться допустимым? Что делать, если все твое существо, словно оголенная высокочастотная антенна или громоотвод, готово принять на себя любой, даже самый слабый и ненужный именно тебе импульс, испускаемый какой-то крохотной частичкой этого невероятно огромного, безумного мира? Как можно выдержать такое? Любой рассудок взорвется фейерверком подлинного безумия, если только окажется хоть на йоту слабее, чем нужно для того, чтобы принимать и отсеивать такое огромное количество информации. Коли так, то Эйгон Таргариен имел все шансы сделаться безумным уже в раннем детстве. Но странности никогда не пугали его. Он привык к ним, как к неотъемлемой части своего собственного существа; привык так же, как привык к своему отражению в зеркале. Странные сны – пожалуй, это было самой обычной из всех странностей, случающихся в его жизни. Уже очень давно принц не просыпался внезапно, покрытый холодной испариной; но очень сильно ошибется тот, кто решит, что такое самообладание далось ему легко. Разумеется, в его характере были на то все необходимые задатки – и даже более того; но никакой росток не прорастет сквозь почву, если его не возделывать, как следует – если только это не сорняк, не нуждающийся в уходе. С самого детства Эйгон Таргариен учился правильно дышать, правильно видеть, правильно двигаться и правильно прикасаться к любому, даже самому обыденному на первый взгляд предмету. И все затем только, чтобы правильно думать; затем, чтобы удерживать баланс. Он не смог бы сказать, насколько преуспел в этом; но разве есть предел совершенству?
Этой ночью принцу снова приснился сон. Такой типичный для него – и в то же время такой странный.
Медленные, размеренные шаги, гулко отдающиеся от каменных, покрытых рваными трещинами стен приближали его к виднеющейся вдалеке двери из темного дерева; дверь казалась цельной и безукоризненно ровной – в то время как из трещин, покрывающих возвышающиеся справа и слева каменные стены сплошной сеткой, сочился жидкий огонь – словно кровь из открытых ран. Стены эти высились по бокам обожженными руинами, потолком же было открытое небо. И с этого неба, заволоченного плотной темно-серой гарью, падали под ноги крупные, объятые красно-синим ореолом, сгустки пламени. Воздух дрожал, словно готовый вот-вот расплавиться, но Эйгону дышалось легко. Пламя лизало раздвоенными языками босые ноги, легко касаясь ярко-оранжевыми кончиками белых одежд, ниспадающих сплошным полотном до самых щиколоток принца. Жидкое серебро волос укрывало плечи, спину и частично грудь, и это было менее всего странно – никогда во снах Эйгона густые, длинные пряди не были синими. Он был без оружия, но он знал, что сила его с ним; спокойно, не торопясь, принц приближался к деревянной двери. Это было его целью; почему оно было так – он не задумывался. Это была просто данность, и не более того. Но он был так поглощен своим неторопливым, целенаправленным стремлением к ней, что не обратил поначалу никакого внимания на сбивчивые шаги, зазвучавшие позади него. Он даже не остановился, продолжая идти вперед, не оглядываясь. И не остановился бы никогда, если бы чья-то рука не схватила его за подол белого балахона – отчаянно, словно ее владелец был умирающим, из последних сил цепляющимся за уходящую жизнь. Щемящее отчаяние как будто заполнило все окружающее пространство – и трещины на стенах зашипели, сочась уже не огнем, а какой-то густой, иссиня-черной кислотой…
- Спаси… - зазвучало позади – Спаси мою госпожу…
Он обернулся – и увидел перед собой обожженную женщину, что шла за ним все это время по объятому пламенем полу. Рука, ухватившая его за одежды, была изъедена огнем – и принц увидел наполовину обнаженные кости ее пальцев. В темных, миндалевидных глазах смуглой просительницы плескалась воистину безумная боль – и страх, смешанный с каким-то неземным отчаянием.
- Спаси…
Сердце его дрогнуло – и остановилось, словно разбившись; он чувствовал, как в груди у него растекается холодная, пробирающая до костей, до щемящей тоски - влага.
- Спаси мою госпожу – прошептала, падая на колени, в огонь, несчастная женщина – и из глаз ее потекли черные слезы, выжигающие на смуглом лице глубокие черные борозды – Спаси.
«Кто ты?» - хотел спросить он – «Кто твоя госпожа?», но почему-то не мог говорить. Ему нельзя было говорить – он знал это точно.
- Если будешь молчать – просительница сжалась в комок, корчась от нечеловеческой боли – и вдруг рванулась вперед, словно змея, желающая укусить- …она погибнет!!!! – лицо ее вдруг страшно исказилось, как будто она не могла больше терпеть, голос повысился, усиливаясь до раздирающего барабанные перепонки вопля, и смуглянка завизжала – словно вкладывая в этот последний крик все, что осталось от ее жизни. Потрясенный, Эйгон даже не сделал попытки закрыть ладонями уши, несмотря на то, что острая боль пронзила ему тонкой иглой виски. Стены, уже изошедшие липкой черной жижей, задрожали – и весь мир начал рушиться….

Когда он отрыл глаза, рассвет только-только позолотил осторожным прикосновением полупрозрачные молочные занавеси, служащие тонкой дымчатой преградой между солнечным светом и просторной комнатой, содержащей в себе минимум незамысловатой мебели. Слух окутала блаженная тишина, и безумный визг заживо сгорающей женщины стих, на прощанье прокатившись гулким эхом по недрам пробудившегося сознания. Он стих, но не исчез, а затерялся в самых глубинах, словно игла, сгинувшая в черной дыре бездонного колодца. Эйгон вздохнул – глубоко, спокойно – и осторожно сел на ровном, жестком ложе, чувствуя, как кровь плавно замедляет свое течение в его венах и баланс вновь выравнивается. Откинув в сторону тонкий плед, молодой мужчина ступил босыми ногами на дощатый пол, сразу протянув руку к невысокой тумбе, на которой покоился легкий шелковый халат. Если бы здесь был посторонний наблюдатель, он бы на мгновение решил, что ожила одна из множества безукоризненных статуй, считающихся образцом физического совершенства и украшающих какой-нибудь роскошный дворец; тело принца было словно высечено из мрамора неведомым мастером. Высокий и стройный, он сочетал в себе стремительную силу и утонченную грацию. Быстро, словно опасаясь, что кто-то увидит его нагим, принц накинул на широкие плечи шелковистую темно-пурпурную ткань, аккуратно сокрывшую отлично развитую грудную клетку, гибкий торс, гармонично переходящий в бедра, и длинные, ровно настолько, насколько это было нужно для абсолютной гармонии, ноги.
Завязав широкий, лишенный всяких украшений пояс, принц собрал на ходу длинные волосы в хвост – и вышел в небольшой внутренний дворик, уже освещенный вновь зародившимся рассветом. Ненадолго остановившись на деревянном пороге, тихонько скрипнувшем под ногой молодого мужчины, Эйгон вдохнул в легкие еще относительно свежий утренний воздух. Солнечный луч ласково коснулся лица, скользнув по скуле – и юноша буквально почувствовал, как дышит весь этот огромный мир, как живет и надеется на лучшее каждая маленькая, славная букашка в нем. Светлая радость тронула тонкие черты принца – и он улыбнулся тепло и мягко, чуть сощурив на утреннем солнце глаза. Легко ступив на землю, молодой мужчина проследовал к выложенному продолговатым булыжником колодцу и, нагнувшись над самым его краем, взглянул собственному отражению в широко раскрытые, светящиеся невинной лаской, глаза. Таким видел себя только он сам; а каким он становился для остальных? Усмехнувшись этой мысли, Эйгон зачерпнул обеими ладонями воду и, окатив ею лицо и шею, вновь выпрямился, подставляя лицо солнечным лучам. Смежив веки, он сконцентрировался на своих ощущениях от того, как стекала на шею и грудь, пропитывая влагой шелк халата, прохлада колодезной воды. Он чувствовал каждое легкое дуновение, пропуская через себя каждый звук, каждый шелест и словно растворяясь в самом этом рассвете; весь мир помогал Эйгону, каждое утро очищая душу принца от ночных видений и подпитывая его новыми силами для нового же дня, снова и снова.
Принц не торопился обратно в дом. Он позволил себе стоять у колодца столько, сколько ему того хотелось – и лишь потом, насытившись рассветом, вернулся в свои покои затем, чтобы повязать на лоб белую повязку, с которой он расставался только на ночь, и взять в руки легкий полуторный меч для утренней тренировки. Сначала он потренируется в одиночестве, а затем уже в паре с Джоном Коннигтоном. Потом… потом можно позавтракать – и подумать о делах; о тех, что уже сделаны, и о тех, которые еще предстоит сделать сегодняшним днем.

---------------------------------------------------------------------------------------------------

Дела. Что касается дел, то они в последнее время шли достаточно хорошо. Вчерашний день можно было смело назвать удачным во всех отношениях, если только забыть о мимолетной встрече с Дейенерис Таргариен, от чего-то заронившей в глубине сознания Эйгона легкую грусть. Но если не вспоминать о тонких оттенках эмоций и задуматься о делах, все шло, как положено. Принцип "сначала думай - потом делай" давал великолепные плоды. Встреча с человеком, явившимся к Эйгону и его воспитателю от Золотых Мечей, принесла хорошую весть. Элитные наемники, испокон веков состоящие на службе у рода Таргариен, признали юного принца своим командиром и были готовы отправиться под его началом туда, куда он укажет. От этого не стоило терять голову - потому что это было лишь одной ступенью на той длинной лестнице, по которой он еще должен будет пройти. Но так или иначе, это оставалось хорошей новостью, и не могло не оставить радостного отголоска, тихонько сверкнувшего мягкими огоньками на дне зрачков принца. Вторая, не менее хорошая новость пришла уже тогда, когда Эйгон и его воспитатель закончили с обязательными утренними тренировками, и вели беседу о насущных делах за завтраком. Новость состояла в том, что людьми Джона Коннингтона было успешно найдено 3 корабля и 3 капитана, согласных принять на борт своих судов отряды вооруженных людей.
- Отлично - произнес принц, когда новость эта дошла до его ушей - Мы должны отплыть как можно скорее. Хорошо будет, если это случится завтра на рассвете.

Джон Коннингтон сдержанно кивнул - и Эйгон вновь обратил внимание на свой завтрак, от которого к тому моменту осталось лишь одно яблоко.
- Спаси... - тихонько шепнул слабый голос на ухо принцу - Спаси мою госпожу
Какую госпожу? Он так и не понял, о ком речь.
Пальцы молодого мужчины уже потянулись было к фрукту, как вдруг замерли - и плавно легли на покрытую тонкой скатертью столешницу. Брови Эйгона слегка сдвинулись к переносице - и он чуть нахмурился, как будто вспомнив о каком то важном, но еще не сделанном деле. Мысли в его голове текли достаточно стройно, но то, что он произнес в следующее мгновение, "стройным" никак не оказалось.
- Дейенерис еще в городе? - как-то уж совсем нелепо спросил он, словно вовсе не сам принц сидел за обеденным столом, а его двойник-заместитель.
- Как же ей не быть в городе - Джон Коннингтон криво усмехнулся, как будто собираясь сморозить какую-то грубую шутку, но, по-видимому сдержавшись, продолжил - Ваша новоиспеченная королевна как раз устраивает сегодня очередной балаган. Она ведь только и делает, что принимает льстивые подарки всякого мерзкого сброда.

Смачно сплюнув на пол, словно он находился в каком нибудь притоне не первого и даже не второго сорта, мужчина презрительно скривился, всем своим видом давая понять, как он "одобряет" происходящее с Дейенерис Таргариен. Презрительно-грубоватые нотки не могли сокрыться от слуха принца, и Эйгон поднял опущенный до этого момента взгляд на воспитателя. Иссиня-пурпурные омуты глаз молодого мужчины были как будто затуманены, и некоторое время принц молчал, в гробовой тишине изучая жесткие черты лица Коннигнтона.
- Не говори так о ней - наконец произнес он негромко, но твердо - Она моя кровь.

Какую-то минуту Старший и Юный Грифы молча смотрели друг на друга.
- Ну уж простите, говорю как есть - сурово огрызнулся наконец Коннингтон, в раздражении бросив на стол медную ложку - Уж как есть!
- повторил он, резко отодвигаясь от стола.
Принц как будто вовсе не обратил внимания на этот "взрыв"; кто-то, а уж он то хорошо знал характер человека, полностью заменившего ему отца.
- Пойдем посмотрим - как ни в чем ни бывало продолжил юный Гриф - Я хочу еще раз ее увидеть.
Черные брови воспитателя взлетели вверх - и он поднялся из-за стола, всем своим видом изображая красноречивое возмущение.
- Мы ведь уже говорили об этом с тобой - произнес он, понизив голос и, упершись ладонями в столешницу, пристально взглянул Юному Грифу в самые зрачки - Говорили. И ты уже все решил.
На "ты" Коннигтон переходил лишь тогда, когда речь шла о чем то чрезвычайно важном и в то же время личном. "Ты меня пугаешь" - сказал он как-то раз, и именно в этот момент Эйгон впервые понял, что этот неприхотливый и жестокий вояка действительно прикипел к нему своим огрубевшим сердцем.
- Я не за этим - мягко ответил принц, скрепляя на столе тонкие, сильные пальцы в замок - Просто хочу ее увидеть.
Просто. Если бы все было так просто.
----------------------------------------------------------------------------

Солнце уже стояло в зените, когда двое мужчин - один молодой, второй - зрелого возраста, приблизились к месту последних событий. Первое, на что обратил внимание Эйгон - были сверкающие шлемы Безупречных; а сверкали они так ярко, что блеск их великолепия был виден за сотню шагов, если еще не больше. Все внимание случайных зевак было обращено в первую очередь на них, во вторую очередь - на королеву, восседающую на возвышении. Вряд ли кто-то обратил бы хоть толику этого самого внимания на двоих человек, вполне обыкновенных в своей ничем не примечательной простоте. На этот раз ни Эйгон, ни его сопровождающий не отличились экстравагантностью наряда. Синие волосы принца, как в прошлую его встречу с Дейенерис, были собраны в хвост, голову опоясывала широкая белая повязка с прямоугольной металлической пластиной на лбу. Сам он был облачен в просторную темно-синюю тунику с длинными, до самых запястий, широкими рукавами; по насыщенного цвета ткани шел не слишком броский, но достаточно заметный узор, вышитый серебряными нитями. Широкий белый пояс, за который с левой стороны было заткнуто два легких меча (один короткий, второй длинный) был так же расшит серебром. Просторные штаны, напоминающие покроем шаровары, были пошиты из ткани точно такой же фактуры и цвета, что и туника, но серебряная вышивка шла не по всей их длине, а только по самому низу. Джон Коннингтон и вовсе предпочел одеяние из простого светло-серого льна, без каких-либо отличительных черт, но покрой его костюма оказался схож с костюмом принца.
К площадке, на которой принимала своих просителей Дейенерис Таргариен, новые лица подоспели как раз в тот момент, когда разодетый в пух и прах одноглазый купец склонился перед королевой в своем стремлении преподнести ей небольшой, но приятный дар. Эйгон постарался приблизиться настолько, чтобы хорошо видеть происходящее и даже, возможно, слышать; благо, при здешнем столпотворении сделать это оказалось не так сложно. Принц оглядел иноземного купца без неудовольствия, скорее даже с любопытством. Показалось немного странным то, что одноглазый торговец счел нужным сокрыть свои руки перчатками - в такую то жаркую погоду. Однако, Эйгон не придал этому обстоятельству никакого значения. О том, что торговец сам привел к королеве своих Безупречных, молодой Таргариен знать не мог, а потому и тень подозрения не омрачила его рассудка. Из всего этого он понял однозначно лишь то, что сейчас на его глазах должна совершиться сделка - и что Дейенерис серьезно собирается купить 8 тысяч этих воинов-рабов. Чем они лучше Золотых Мечей, интересно? Лучше ли? Насколько эффективны эти воины окажутся в бою? Здесь, на Востоке, они, конечно, образец воинской доблести, но как они покажут себя в Вестеросе? Эйгон сомневался, что пешие Безупречные окажутся эффективны против тяжелой конницы. Если Дейенерис так хочет армию - она может присоединиться к племяннику и его восьми тысячам Золотых Мечей. И ей не придется платить за это ни одного золотого дракона; приносить в качестве ПЛАТЫ живого дракона - тем более.
Однако, королева не знала ни про его существование, ни про то, что вчера к нему на службу перешла почти целая армия высококлассных наёмников, чья лояльность к их роду не вызывает сомнений. Сделав небольшой шаг влево, принц взглянул, наконец, на саму королеву. Она была сестрой его отца, но ему казалось, что это его сестра, и при том - младшая. Она и правда была младше него. И при этом называлась его теткой. Внимательный, ненавязчивый взгляд легко коснулся ее черт; невольно Эйгон подумал про себя, что ей пошел бы жемчуг. Хрупка, изящна в движениях, тонка в кости; ему вдруг резко захотелось оказаться с Дейенерис наедине - и сорвать с нее громоздкий токар. Он бы срывал с нее все те жалкие побрякушки, которые она вздумала бы надеть на себя - потому что ничто не могло сравниться здесь с природной красотой. Дейенерис была прекрасна сама по себе - и ей не нужно было ничего. Лучше всего она выглядела бы без украшений, в простой, но дорогой одежде. Люди не должны смотреть на побрякушки и на яркость тканей, они не должны видеть блеск показной роскоши - но должны видеть человека. А она прятала себя во всей этой...мишуре.
Но здесь была конечно, и обратная сторона медали. Дейенерис явно любила блеск, любила яркие краски, и предпочитала в одежде теплые оттенки. Вчера она выбрала персиковый, сегодня - песочный. Это значило, что девушка любит жизнь в ее простых житейских проявлениях... разве он мог сказать, что это плохо?

Однако, до какого же отчаяния она должна была дойти, чтобы предстать перед всеми этими так называемыми просителями в наряде, который привычен ИМ. До какого отчаяния должна была дойти, чтобы торговаться, не имея за душой ничего, кроме всей этой помпезности; как роскошно все это выглядело, и как мало стоило. В первую очередь - не стоило ее самой. Как же она отчаялась, если додумалась до того, чтобы привести на показ этому купцу одного из своих....
.... Драконов
Иногда у людей расширяются зрачки, но далеко не всегда виновато воздействие наркотических средств; часто это происходит в следствие сильных эмоций, внезапно охватывающих человека. Эйгон знал, что такое самообладание и чего оно стоит - а потому только медленно расширившиеся зрачки выдали его волнение; тень взмывшего в воздух зеленого дракона, легкого и сильного, как ветер, на мгновение сокрыла принца от палящего солнца - и Эйгон поднял голову, во все глаза глядя на живое сокровище, которое доселе он видел лишь во сне. Словно в замедленной съемке, переливалась на солнце чешуя... нет, не животного; живого чуда. Безукоризненный крен влево - и дракон описал в воздухе круг, завораживая взоры наблюдателей ни с чем не сравнимой грацией воистину царственного величия. Эйгон словно потерял саму способность двигаться; он буквально остолбенел на месте, будучи не в силах отвести взгляда от Рейегаля, который вновь развернулся, взяв уже чуть ниже - и теперь летел прямо навстречу принцу; мгновение - и их взгляды столкнулись. В эту же долю секунды Эйгон словно ощутил удар, словно парализующий изнутри. Сильный и страшный, до темноты в глазах. Сердце молодого мужчины остановилось, дыхание перехватило - и в следующую же секунду две сильные лапы толкнули его в грудь, не оставляя шанса удержать равновесие. И без того лишенный возможности даже дышать, принц не устоял на ногах; колени его подогнулись, и Эйгон рухнул на землю, сметенный весом Рейегаля. Слуха коснулся пронзительный крик дракона - уже лежа на земле, принц вновь сделал бесполезную попытку впустить в легкие немного воздуха, но не мог. Сознание уже начинало ускользать от него, взгляд широко раскрытых глаз подернулся туманной дымкой - как вдруг новый удар снял с него невидимые оковы так же легко, как до этого надел. Прямо перед собой, глаза-в глаза, Эйгон увидел два вертикальных зрачка. Дракон сидел на груди у человека и, вытянув шею, смотрел вглубь взгляда молодого мужчины- словно в самую его душу. Буквально в это же время зазвенела сталь, и краем глаза юный Таргариен увидел, как Джон Коннигтон, без кровинки в лице, быстро приближается к дракону с обнаженным мечом.
- Нет! - сдавленно выкрикнул юный Гриф, приподнимаясь и выбрасывая в сторону Джона правую руку - Не надо
Коннингтон замер на месте - бледный, как сама смерть.
Не нужно было много времени Эйгону, чтобы понять: дракон не хочет ему зла.
Горячее дыхание волшебного существа согревало - хотя любого другого оно бы, наверное, попросту обожгло. Обычно бледные, матовые щеки принца заалели румянцем, глаза вспыхнули огненными искорками- как будто он вдруг понял или почувствовал что-то совершенно для него новое. Сердце молодого мужчины дрогнуло - и забилось, но... забилось как будто по другому. Словно он только что родился под взглядом этого дракона заново. Словно только что он понял, кто на самом деле родной ему; с кем у него одна кровь. Удивление, восхищение, радость - все это разом вспыхнуло во взгляде юного Грифа...
Принц выдохнул, так, словно с его плеч только что свалилась гора - и улыбнулся; правда в следующую секунду ему пришлось вздрогнуть, но не от страха, а от неожиданности: лица молодого мужчины коснулся раздвоенный язык Рейегаля, и дракон смачно облизал человека наискосок - от подбородка до виска, урча при этом, почти как... кошка. Словно убедившись в том, что он действительно нашел то, что нужно, словно "приняв" юного Таргариена своим, дракон ухватился сильными, когтистыми лапами за расшитый серебром пояс и взмахнул широкими перепончатыми крыльями - раз, второй, третий, как будто решив унести человека отсюда... Однако Рейегаль пока еще не был достаточно сильным для того, чтобы оба - принц и дракон - смогли взмыть в воздух. Поняв это, ящер испустил новый вопль - и сильнее забил крыльями, еще крепче вцепившись когтями в пояс принца. По-видимому, он твердо решил улететь отсюда вместе с Юным Грифом во что бы то ни стало. Что было делать?!
Не знал ни принц, ни, скорее всего, все те люди, что находились рядом, включая саму Дейенерис. О том, что теперь то уж он точно привлек к себе всеобщее внимание, Эйгону уже некогда было думать - потому как он судорожно пытался сообразить на ходу, как ему успокоить дракона, который конечно, поднять его не мог, а вот протащить за собой как минимум через всю площадь... легко.

Добрые Господа требовали выбора. И их можно было понять – даже если речь идет о драконе, то было бы глупо брать самого тощего из них, когда можно заполучить самого большого и сильного. Однако то, что Тикондрио не пожелал сделать выбор немедленно, не предложил посмотреть сейчас же всех драконов лично, заставило Дейнерис нахмуриться. Но, что бы ни задумала власть Астапора, с тремя драконами Дейнерис была сильнее, чем с одним. И предложение торговца играло ей на руку.
- Я принимаю это условие, - задержавшись для размышлений лишь на секунду, Дени положительно кивнула. – Завтра, когда солнце будет, как сейчас, в зените, - она показала пальцем наверх, указывая на светило, - жди меня и моих драконов на Кровавой площади перед пирамидой Ульгоров. С моей армией, - быть может, она назвала Безупречных своими преждевременно, но она считала их таковыми на самом деле.
И эта сделка, Летос, будет самой важной как в твоей, так и в моей жизни… Потому, что для него – последней, а для нее – ключевой.
- Мы быть там, моя госпожа, - и новый учтивый поклон, будто он только и умел, что кланяться.
Дени лишь сдержанно улыбнулась в ответ – половина дела сделана, оставалась кульминация спектакля, от представления которой у нее даже сейчас застывала кровь в жилах. Но уверенность, как и плечи приближенных рыцарей и кровных всадников, как пламя трех ее детей и любовь всего кхаласара, придавала сил. И заставляла двигаться вперед, даже если придется идти по сожженным в драконьем огне человеческим телам.
Не успела Дейнерис подобрать слова для прощания с торговцем, как услышала крик толпы. Многочисленный люд, заполонивший весь внутренний двор дома, разом ахнул, причем невозможно было понять, сделал он это от испуга или восхищения. Но тревога как язычок разгорающегося пламени затеплился на дне души Дейнерис. Она обернулась в сторону звука, прищурив глаза и глядя на людей, хаотично перемещающихся и что-то бубнящих, дотракийцев, что пытались прорваться сквозь толпу, все это напоминало муравейник, на который упала с дерева большая гусеница и все вокруг нее переполошились, не зная, что и как делать. Несколько секунд показались Дени настоящей вечностью, спустя которую ясность в происходящее внес показавшийся мельком кончик зеленого крыла. Не теряя ни мгновения, Дени вложила в рот указательный и большой пальцы и свистнула оглушительно и коротко. Свистом дотракийцы привлекали лошадей, а дракон был куда умнее лошади и к свисту все трое приучились быстро, отчетливо различая свист Дейнерис от чьего бы то ни было. Люди поспешно расступились, давая дорогу дракону, который тут же последовал на призыв своей матери, волнообразно изгибаясь телом, подобно змее, и шустро переставляя лапы по песку. И меж разноцветных одежд, под гул и возгласы толпы Дени увидела лежащего на красном песке человека. Что бы ни думали о драконах, они были миролюбивыми созданиями и проявляли агрессию только в случае обороны, а Рейегаль, пожалуй, был самым миролюбивым из трех. И то, что он напал на человека, повергало Дейнерис в безмолвный ужас. Но еще больший ужас настиг ее, когда она узнала человека, лежащего на песке.
Это был он, в этом не было сомнений.
Глупышка Дени…
Тот самый, которого она видела вчера в таверне. Добрый человек, накормивший Шурей.
Скоро придет кракен, а с ним вопль красного золота…
Тот самый, чей цвет волос не шел из головы Дейнерис будто нарочно. Навязывался и напоминал о себе снова и снова.
Придет скомороший дракон…
Рейегаль подошел к ногам матери, покрутился вокруг них, обвивая хвост вокруг туфель из зеленого сафьяна и ткнулся мордочкой в ладошку Дейнерис, давая знать, что он пришел. Дени даже не заметила этого, не в силах оторвать взгляда от того, чей лик еще много раз будет ей сниться… Она склонила голову вбок, давая себе лучший обзор, в то время как люди меж ней и тем мужчиной вновь стали тесниться, занимая свободное место и скрывая от королевского взора то, на что ей было просто необходимо посмотреть.
А с ним шепот синего серебра…
Синее серебро… Синее… Серебро… Зрачки Дени расширились, дыхание сбилось от вставшего в горле кома, а сердце забилось так, будто норовило вырваться из груди.
Ей нужно было задать этому человеку вопрос. Немедленно.
Но чья-то рубашка скрыла от Дейнерис синеву серебра, она будто отпрянула ото сна, но перед рубашкой появился чей-то дуплет, потом токар… И теперь вовсе не стало видно дракона, о котором шла речь в зеленых снах.
Бойся первого, смотри на второго…
Поняв, что пауза затянулась, Дени покачала головой, избавляясь от остатков видений, и обернулась в сторону того, с кем было необходимо закончить диалог.
Но глупышка Дени смотрит не в ту сторону!
- До завтра, Тикондрио Летос, - улыбаясь так, будто ничего не произошло, молвила она и склонила голову в знак прощания.
Не в ту, не в ту сторону…
- Нам обоим нужно подготовиться к завтрашней встрече…
И, приняв ответное прощание от Тикондрио, она проводила его и Безупречных взглядом, что стройным рядом повернулись к выходу из двора, люди перед ними расступились, давая дорогу… Но как только торговец отвернулся от Дейнерис, она, стерев с лица учтивую улыбку, обернулась в сторону своего кресла.
- Джорах! – негромко, но достаточно, чтобы он услышал, она позвала его и сама пошла к нему навстречу, Рейегаль семенил следом, оставляя на песке кончиком хвоста волнистую линию. – Ты видел человека с синими волосами, на которого напал Рейегаль? – задала она своему рыцарю больше риторический вопрос, схватив его за локоть и говоря почти шепотом. – Приведи его ко мне. Немедленно. Мне нужно с ним поговорить, - сир, соглашаясь, кивнул в ответ и, сжав по своей привычке рукоять висящего на бедре меча, твердым шагом направился к людям, оставляя королеву за спиной. – Джорах! – вновь окликнула она его, когда тот уже отошел от нее на несколько шагов, но немедленно обернулся. – Будь вежлив…
Еще не хватало, чтобы Мормонт привел возможного дракона за шкирку, да еще и помятым… Следовало проявить уважение и такт. Но что-то внутри Дейнерис подсказывало ей, что она опоздала. И, подарив короткое, но столь драгоценное время торговцу Безупречными, она упустила свой шанс…
Нужно было сразу идти к нему, седьмое пекло… Нужно было… - ныло ее нутро, но было уже поздно что-то менять.
В понуренном и задумчивом настроении она недолго подождала рыцаря, пока приказав дотракийцам увести Рейегаля в его комнату. Джорах так и не появился. Дени, печально вздохнув, вновь заняла свое кресло и жестом руки пригласила очередного пришедшего на поклон купца. Но глаза ее почти не смотрели на него. Они искали синеву, которой не было видно… Или Джораха, но его тоже не было среди людей.
Купец покинул королеву, на песок вышел следующий, за ним еще один. Время текло, солнце клонилось к горизонту и вскоре скрылось за крышей вытянутого дома, отбросив на задний двор мрачную холодную тень.
Глупышка Дени… - и вправду, она сглупила…

Пронзительный свист заставил крепко сомкнутые на поясе Эйгона когти дракона нехотя расцепиться. Вытянув шею вверх, он громко закричал - и взмыл вверх, пролетев еще пару кругов над лежащим на земле принцем. Эйгон никак не мог отвести взгляда от сверкающей на солнце зеленой чешуи....

- Уходим - вдруг услышал он над самым своим ухом, и чьи то сильные руки подхватили его под локти, с силой поднимая юношу с земли - Уходим, сейчас же.

Эйгон не понял даже, как он оказался на ногах. Он не успел даже до конца прийти в себя, когда Джон Коннингтон крепко схватил его за руку - и повел, твердо и уверенно, прочь с многолюдной площади. Принц не сопротивлялся, так как не смотря на временную потерянность во времени и пространстве, он понимал, что им действительно лучше уйти - и как можно скорее.

Небольшая резиденция на окраине города не отличалась особенной пышностью - белый домик с простой черепичной крышей был обнесен обвитым зеленым плющом добротным деревянным забором. Двое мужчин, уже знакомых нам по предыдущим рассказам, быстро скрылись за узкой шпалерной калиткой, не привлекая, как им казалось, абсолютно ничьего внимания. Их видел только мальчик лет семи, проходящий мимо по незамощенной пыльной дороге с бидоном в руках. Кому и что он мог рассказать - одним богам было известно, но ни Эйгону, ни его провожатому уже не было до этого никакого дела. Завтра на рассвете из Астапора отплывут три корабля, увозящие принца Таргариена, его наставника и почти две тысячи Золотых Мечей в Дорн. И ничто уже не сможет помешать этому. Все договора уже были заключены, деньги заплачены, а инкогнито Юного Грифа до сих пор не было раскрыто перед Дейенерис Таргариен. Время еще не пришло. Придет ли когда-нибудь?

- Странно - голос Джона Коннингтона теперь звучал гораздо отчетливее, чем это казалось на площади - Эта зверюга напала на вас, а на вас ни царапинки.

- Он не нападал на меня - принц сидел на тонком ковре, сложив по-турецки ноги - Он меня выбрал.

Коннингтон умолк - и взглянул в темно-пурпурные глаза напротив. Солнце клонилось к закату. Через шесть часов они должны быть в порту - и капитан Ноарис Манукато примет лично Эйгона Таргариена и Джона Коннингтона на борт "Дохлого Кракена", отплывающего в Дорн...