Название: Fonas Chek*
Участники: Эурон Грейджой, Дейнерис Таргариен.
Место событий: Астапор. Кровавая площадь перед Пирамидой Ульгоров.
Время года и дня: Осень, полдень.
Краткое описание квеста: Настает время сделки, вместо которой Дейнерис Таргариен собирается избавить Астапор от Добрых Господ и искоренить создателей Безупречных, присвоив тем самым их армию себе. Вторая сторона сделки – Эурон Грейджой, которого Дени знает как торговца Безупречными с именем Тикондрио Летос. Она уверена, что эта «сделка» должна подарить ей Железный Трон. В этом же уверен и Эурон.
Очередность постов: Дейнерис, Эурон.

*Fonas Chek [fonas tʃek] – фраза на дотракийском, которую используют
для прощания при расставании, дословно
переводится как «удачной охоты».

Сон едва касался сознания Дейнерис Таргариен, подобно маленькому несмелому ребенку, боящемуся коснутся раскаленного угля, но при этом не справляющимся с собственным любопытством…
- Потрогай, давай, коснись его, он такой красивый, черно-красный, такой манящий и теплый…
- Стой! Не делай этого! Стой! Ты обожжешься!
- Ну и что!? Потрогай, он приятный, не бойся…
И это продолжалось половину ночи, Дени не понимала сама – спит она или бодрствует. Устав издеваться над собой и простынями, она поднялась в полной уверенности, что выспится следующей ночью. А сегодня у нее было много дел.
Как доложил вернувшийся к самой ночи сир Мормонт, человека с синими волосами он так и нашел, он исчез, будто растворившись в толпе и смог уйти. Он же доложил, что Рейегаль, как оказалось, вовсе не нападал на его и не причинил вреда, что утверждали те, кто видел это воочию. Последнее успокаивало Дейнерис, но первое тревожило еще пуще плохих снов – она ощущала себя растяпой-рыбаком, отпустившим золотую рыбку. И как глупо отпустившем! Она была у нее в руках дважды. И дважды Дени не смогла удержать ее…
Впрочем, все ее домыслы могли быть всего лишь фантазиями рассудка, воспаленного от дурных снов и потраченных нервов. И вовсе не была рыбка в руках Дейнерис золотой… И это мучило ее еще сильнее всех остальных переживаний – Дени была слепа, глуха и нема. А ей как никогда нельзя было проявлять необдуманность и беспомощность…
Мысли съедали ее изнутри и заставляли сдвигать бровки к переносице. Дени водила указательным пальчиком правой руки по водной поверхности мутной воды ванной. Большая и круглая, в человеческий рост диаметром, она была наполнена горячей водой с молоком, от того приобрела бледно-белый непрозрачный цвет. Банная комната была просторной, предназначенной на дюжину человек, а то и больше, но из трех ванн была наполнена лишь одна. Вода в ней скрывала Дейнерис по ключицы, прогревала ее и без того горячее тело и навевала сонливость. Пар от воды поднимался в воздух и оседал на стенах комнаты. Дени, широко раскинув руки в стороны по бортикам ванны, водила пальчиком одной из них по воде, пуская по поверхности круги. Звук шагов отвлек ее от дурных мыслей. Подошедшая к воде Чхику добавила в нее лавандовое масло из флакона, а из небольшого мешочка высыпала маленькие фиолетовые цветы этого растения, которые медленно поплыли по поверхности.
В другой раз Дейнерис широко заулыбалась бы, съедая Чхику одним только взглядом. Но сегодня она положила кисть руки, которой играла с водой, на бортик и отвела глаза, тяжело вздохнув.
- Моя кхалиси печальна… - заключила девушка, садясь рядом с Дейнерис.
- Твоей кхалиси сегодня придется убить много людей… - глядя в никуда, ответила ей королева низким, подавленным голосом.
- Это злые люди? – после паузы спросила девушка, начиная нежно массировать плечи и руки королевы мягкой, смоченной в воде тканью.
- Да, милая, - Дени крутила рукой, изгибая ее и подставляя нежным прикосновениям девушки то одну ее сторону, то другую. – Но среди них наверняка есть и добрые люди…
- И как же отличить добрых от злых? – помассировав пальчики королевы, Чхику, вновь опустила ее белую ручку на бортик и замерла, задумываясь.
- Никак… - Дени пожала плечами, горько осознавая истинность своих слов. – Смерти людей на войне неизбежны, моя хорошая. Даже если эти люди добрые.
Банная комната утонула в молчании. Каждая из женщин думала о своем, но каждая – о смерти.
- Моя госпожа, - дрожащим голосом нарушила тишину Чхику, чуть пригнувшись к своей королеве. - Убейте хоть всех добрых людей этого города, только возвращайтесь живой… Живой, кровь моей крови…
Дейнерис обернулась и заглянула в темные и большие, влажные глаза девушки, смотрящей на нее как на богиню.
Любовь даже в такой мягкой и добросердечной девочке как Чхику, рождала животную жестокость. Которой не было ни мер, ни предела. И вся она таилась на дне ее почти черных глаз, теплилась, не в силах дать выход ни любви, ни жестокости, будто физически необходимой ей сейчас.
Но жестокость, какое бы зло она не несла, здесь, когда они были наедине, была высшим проявлением любви, безумной и беспощадной. Дени приподнялась из воды по пояс, нарушив вновь зависшую в воздухе тишину всплеском, повернулась к дотракийке, потянулась к ней мокрой рукой…
- Иди ко мне, - и увлекла ее к себе за затылок.

Чхику было можно понять – она боялась. Но если каждый раз перед тем, как Дейнерис должна будет сделать важный стратегический ход, она будет рыдать в ее ладони и умолять никуда не ходить, так дело не пойдет. И теперь ее красные глаза, из которых до сих пор кристалликами по щекам катились прозрачные слезы, прожигали спину уходящей Дейнерис. И жгли они так, как не могло жечь тело кхалиси даже самое яростное пламя. Взгляд прожигал ее насквозь и именно через сердце.
Туго заплетенная коса белых волос Дейнерис спускалась вдоль позвоночника чуть ниже лопаток. Удобные дотракийские штаны, гораздо более узкие, чем обычные, облегали бедра и колени и опускались в сапоги до середины голени – слишком жаркие для погоды, но удобные сейчас. Такая же узкая, облегающее тело туника с тремя четвертями рукавов и глубоким вырезом не стесняла движений. И вся одежда от коричневого до бледно-песочного цвета даже не намекала ни о происхождении Таргариен, ни о ее статусе. Эта роль была возложена не на ее внешний вид.
Приближенные рыцари кхалиси и ее кровные всадники уже покинули их пристанище и направились в город вместе с большинством мужчин небольшого кхаласара Дейнерис. С их уходом стало тихо и пусто, как во дворе, так и в душе самой Дейнерис. Когда они уходили, кто-то бросил под копыта их лошадей пучок собранной вдоль побережья пижмы. Будто провожали на войну… Дотракийцы же не прощались с воинами, это не было в их привычках. А значит, букет собрал кто-то из астапорцев, нашедших приют в кхаласаре. Сейчас красный от кирпичной пыли песок внутреннего двора был испещрен множеством следов от копыт лошадей, а желтые цветы пижмы были истоптаны и вбиты в землю, напоминая о том, кто был здесь еще десяток минут назад. В воздухе будто о сих пор пахло лошадьми и сталью, Дейнерис, закрыв глаза, могла бы поспорить, что все они ровным строем сейчас стоят перед ней.
Мальчик дотракийской внешности, лет пяти отроду, тощий и чумазый, одетый лишь в короткие кожаные бриджи, сел на корточки над втоптанными в песок цветами и ковырял их пальцем, разглядывая. Вокруг шла обычная жизнь женщин, что суетились с детьми, тканями и едой. Откуда-то слышалась протяжная песня на общем языке. Дейнерис обернулась. Чхику стояла в дверном проеме позади кхалиси, заплаканная и как никогда печальная, теребила пальцы рук, прижимая их к груди, и неотрывно смотрела вслед своей королеве. Когда их взгляды встретились, плечи дотракийки дрогнули, а рот приоткрылся в немой мольбе вернуться. Но Дени тут же отвернулась так, будто не могла смотреть в ее сторону, как на солнце, которое слепило глаза. И зашагала прочь от нее, будто ступая по лезвиям ножей. Кисти рук сжались в кулаки так, что побелели костяшки пальцев, а ногти впились в ладони. Ничто сейчас не могло остановить ее твердый, решительный шаг. Ничто, кроме теплых хрупких пальчиков пятилетнего мальчика, что коснулись ее запястья, заставив кулак разжаться, а ноги остановиться.
- Fonas chek, khaleesi anni*, - произнес он, глядя ей в глаза, и протянул свободной рукой помятый и пыльный цветок пижмы.
Она, мягко коснувшись пальцев мальчика своими, с умиленной улыбкой взяла его цветок и кивнула в ответ.
- Fonas chek, - донеслось со стороны от дотракийки с корзиной в руках, улыбающейся своей кхалиси еще шире мальчика, - fonas chek, zhey erinak**, - поддержала ее стоящая рядом, и третья, и четвертая.
-  Fonas chek! – их голоса смешались в один, слова доносились с вытянутых лоджий, из дверных проемов и распахнутых настежь окон.
Дени, улыбаясь, оборачивалась то в одну, то в другую сторону, стараясь посмотреть на каждого и каждому благодарно кивнуть. Ее провожали потому, что она шла за их жизнями и их свободой. Шла за силой, что сплотит и защитит их кхаласар. Шла за жизнью как таковой, своей и их. И они были рады этому и верили в нее. Верили в свою королеву, верили в свою кхалиси.
Шаги ее стали легкими, почти невесомыми, будто она плыла по воздуху, не касаясь земли. Дрогон склонил голову, когда Дейнерис приблизилась. Поводья, идущие от хомута на его шее, были обмотаны вокруг привязи для лошадей. Дени, все еще слыша слова прощания, доносящиеся в спину, распутала поводья, перекинула их на спину дракона, похлопала его по шее и легко перекинула одну из ног через его тело, садясь на заблаговременное стянутый подпругой конский вальтрап из шерсти. Дрогон фыркнул и характерно качнулся вверх-вниз, расправляя крылья. Дейнерис подогнула ноги, оторвав подошвы сапог от красного песка.
Ее глаза будто назло обратили свой пурпурный взор в сторону покинутого только что дома. Дверной проем, в котором стояла Чхику, пустовал, будто ее там не было никогда. Лишь глубокая беспросветная темень была в проеме, устрашающая и давящая…  Взгляд, вновь не слушаясь хозяйку, заскользил по лицам людей, лоджиям и окнам, но не нашел ту, что желал увидеть. Ее не было рядом, будто не было никогда.
Вся эта приторная радость от грядущего пополнения армии Таргариен, все счастье, что дарила королеве очередная ступенька, приближающая ее к трону, все это сгорало и превращалось в прах от одной только слезинки темнокожей милой девушки с вьющимися волосами, нежными пальцами и горячими губами. От этого становилось больно и горько…
Дени поджала губы и натянула поводья, увлекая Дрогона вверх. Он поднял голову, вытянул шею и ударил воздух крыльями, открывая лапы от красного песка, оставляя за собой лишь розовое облако пыли.
- Fonas chek! – крикнул мальчишка, подбежавший к тому месту, с которого только что взлетел дракон, и помахал ему и Дейнерс ладошкой.
Ничего. Еще до того, как солнце сядет, Дени вернется, назовет Чхику дурочкой и прижмет ее голову к своей груди. И она, плача от счастья, согласится.

Рассветное зарево осветило Залив работорговцев, окрасив небосвод в оранжевые и розовые цвета. Эурон Грейджой стоял на палубе "Молчаливой", наклонившись вперед и уперев руки в деревянные перила, украшенные замысловатой резьбой. В царящей и ничем не нарушаемой, кроме разве что тихих всплесков приливающих волн, утренней тишине зловещий флагман Вороньего Глаза, с которого не доносилось ни звука, полностью оправдывал свое название. Холодный голубой глаз мужчины внимательным взором вглядывался в очертания высоких пирамид из красного кирпича, в центре которых, над городом, подобно знамени, возвышалась крылатая бронзовая гарпия. Золотистые лучи восходящего солнца еще не коснулись многочисленных кирпичных и каменных построек, а потому Астапор, на фоне просветлевшего неба, казался погруженным в фиолетовую дымку. Утренний туман заструился по морю, заслоняя собой поверхность прозрачной водяной глади, клубясь, подобно облакам, и приобретая лиловые оттенки в игре красок воды и проблесков солнца. Вороний Глаз не знал, сколько прошло времени. Но он все еще стоял на корме, когда местные купцы и лавочники, зевая и протирая глаза, уже вытаскивали из домов свои товары, чтобы успеть разложить их на рыночных рядах и прилавках для прибывающих в бухту путешественников. Как мелочны люди, - подумал Эурон, глядя на то, как один из торговцев бережно раскладывает дешевые безделушки вроде различного рода талисманов, амулетов и деревянных кулонов прямо на песчаном берегу, - Как малодушны. Все, к чему большинство из них стремится в своей жалкой жизни - потуже набить собственный кошелек, всучив кому-нибудь свое барахло по прибыльной для него цене. Обойти конкурента, обмануть покупателя и продать какой-нибудь грязный, подслушанный секрет тому, кто больше заплатит. Это их порядок. В этом они видят смысл своего существования. И больше их ничто не заботит. Впрочем, это лишний раз подчеркивало, что жизнь шла своим чередом. И для этих людей каждый день был похож на другой. Как же изменится их мир, когда внезапно на смену привычному порядку и ежедневному режиму придет хаос и разрушение? Мысль об этом искренне забавляла капитана "Молчаливой". Утомившись от лицезрения утреннего пейзажа, сдобренного картиной скучного человеческого быта, Грейджой сошел с мостика, находившегося на носу ладьи, и вернулся в свою каюту. На деревянном столике возле его кровати стоял кубок с недопитой Ночной Тенью. На дне золотого, украшенного в основании россыпью изумрудов, сосуда все еще находилось небольшое количество густой темно-синей жидкости. Эурон, так и не сумевший сомкнуть глаз, провел минувшую ночь, сидя в одиночестве в своей каюте и медленно потягивая колдовской напиток. Это, как обычно, помогло ему сосредоточиться и тщательно спланировать все детали грядущей операции. На этом же столике, прямо возле кубка, лежала карта Астапора с четко вычерченными контурами и проставленными крестиками в тех местах, которые были стратегически важны для того, чтобы замысел Вороньего Глаза осуществился. Малейшая неосторожность, любая мелочь, которая могла показаться незначительной, но на деле же являлась очень весомой, что-нибудь, что возможно было бы упустить из виду или не учесть, - и вся затея может потерпеть фиаско. Положив руки на стол и склонившись над планом города, Эурон Грейджой в очередной раз решил проверить, все ли он предусмотрел...
Время пролетело почти незаметно. Как и всегда в тех случаях, когда наступало затишье перед бурей. Солнце уже вовсю палило высоко в небе, озолотив красный город. Близился полдень. Близилось время встречи с последней из Таргариенов. Время, когда старой эпохе придет конец, и она уступит место новой. Команда "Молчаливой", в ожидании своего главаря, собралась на палубе. Разумеется, все они были в курсе задуманного их капитаном, и для каждого из них была уготована своя роль. Вороний Глаз покинул свою каюту и под дружный гомон пиратов вновь взошел на мостик. Несмотря на то, что он не спал всю ночь, мужчина совсем не чувствовал усталости. Наоборот. Его голубой глаз блестел живостью, движения были легки и грациозны, а в мимике не было и намека на сонливость. Он был полон решимости и готовности начать действовать. Плавно подняв руку, Эурон призвал к тишине собравшихся на палубе под лестницей, ведущий на нос корабля, где он сейчас находился. Скрестив руки на груди, Грейджой проницательным взором оглядел свою команду. Все как на подбор. Верные приспешники, отъявленные головорезы. Здесь же, в окружении пиратов, стояли и трое чародеев Вороньего Глаза, Нортрикус, Инфератус и Айденус.
- Вы все знаете, что от вас требуется, - провозгласил мужчина, глядя на своих людей сверху вниз, - Каждый из тех, кто сегодня пойдет со мной, должен находиться в условленном месте в условленное время. Помните: успех нашего предприятия зависит от каждого из вас. Если мы позволим себе проявить халатность, нас может постигнуть поражение. Но если мы не допустим ни одной ошибки, нас ждет великий триумф, - команда дружно подхватила слова своего капитана одобрительными криками, Вороний Глаз вновь поднял руку и подождал, пока шум немного поутихнет, - Такой, какого этот мир еще не знал. Мы с вами стоим на пороге новой эры. И мы ее вершители. В наших силах создать будущее. Будущее. Управляемое. Нами, - на этот раз пираты заголосили пуще прежнего, но теперь Грейджой не считал нужным сдерживать их. Его охватила приятная дрожь. Он был в своей стихии. Оратор и лидер. В такие моменты он как никогда чувствовал себя живым человеком, а не холодным созданием, чья душа с каждым днем все больше и больше погружалась во мрак по воле древних демонов, вынудивших его заплатить эту страшную цену за обладание огромной властью, - Вперед, друзья. Пора!
- И да поможет нам Утонувший Бог! - прокричал Узколиций Джон Майр, пожалуй, единственный из экипажа, придерживавшийся религии железнорожденных.
- Я не верю в богов, - отозвался Эурон, спустившийся на пару ступенек вниз, а затем просто спрыгнувший на палубу, пролетев через все остальные, - Но зато я верю в вас, ребята! Верю в нашу победу! И в гибель всех, кто дерзнет встать у нас на пути!
Последний одобрительный крик пронесся по пришвартованной к причалу ладье с алым корпусом, и все пираты, которые должны были выполнить предназначавшуюся им миссию, следуя приказу своего главаря, стали сходить на берег. Вороний Глаз решил идти последним.
- Прекрасная речь, Эурон, - как обычно безэмоциональным тоном произнес Квеллон Хамбл, поравнявшийся со своим предводителем и готовый спускаться следом за остальными, - Как и всегда, впрочем.
Грейджой лишь криво улыбнулся своему приближенному и кивнул головой в ответ на похвалу. Руки мужчины все еще слегка дрожали. Но то была дрожь волнения, возбуждения. И не было для Эурона приятнее этого живого, настоящего чувства, с тех пор, как он однажды покинул руины дымящейся Валирии. С наслаждением вдохнув полной грудью соленый морской воздух, Вороний Глаз приготовился последовать за своей командой, как вдруг Крюкастый Редси, боцман "Молчаливой", оставленный за старшего вместе с двумя колдунами, Инфератусом и Айденусом, охранять корабль, окликнул его.
- Fonas chek, капитан! - ухмыляясь, сказал пират и, видя вскинутую бровь и недоуменный взгляд Эурона, пояснил, - В переводе с дотракийского это означает "удачной охоты".
Бывалый морской волк, Крюкастый Редси, еще до того, как стать боцманом на судне Эурона Грейджоя, не раз плавал с выходцами из разных народностей и почерпнул множество крылатых выражений с разных языков, которыми очень любил щеголять перед товарищами. Вороний Глаз, сам в совершенстве владевший несколькими языками и знакомый даже с дотракийским диалектом, это выражение, однако, слышал впервые. И хотя он оставил его без комментариев, лишь коротко хмыкнув и отвернувшись от боцмана, оно пришлось ему по вкусу. Fonas Chek, говоришь. Что ж, посмотрим...
Надев на голову тюрбан, который дополнял его по-прежнему неизменный маскарад местного купца, с нанесенной на лице охровой краской, помогающей скрыть бледность, Эурон Грейджой спустился по трапу на пристань и двинулся в сторону центральной площади. Далеко впереди двое черных рабов, сопровождаемых чародеем Нортрикусом, несли внушительных размеров предмет, завернутый в серое покрывало. Еще дальше, смешиваясь с толпой и пробираясь к тому месту, где должны были сегодня находиться Добрые Господа в качестве свидетелей совершающейся сделки, шли Квеллон Хамбл, Стоунхенд, Лукас Кодд, Германд Ботли и Карл Невольник. Остальные под командованием Орквуда с Оркмонта притаились за многочисленными лавками. Рыжий Гребец, как и полагалось для мнимого телохранителя богатого торговца, шествовал рядом с Вороньим Глазом. Еще ночью, до того, как остаться в одиночестве до утра, Эурон собрал их у себя в каюте и над той же картой, постукивая по необходимым точкам и проводя указательным пальцем по нужным линиям, не один раз проинструктировал каждого из них об уготованной ему позиции. И сейчас они должны были занимать их. В то время как сам капитан "Молчаливой", неспешно минуя базарные ряды с выложенными на прилавках нескончаемыми гончарными изделиями и многочисленными одеждами, среди которых наибольшей популярностью пользовались белоснежные хитоны с разного цвета лентами в виде перевязей, начинавшихся с плеча и обвязывающихся вокруг пояса, неумолимо приближался к месту встречи с Дейнерис Таргариен. В роковой для нее час.

Пирамида Ульгоров – главная ступенчатая пирамида города, выполненная, как несложно догадаться, из красного кирпича, – с древних времен являла собой вместилище святых духов и служащих им. Площадь перед ней носила название Кровавой не только под стать цвету, который принимала благодаря красному песку, но и несла мрачные, кровавые воспоминания из истории города. Кровью песок площади обагрился, когда Добрые Господа, внимая Зеленой милости (верховной жрице города), в разгар эпидемии обрушившейся на Залив смертельной мученической болезни принесли богам в жертву тысячу невинных рабов. Как гласит предание, выкуп был принят богами, болезнь отступила, Добрые Господа были признаны святыми наравне с Зеленой милостью, а души убиенных во благо города по сей день живут на Кровавой площади перед пирамидой. Сама земля этого места считалась священной, несмотря на жуткое прошлое. Она несла в себе дары исцеления и омоложения, мешочки с песком с площади продавались в каждой лавке и ни один путешественник не уезжал из Астапора без такого талисмана.
Дейнерис не верила ни в священные мощи земли, ни в предсказания и предрассудки. Сейчас она верила лишь в силу стали, твердой руки и слова. Надеялась она только на себя и свой кхаласар. А то, что Кровавая площадь вновь подтвердит свое название, всего лишь совпадение. Красивое и символичное, но совпадение.
Ветер застревал в волосах, пытался растрепать косу кхалиси, которая била ее по лопаткам, изгибаемая под натиском порывов воздуха. Было удивительно ветрено для этого города и времени года. В воздух поднимались с земли красные завитки из мелкого песка; море шумно ударялось о берег, разбивая волны в пену; богачи, посмевшие выйти из домов, медленно ступали по песку, стараясь прижимать к себе токары, что влекли то в одну, то в другую сторону; бедняки прикрывали ладонями глаза и бежали наперерез ветру. Одни ряды Безупречных стояли непоколебимо, будто ветер и вовсе их не касался. Лишь отблески солнца на их конусовидных шлемах и наконечниках копий размывались поднятым в воздух песком. Но Дени все равно отчетливо видела их. Каждого.
Гудело в ушах, ветер заставлял ее часто моргать и сбивал дыхание. Дрогон летел медленно, куда менее маневренно, чем его братья, которым только и оставалось, что кружить вокруг него и кхалиси, пока они облетали город, чтобы посмотреть на расстановку сил.
Дейнерис было важно искоренить создателей Безупречных. Искоренить настолько, чтобы ни одна душа более не могла воссоздать нечто подобное в будущем. Настолько, чтобы воспитание Безупречного солдата осталось лишь в летописях. Настолько, чтобы их армия была единственной и последней, и если даже кто-то пожелает обрести подобную ей, не сможет этого сделать, не сможет поравнять собственные силы с силами армии Дейнерис Таргариен. Такова была ее воля и ее цель. Должен погибнуть каждый из Добрых Господ, в чьих руках находилась вся власть над городом, должны погибнуть все обитатели пирамиды Ульгоров, даже девушки и Зеленая милость, все они также имели власть и права на Безупречных. Должен погибнуть каждый учитель и воспитатель Безупречных, несмотря на то, варил ли он им похлебку или отдавал приказы. Должны погибнуть все, кто может восстановить каноны их обучения. И они погибнут от рук собственных воспитанников. Сегодня. Сейчас.
Большая часть Безупречных была построена на площади перед пирамидой, остальные, как и предполагала Дейнерис, распределились к востоку и северу от пирамиды. Отряд конных дотракийцев из четырех дюжин всадников во главе с Джорахом Мормонтом находился с восточной стороны, выстроившись перед Безупречными в шеренгу. Аналогичный отряд под руководством Барристана Селми подтягивался к северной стороне пирамиды. Это было необходимо, чтобы в нужный момент рыцари отдали приказы и проследили за теми, кто, вероятно, попробует покинуть пирамиду Ульгоров. Это было опасно – растягивать собственные немногочисленные силы, но у Дейнерис были драконы, что может с ней случится, пока она рядом с Дрогоном?
К самим Добрым Господам были отправлены кровные всадники Дейнерис, которые стояли сейчас перед ними и дарили свои хмурые взгляды исподлобья, ожидая свою кхалиси. Их сопровождало не больше пятидесяти мужчин, все верхом, каждый вооружен до зубов и готов к битве с любым противником, каким бы страшным тот ни оказался.
Дейнерис, на которую время от времени стоящие на земле люди показывали пальцем, решила сделать еще один круг вокруг города, чтобы дать отряду сира Барристана занять необходимое положение. В конце концов, она не торопилась, а любая поспешность и ошибка сейчас могла стать роковой. Дрогон тяжело дышал – он не привык летать с всадником так долго, он сам был немногим тяжелее своей матери, потому с ношей справлялся с трудом, но был послушен, приказам Дейнерис повиновался и тяжело, но покорно поворачивал в ту сторону, куда тянули его поводья.
Когда дракон начал, наконец, приближаться к Кровавой площади, медленно снижаясь, один из дотакийцев спешился и выступил вперед, ведя по уздцы двух лошадей: собственного бурого коня с густой черной гривой и белую кобылу с вышитым золотом покрывалом на крупе. Лапы Дрогона тяжело опустились на песок, на дюйм утонув в нем. Опустив подошвы собственных сапог на песок, Дени зажала два пальца между губами и звонко свистнула. Рейегаль и Визерион, услышав зов матери, повернулись в ее сторону и также начали снижаться, вскоре опустившись на песок вслед за Дрогоном, но чуть поодаль. Кхалиси спешилась и поравнялась с Чхого и его лошадьми. Белой кобылой была Серебрянка, на которой Дейнерис якобы должна была уехать после совершения сделки.
Дени молча обратила свой пурпурный взор на кровного всадника, Чхого ей также молча кивнул. Она повернула голову в сторону Добрых Господ и зашагала к ним, более не глядя на дотракийца.
На него была возложена миссия разослать к северной и восточной части от пирамиды гонцов, чтобы те подсчитали общее число явившихся Безупречных. Кивок Чхого означал, что их приблизительно восемь тысяч, что Добрые Господа не решили обмануть королеву, по крайней мере, крупно обмануть.
- Дейнерис Таргариен Бурерожденная! – воскликнул Чхого, стоя за ее правым плечом, все также ведя под уздцы лошадей; Дени же вела под уздцы дракона, послушно ступающего за ней следом, и опустила голову в вежливом поклоне. – Дочь короля Эйриса Таргариена и королевы Рейлы Таргариен, кхалиси табунщиков и Великого Травяного Моря, Неопалимая, Матерь драконов, законная наследница Железного Трона и Семи королевств, последняя из рода Таргариенов!
- Добрые Господа! – Дени подняла на них глаза и лишь спустя мгновение подняла следом и голову, взирая на господ перед собой и считая их. Все, до последнего. Живые мертвецы, не знающие, как близко подобралась к ним смерть. – Тикондрио Летос! – теперь кхалиси обратилась к нему лично и склонила голову перед ним в знак приветствия. – Ваши Безупречные, - она окинула взглядом ряды бойцов, - мой дракон, - она протянула в сторону мужчины сжатые в кулаке поводья Дрогона, потому что не сомневалась, что из трех он выберет именно его. – Все ли договоренности в силе, добрый господин?
Дейнерис едва заметно улыбнулась уголками губ. Ветер лепил одежды к телам, туника плотно облегала тело королевы, руки покрывали мелкие мурашки от холода и внутреннего напряжения. Она щурилась от ветра, ее взгляд от чего-то избегал единственного глаза собеседника. Она смотрела, как гнется от ветра перо на его тюрбане, как хлопают его свободные одежды, как напряжены его черты лица. Но когда их взгляды пересекались, ветер будто усиливался, заставляя Дени спрятать глаза. Мгновение молчания казалось ей вечностью. И с каждым новым мгновением подозрения и сомнения в ее душе росли, но она старалась быть напряженной и сконцентрированной на миссии, не давая себе позволения на любые размышления. Она думала о том, что важно не допустить пожара – с таким ветром потушить его будет невозможно, он спалит половину города за пару часов.  Думала о том, что действовать надо быстро, холодно, безошибочно. Действовать надо немедленно. Как только Безупречные назовут ее своей хозйкой.

Полдень. Время, когда город начинает жить по-настоящему. Когда он похож на большой муравейник. Когда все уже давно проснулись, и одни поглощены трудами, а другие слоняются без всякого дела, тем не менее, дополняя картину пика активности. Торговцы, шумно выкрикивая названия своего товара и цену, которую они за него требуют, без устали зазывали к своим прилавкам, показывая на глиняные горшки, дорогие ткани, жемчужные ожерелья, многочисленные обереги, инкрустированные драгоценными камнями кинжалы, костяные аракхи, блестящие безделушки, сладкие финики, сочные ананасы и прохладительные напитки. Так называемые "уличные крикуны", уже запрыгнув, как на пьедестал, на установленную посреди дороги бочку, громко декламировали последние городские новости, обильно приправляя их пошлыми сатирическими куплетами в адрес местной власти. Рыболовы, кто выведя свои лодки в море, кто расположившись возле берега, уже вовсю закидывали неводы, в то время, как их наниматели занимались продажей улова на центральном рынке. Мясники, на радость проходящим мимо зевакам, демонстрировали свое мастерство, опытной рукой разделывая и потроша недавно забитых поросят. Дети, кто держась за юбку матери, кто гордо вышагивая в строю своих юных товарищей и полагая себя воинами древней империи Гиса, кто пытаясь стащить с прилавка парочку фруктов, повсюду сновали сквозь тесные ряды многолюдной толпы. Повсюду стоял веселый гомон. Словом, город в это время дня жил полноценной, насыщенной, разнообразной, яркой жизнью. И среди всего этого эскиза, отображающего праздник жизни, неспешным, прогулочным шагом направлялся к пирамиде Ульгоров человек, в чьей власти было положить этому конец. Вершитель печальной судьбы жителей Астапора, даже не подозревавших о том, что вскоре ждет их всех.
Эурон Грейджой, миновав протекающую в середине города реку Червя, увеселительные заведения и главные базарные ряды, подошел к площади Кары - центральной точке города, где он должен был встретиться с Дейнерис Таргариен. Рыжий Гребец шел за своим предводителем чуть позади. В это же самое время, слившись с толпой и получив тем самым наилучшую маскировку, чародей Нортрикус и двое чернокожих рабов, несших нечто внушительных размеров, завернутое в серое покрывало, зашли за массивные ворота перед сералем Добрых Господ и стали подниматься по винтовой лестнице на городскую стену из ветхого и крошащегося кирпича. Германд Ботли, Лукас Кодд, Стоунхенд и Карл Невольник под руководством Квеллона Хамбла точно так же затерялись среди шумного народа и стали подбираться поближе к уже ожидающим на центральной площади работорговцам. Из-за сильного ветра и стоящей в воздухе красной пыли, даже зоркий голубой глаз капитана "Молчаливой", который он вынужден был постоянно щурить и периодически прикрывать рукой, не мог пока разглядеть, ждет ли его в назначенном месте последняя из Таргариенов. Терзаемый этим вопросом, он, по мере приближения к пирамиде Ульгоров, начинал все больше волноваться и понемногу терял терпение. А что, если что-нибудь пойдет не так? Что если Нортрикусу не удалось взобраться на стену? Что если Квеллон что-нибудь напутает? Что если Рыжий забыт свистнуть? Что если Бурерожденная каким-либо образом оказалась в курсе его планов? Слишком много если... Нет. Это предрассудки. Глупая паранойя, вызванная приятным волнением. Его замысел невозможно нарушить. С таким же успехом можно было бояться того, что в эту самую минуту, прельщенный дорогим нарядом Эурона, в который он был облачен, на него из-за угла выскочит обыкновенный грабитель и засадит нож промеж ребер. Отчасти это было бы и правда забавно. Но, каким бы абсурдом ни выглядел подобный вариант, если вдуматься, он был наиболее вероятным из всех возможных. Конечно, с одним грабителем Грейджой бы без труда управился и без оружия. Но ведь, может статься, их будет несколько. И все вооружены. В то время, как у самого Вороньего Глаза из оружия был лишь декоративный кривой кинжал, заткнутый за шелковый пояс с левой стороны. Поэтому он искренне порадовался тому факту, что следом за ним идет Рыжий Гребец, здоровенный детина свирепого вида с огромным двуручным топором за спиной. И даже самые отъявленные уличные бандиты трижды подумают, прежде чем решаться напасть на него.
Наконец, пройдя вдоль серных фонтанов и бойцовых ям с амфитеатром сидений, Эурон Грейджой и Рыжий Гребец оказались на Кровавой площади. Какая ирония. Сегодня истории суждено будет подтвердить это название. Правда, несколько в ином ключе. Сомнительно, что в последствии оно будет олицетворять собой благословение этого города и всех его жителей. Вороний Глаз убедился, что не опоздал. Армия Безупречных в идеальном порядке была выстроена шеренгами перед самой пирамидой, а также с восточной и северной стороны от нее. Добрые Господа в полном составе уже были здесь. Равно как и кровные всадники и рыцари королевы Дейнерис. Однако сама Бурерожденная только-только приблизилась к месту встречи, восседая на большом, крылатом черном драконе. Вскинув голову вверх, Эурон впился жадным взором в это чудо природы. В это величественное, грозное, могучее создание, со свистом рассекающее воздух своими острыми крыльями. Он не в силах был отвести взгляд от этого сокровища и смотрел на него, застыв на месте, будто парализованный. Какая сила... Какая красота... И скоро она будет принадлежать ему. Поневоле капитану "Молчаливой" пришлось оторвать свой взор от дракона и перевести его на Дейнерис, которая спикировала вниз на Дрогоне и, ловко спрыгнув с него, ступила на песок перед тем, кто должен был совершить с ней сделку. Раздался свист, и вот уже два других дракона, зеленый и золотой, совершив круг над площадью, изящными изгибами спустились на землю и зарылись лапами в песок позади своей Матери. Она обратилась к нему, и он словно бы вышел из оцепенения. Однако отвечать не спешил. Вороний Глаз почувствовал охватившее его напряжение. Сердце ускорило свой темп. Закусив губу, он поднял свой взгляд на городскую стену возле пирамиды Ульгоров. Оттуда, с надвратной башни, он заметил вспышку света, какая бывает, когда солнечные лучи преломляются о зеркало. Это был условный знак, поданный ему Нортрикусом. Знак, который возвещал о том, что все готово. Что ж, значит, Рог на месте. С надвратной башни его хорошо будет слышно. Все драконы попадут под действие чар. Удовлетворившись, Эурон посмотрел в другую сторону, где находились Добрые Господа. Неподалеку от них, затерявшись среди прохожих, он узнал притаившихся и вооруженных до зубов пиратов во главе с Квеллоном Хамблом. Все остальные тоже должны были находиться на своих местах и проявить себя в необходимый момент. Времени на то, чтобы высматривать и их тоже, у Грейджоя не было. Кажется, все было в порядке. После слов Дейнерис на площади повисла мертвая тишина, нарушаемая лишь глухим гулом ветра. Вот оно - затишье перед бурей. Тот самый, решающий миг. Миг между прошлым и будущим. Руки капитана "Молчаливой" слегка задрожали. Но, сохраняя хладнокровие, он совладал с собой и грациозно выступил вперед.
- Добрые Господа, вы позволите мне начать? - громким голосом обратился мнимый Тикондрио Летос на безупречном валирийском к стоящим перед пирамидой работорговцам. Кразнис мо Наклоз, перекинувшись парой слов с другими высокопоставленными особами, составляющими группу правителей Астапора, подошел к Эурону и вручил ему золотой жезл - символ господства над Безупречными. Грейджой поблагодарил его и повернулся лицом к ожидающей его ответа Дейнерис Таргариен, - Мы заключать сделка. Я забирать твой дракон, - произнес он, снова имитируя ломанный вестеросский диалект. После чего по его лицу скользнула зловещая улыбка, не предвещавшая ничего хорошего, - И тебя тоже.
Теперь нужно было действовать стремительно. Воспользоваться эффектом неожиданности и не дать ни Дейнерис, ни ее людям опомниться. Вороний Глаз высоко поднял руку в воздух, а потом резко опустил ее. Это был сигнал Рыжему Гребцу, который хоть и не славился особым умом, прекрасно понял своего главаря. Сунув два пальца в рот, пират издал пронзительный, разбойничий свист. Вслед затем вновь наступившую тишину разорвал пронзительный, ужасающий, оглушительный звук. Раскаленный, зловещий. Похожий на слияние визга дикой виверны и рева преисподней.
ААААААРРРРРРРРРРРРЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!
То был звук витого черного рога, окованного кольцами из красного золота и темной стали. Рога, который в эту минуту был прекрасно виден любому, кто соизволил бы поднять голову вверх. Грозным очертанием возвышался он на надвратной башне, где его установил чародей Нортрикус. Один из черных рабов, сопровождавших и помогавших нести Рог (тот самый большой предмет, который был закутан в серое покрывало), сейчас напрягал легкие и дул в него, что было мочи.
ААААААРРРРРРРРРРРРРРЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!
Леденящий кровь, терзающий слух, исполненной боли и ярости звук пронизывал до самых костей. Все, кроме Вороньего Глаза, из тех, кто находился на площади, зажали уши и согнули колени. Словно совершая жалкую попытку спастись от ужаса, который окутал их. Скрыться от разрывающего душу и раскалывающего голову звука. Древние магические символы, начертанные алым цветом на черной поверхности Рога, загорелись, и казалось, будто бы они сейчас начнут кровоточить. Как покрывшиеся пузырями губы чернокожего раба, который продолжал дуть в него.
ААААААРРРРРРРРРРРРРРРЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ!
Рог продолжал реветь, и эхо этого ужасающего рева, в котором слышался хаос и погибель, отражалось от кирпичных стен города, от пирамиды Ульгора, от самого моря, заполняя собой весь город и разносясь дальше, за его пределы, словно стараясь сделать так, чтобы его услышал весь мир. Алые иероглифы раскалились до предела. В этот миг все три дракона, приведенные в оцепенение этим звуком, в одно время взмахнули крыльями и медленно поднялись над землей. Белки их глаз налились красным и приняли такой же алый цвет, как и письмена древней Валирии на колдовском Роге. Их зрачки почернели. И все они уставились в одну точку - на одноглазого человека, одетого в одежды купца, который спокойно стоял посреди всего этого безумия и терпеливо ожидал окончания. Казалось, чудовищный вопль Рога никогда не утихнет. Однако внезапно все смолкло. И лишь шелестящий ветер, разнося красную пыль по площади, задувал последние отзвуки демонического рева. Эурон замер. Его сердце подпрыгнуло и стало биться еще сильнее. Неужели получилось? Да! Конечно, получилось! Драконы ощутили на себе воздействие могущественной, древней магии, с которой невозможно было совладать. Гипнотическое воздействие сработало. Теперь они полностью подчинены его воле. Самое время испытать их. Изумление и шок, на миг охватившие самого Вороньего Глаза, тотчас отступили. Он снова был самим собой. Хозяином положения. Улыбнувшись, он сделал еще два шага вперед навстречу застывшей и онемевшей Дейнерис.
- Боюсь, Ваше Величество, - громко произнес капитан "Молчаливой" на чистейшем вестеросском, не видя больше необходимости в том, чтобы скрывать свой истинный облик и коверкать родной язык, - Что ваше правление окончено. Даже не успев начаться.
После этих слов Эурон посмотрел на драконов и плавным жестом руки указал поочередно на кровных всадников Кхалиси и ее рыцарей, которых, никогда не упускавший ничего из внимания, заприметил еще на подступах к пирамиде Ульгоров.
- Дракарис! - отдал он свой приказ.
Все три дракона, словно действовавшие в унисон с помыслами и желаниями своего нового хозяина, в то же мгновение взмыли ввысь и, издавая свирепые крики, стали кружиться над площадью. Дрогон первым изверг из своей пасти жаркое пламя, которое настигло выстроившихся перед Добрыми Господами дотракийцев. Рейгель и Визерион, последовав его примеру, принялись безжалостно дышать огнем на сгруппировавшихся у северной стороны пирамиды рыцарей. Начался хаос. Полуденный город наполнили душераздирающие крики. Толпа в паническом страхе рванула прочь с площади. Сами же Добрые Господа, придя в не меньший ужас от происходящего вокруг, попытались поспешно ретироваться подальше, чтобы укрыться в пирамиде и в серале. Но далеко им уйти было не суждено. Мгновенно выскочившие из толпы головорезы с "Молчаливой", под руководством Квеллона Хамбла, напали на правителей Астапора и стали поочередно убивать каждого из них, безоружных и молящих о пощаде. Квеллон четко помнил распоряжение своего капитана, прозвучавшего в минувшую ночь, когда он созвал свою команду на последнее совещание. Как только начнется паника, убейте их, сказал тогда Вороний Глаз. Убейте их всех. И заберите у них наши сокровища. Эурон, как человек практичный, разумеется, не стал разбазариваться своим состоянием. Несметные богатства, которые он заплатил работорговцам за возможность обладать Безупречными, еще могли сослужить ему хорошую службу. Мертвецам же они совершенно ни к чему.
- Что...что ви творьить? - беспомощно моргая глазами и пятясь назад, с ломанным вестеросским акцентом, похожим на тот, который имитировал Грейджой, спросил Кразнис мо Наклоз наступавшего на него Квеллона Хамбла, - Ми же сдьелать, как ви просьить... - не смея озираться по сторонам, чтобы взглянуть на тела своих собратьев, чья кровь в этот миг орошала песок Астапора, он смотрел на безмолвного светловолосого пирата с прозрачными, как две льдинки, глазами. Тот не отвечал и решительно продолжал наступать. Бледный, дрожащий, скованный страхом работорговец не мог бежать и являл собой поистине жалкое зрелище. Остановившись, он поднял руку вверх, как ребенок, который пытается защититься ею, будто щитом, и жалобно промолвил, с мольбой глядя на безжалостного пирата, - Прошу вас, пощьедите... Ми хотьим только...
Договорить он не успел. Квеллон Хамбл взмахнул своим смертоносным серпом, из-за которого и получил свое прозвище "Жнец", и голова Кразниса мо Наклоза, отделившись от медленно осевшего туловища, совершила несколько оборотов в воздухе и упала на песок, разбрызгав по нему кровь. Тем временем с другой стороны площади из-за прилавков выскочила еще одна часть пиратской шайки, под предводительством Орквуда с Оркмонта. Все они тотчас бросились на маленькую кучку дотракийцев, которые окружали Дейнерис, ибо Эурон приказал им схватить ее. Только Джона Майера он придержал за плечо.
- Поднять флаг, - коротко распорядился Вороний Глаз.
Узколиций Джон кивнул и побежал по направлению к надвратной башне возле пирамиды Ульгоров, где все еще виднелся зловещий Рог. Сам же капитан "Молчаливой" попросил у одного из своих людей саблю, намереваясь прикончить дотракийца, который с яростным воплем ринулся на него. Это был Чхого. Судя по всему, он решил покончить с человеком, который стал причиной царящего повсюду хаоса и из-за которого его Кхалиси подверглась теперь смертельной опасности. Эурон двинулся навстречу ему неспешно, развернувшись боком и ядовито улыбаясь. Чхого налетел на него, и Грейджою пришлось отступить на пару шагов назад. Без труда парируя удары своего врага, Вороний Глаз совершал стремительные выпады, которых дотракийцу не всегда удавалось избежать. Противники кружили, обмениваясь ударами. Бодро звенела, ударяясь друг о друга, оружейная сталь. Чхого был умелым, сильным, храбрым и опытным бойцом. Но ему было далеко до хитрого и искусного фехтовальщика, каким являлся Эурон Грейджой. Чхого свирепо рычал и обрушивал на саблю врага удары такой силы, что, казалось, вот-вот сломает ее. Постепенно изматывая своего противника и ловко огибая его с разных сторон, капитан "Молчаливой" делал молниеносные выпады и наносил Чхого многочисленные порезы. Казалось, дотракиец был неутомим. Но через пять минут он уже весь был окровавлен. Лоскутками с него свисала кожа. Эурон мучил его. Он давно мог бы победить, но ему было приятно истязать дотракийца. Кинув полный страдания взгляд на свою Кхалиси, которая уже угодила в руки приспешников Грейджоя, расправившихся с ее маленькой охраной, Чхого издал отчаянный боевой клич и ринулся в последнюю атаку. Эурон отразил его сокрушительный удар боковой частью клинка, затем сделал обманный финт, скользнул лезвием сабли по вражескому аракху и перерезал дотракийцу горло. Чхого упал на спину, издавая булькающие звуки, захлебываясь собственной кровью и сотрясаясь в предсмертной агонии.
- У твоей сабли плохой баланс, Ральф, - сообщил Вороний Глаз, броском возвращая оружие одному из членов своей шайки, Ральфу Пастуху, - Этот ублюдок чуть не зацепил меня, - хищный взгляд голубого глаза остановился на последней из Таргариенов, тщетно пытавшейся вырваться из цепких лапищ Рыжего Гребца. Капитан "Молчаливой" подошел к девушке вплотную и заглянул ей в лицо, - Меня зовут Эурон Грейджой, - тихим, ничего не выражающим тоном сказал он, - Запомни это имя, сука. Отныне ты часто будешь его повторять.
Сказав это, он сильно зажал пальцами подбородок девушки и резко поднял ее голову вверх, заставив посмотреть на надвратную башню. Там, над городской стеной и пирамидой Ульгоров, в том самом месте, откуда чернокожий раб дул в колдовской Рог, сейчас развевался на ветру пиратский флаг, поднятый Джоном Майером. Золотой кракен на черном, как полночное море, фоне. Убедившись, что Дейнерис увидела знамя, Эурон велел Рыжему Гребцу и остальным увести ее на корабль и посадить в карцер на цепь, как собаку. Оставшиеся на берегу пираты, по разрешению своего главаря, решили немного поразвлечься перед отплытием и занялись разбоем. Врываясь в дома и насилуя женщин, грабя прилавки с дорогими товарами, и убивая всех, кто оказывал им сопротивление. Безупречным, которые, подобно каменным изваяниям, все это время безмолвно взирали на происходящее, он велел уничтожить всю городскую стражу. Разумеется, не забыв высоко поднять кверху золотой жезл и напомнить им, кто теперь является их новым господином. Судя по всему, они и так прекрасно знали об этом, раз ни во что не вмешивались и оставались на своем месте. Но напомнить никогда не помешает. Новые солдаты Вороньего Глаза подчинились и стройным маршем отправились исполнять приказ. На базарных рядах, раздуваемый ветром, занялся огонь. Видимо, драконы немного перестарались, стремясь сжечь приближенных Дейнерис. Огонь попал на один прилавок, а затем стал раздуваться и перескакивать на другие, по цепочке. В считанные мгновения в центре города начался пожар. Отовсюду валил, поднимаясь и клубясь в воздухе, густой дым. Чувствовался смрад горелого мяса. Вся площадь была завалена трупами, которые покоились на мокром от крови песке. Везде слышались крики боли и отчаянья, грубый смех пиратов и пронзительный визг драконов. Эурон, скрестив руки на груди, стоял на опустевшей площади и вкушал эти звуки, как самую лучшую на свете музыку, которую ему доводилось слышать. А взгляд его холодного голубого глаза был прикован к весело пляшущему в небе золотому кракену на черном фоне. Символу дома Грейджоев. Это имя, изменившее ход истории. Навсегда положившее конец правлению династии Таргариенов. Знаменующее приход другого порядка. Имя, которое с этого момента будет олицетворять собой новую эпоху. Рассвета кракена. Заката дракона.

Из-за ветра было трудно дышать и держать глаза открытыми. На красном песке перед пирамидой Ульгоров стояли тысячи человек, однако площадь после слов Таргариен утонула в гробовом молчании. Лишь уныло гудел ветер, то набирающий силу, то теряющий ее, хлопали свободные токары Добрых Господ, а за спиной Дейнерис фыркнула от ветра Серебрянка.
На переносице Дени замостилась мимическая морщинка. Щекотало в носу, и чуть дрожали пальцы, как бывает в минуты страха. Но от чего появился отголосок этого чувства? Ведь Дени было нечего бояться, но она боялась и не могла отрицать этого.
Секунды казались ей вечностью, Дейнерис успела подумать, что Добрые Господа тянут с ответом, потому что передумали. Когда Тикондрио Летос заговорил, Дейнерис облегченно выдохнула.
- Мы заключать сделка. Я забирать твой дракон, - молвил ей одноглазый мужчина, держа в руках золотой жезл, вид которого заставил Дейнерис благосклонно улыбнуться. – И тебя тоже, - улыбка померкла на ее устах, глаза подозрительно сузились, а кисть правой руки крепче сжала поводья Дрогона.
Дени не поняла смысл последней фразы, не предвещающей ничего хорошего.
Все, что происходило после этого, было настолько стремительно, что Дейнерис не то что не понимала происходящего, она просто не успевала ничего понять. Все напоминало ей кошмар, который не может быть реальностью.
Страшный рев, наполнивший воздух, заставлял легкие внутри тела дрожать, Дейнерис чувствовала вибрацию земли под ногами, зажимая уши обеими руками, пытаясь спастись от этого оглушающего рева. Лошади, испугавшись, встали на дыбы и заржали. Всадники с трудом удерживали их на месте. Дрогон, пытаясь улететь, рванул поводья так, что Дени чуть не упала, в ответ она сильнее натянула их, давая понять, что не отпустит дракона.
Рев сотрясал воздух снова и снова, будто сама преисподняя отворяла свои ворота, а крики варящихся в котлах грешников сливались в один оглушительный гомон. А когда это безумие прекратилось, в ушах звенело так, что следующие слова Дени едва расслышала.
- Боюсь, Ваше Величество, что ваше правление окончено. Даже не успев начаться.
Дени перевела взгляд на человека перед собой, глядя исподлобья глазами, наполняющимися презрением.
Исчезнувший в одно мгновение ломанный вестеросский акцент говорил о том, что перед ней лжец, который обвел ее вокруг пальца. Дени пока не знала, с какой целью он сделал это, но знала, что лжецам в мире живых места нет. Даже таким ловким лжецам. Но взгляд Дейнерис не выдавал ее удивления, напротив, она выглядела так, будто именно этого и ждала. И не сделала ни шага назад.
Чхого снял с пояса свой аракх и ступил вперед, закрывая собой Дейнерис и с вызовом глядя на того, кто посмел угрожать его кхалиси. Сабли обнажили и всадники за ее спиной, ринувшись вперед, чтобы защитить королеву, если это понадобится.
- Дракарис.
Дейнерис, совершенно не понимая происходящее, обернулась и посмотрела на Дрогона, который уже поднялся с земли, ударяя воздух крыльями. Она обратилась к нему по имени и потянула вниз за поводья. Он не отреагировал. Два других дракона уже улетели, от чего глаза Дейнерис широко распахнулись, а голос, в котором начали проскальзывать ноты отчаяния, зазвучал еще громче и настойчивее. Она приказывала Дрогону опуститься, тянула вниз, кричала его имя снова и снова, но тот взмыл в воздух настолько, что Дени, намертво вцепившаяся в поводья, повисла на них, оторвавшись от земли. Она не могла отпустить его, потому что не верила, что он может ее бросить. Не верила, что может его лишиться. Не верила, что он может послушать кого-то кроме своей матери.
Чхого, обняв кхалиси за талию, широким взмахом аракха перерезал поводья, которые она не желала отпускать, и поставил Дени на песок.
- Нет! – кричала она, все также протягивая к улетающему дракону руки.
А тот обернулся и воззрился на свою мать совершенно незнакомым Дейнерис взглядом чужих черных глаз и открыл пасть, как делал пред тем, как испустить пламя. Чхого успел схватить кхалиси, опуститься на корточки вместе с ней  к земле и укрыть ее своим телом, а она, теряя рассудок от непонимания происходящего, вцепилась в его сильную руку своими пальчиками, все бормоча отрывочно, бессвязно:
- Нет… нет…
Пламя полилось над спиной дотракийца прямо перед лицом кхалиси. Она видела, как встрепенулась, встала на дыбы перепуганная Серебрянка, как вспыхнули ее грива и хвост, как она ударила копытами землю и понеслась прочь. Белая лошадь с алыми огненными языками вместо гривы, которые извивались под натиском ветра. Она побежала в сторону дотракийцев, и Дейнерис, изогнув уголки губ, мученически застонала, провожая ее взглядом – она увидела, как льется на всадников пламя драконов, как ее люди бегут врассыпную, кто-то верхом, кто-то пешим, кто-то уже вовсе не мог бежать; она услышала их предсмертные вопли, полные боли и отчаяния; она почувствовала запах гари и горелого мяса. Она увидела смерти, десятки смертей верных ей людей, которых она любила и которых пыталась защитить. Дени не боялась за себя, не боялась отдать жизнь и драконов за свой народ. А теперь видела, что привела их на смерть, и зрелище это было для нее пыткой. Горящие заживо люди, хорошие воины, добрые сердца и верные слуги, они умирали на глазах своей кхалиси от пламени ее драконов, а ей казалось, будто кровь каждого убитого льется на ее руки.
Чхого, увидев, что Дрогон улетел, принял последнюю попытку защитить королеву: поднялся на ноги грациозно и стремительно, разрезал воздух аракхом и бросился на врага. Сталь зазвенела, а Дени вскочила на ноги и побежала прочь, чтобы попробовать окликнуть внезапно обезумевших драконов, чтобы отдать приказы выжившим, чтобы предупредить об угрозе оставшихся в доме женщин. Но ее поймали, скрутили чьи-то сильные, липкие от крови руки. Она брыкалась, кричала, сыпала угрозы, но ее волоком притащили обратно, оставив в красном песке дорожки от ее сапог.
Чхого истекал кровью, а Дени казалось, будто истекает кровью ее душа. Ее неиссякаемая, полная ненависти и веры в себя энергия изливалась в проклятья и попытки вырваться. Она пиналась и брыкалась, пусть и безуспешно. Уже взлохматила волосы, в которых надрывался вплетенный в косу колокольчик; туника сбилась вбок; на нежной коже уже проступили красные пятна от чужих пальцев, которые в скором времени превратятся в синяки. За свой бунт Дейнерис заработала лишь пощечину, которая только разозлила ее, потому что она не собиралась сдаваться и пускать все на самотек. Она ждала помощи с любой стороны. Еще оставались отряды рыцарей маленькой королевской гвардии Таргариен, еще было далеко до потери надежды.
Она билась изо всех сил, хоть и понимала, что ей не вырваться. Дракон – существо, которое нельзя приручить. Существо ярости и огня. Лишь когда тело кровного всадника грузно рухнуло на песок, Дейнерис замерла, глядя на то, как тот захлебывается кровью. Опустив уголки губ и сдвинув брови, она наблюдала за тем, как испускает дух ее верный брат, прикрывавший ее тело своим, отдавший жизнь за свою кхалиси. Но при этом погибший напрасно. Потому что тот, кто убил его, не был даже ранен. Чхого затих, испустив последний гортанный всхлип, а замершая на месте тяжело дышащая Дейнерис, наполненная одновременно скорбью и ненавистью, подняла взгляд влажных пурпурных глаз на Тикондрио Летоса, которого наверняка звали совсем иначе, ведь каждое слово из его уст было ложью.
Она совершенно не знала мужчину перед собой. А он еще вчера был у ее ног и касался их, еще вчера она могла предотвратить то, что сейчас случилось, еще вчера… Дени была слепой и чересчур самоуверенной, самовлюбленной. И не слушала никого кроме себя, будучи абсолютно уверенной, что лесть из уст Тикондрио она заслужила лишь собственной властью и красотой. А теперь понимала, что он играл с ней, как играют с котенком, когда тот принимает бантик за бабочку.
Он подошел к ней вплотную так, что она почувствовала его запах и тепло его тела. Ветер принес дым от пожара, будто окутывая площадь туманом. Звуки погибающих людей отдалились и стали приглушенными, лишь пронзительный визг одного из драконов напомнил, что бой не окончен, просто смерть ушла с площади в город. Выбившиеся из косы серебряные локоны Дейнерис извивались на ветру и задевали ресницы, заставляя моргать. Она не отрывала взгляда от единственного леденящего холодом глаза мужчины напротив, смотрела в самый зрачок со злобой и уверенностью, будто могла прожечь его насквозь, что с радостью сделала бы. Потому что, судя по всему, именно он, этот человек, был эпицентром зла, был первопричиной резни и пожара.
- Меня зовут Эурон Грейджой, - слишком холодно для самовлюбленного мерзавца.
Дени знала, кто такие железнорожденные, и знала, что ими правит Бейлон Грейджой, вот и все. Имя Эурона она слышала впервые.
- Запомни это имя, сука. Отныне ты часто будешь его повторять.
Он коснулся ее подбородка, а она зашипела от отвращения, пытаясь отвернуться. Тот, кто скрутил ей руки за спиной, впился в ее запястья с новой силой. Воззрившись на развевающийся на ветру флаг на одно мгновение, ей все-таки удалось отдернуть голову и вернуть взгляд на лицо Эурона, обретавшего обличие первого врага, ненавистного до самой глубины души.
- Будь ты проклят, Эурон Грейджой, - почти рыча, изгибая губы в ненавистном оскале и даря самый презрительный, злобный, полный ярости взгляд, молвила она низким голосом.
Дени повели прочь, но она, пока была способна, поворачивала голову и не отрывала взгляда от лица ублюдка, убившего ее людей. Лица, которое она обязательно увидит безжизненным. В тот день она поклялась себе об этом.

  

Весь путь до корабля Дейнерис не оставляла попыток сбежать. Она была уверена – отряды сира Мормонта и сира Селми не постигла участь смерти. Они были за пирамидой Ульгоров, а не на площади, потому у них было время, чтобы уйти или закрепиться для обороны. Кхалиси пыталась выкрутиться из стальной хватки железнорожденных, искала глазами в толпах людей знакомые лица, но все было безуспешно – ей не хватало сил, чтобы вырваться, а на помощь так никто и не пришел.
Город был полон криков, отовсюду бежали люди: богачи и бедняки вперемешку, сейчас богатых не спасали их токары и кошельки, а глотки их перерезали с той же легкостью, как и глотки рабов. На рыночных рядах близь порта уже царил грабеж. Грабили не только железнорожденные – грабили и райдеры, которым был на руку поднявшийся переполох, все пытались потуже набить мешки добром, бросить их на палубы своих мелких кораблишек и уплыть, будто их здесь никогда и не было.
Меж торговых палаток и навесов Дейнерис встретила, наконец, поддержку. Были эти люди из ее кхаласала или нет, она даже не знала. Гискарской внешности пятеро или шестеро они налетели внезапно откуда-то справа, восклицая имя и титул королевы, изрубили аракхами одного железнорожденного, зацепили второго, затем смешались с ними в бойне на смерть, где проливалась то одна кровь, то другая. Дени даже вырвалась и побежала, спотыкаясь, к торговым рядам, чтобы затеряться среди них. Но железных людей было слишком много вокруг, ее просто поймали за руку за одним из углов и вернули, игнорируя крики и сопротивления. Людей, ведущих ее, стало меньше. Трупы пиратов лежали среди трупов гискарцев, один из которых все еще издавал предсмертные стоны. Дени, глядя на них полными скорби глазами, безмолвно попросила прощения. Это была ее последняя надежда, ее соломинка, которая переломилась. Еще несколько напрасных смертей, еще больше крови на руках королевы. Она не могла ни принять этого, ни исправить.
С визгом и криками Дейнерис вернулась в руки того, что вел ее. Неиствуя, вырываясь, осыпая проклятиями, она пиналась и царапалась, обещая месть, кровь и огонь. Тогда они нашли веревку, связали королеву по рукам и ногам, связали рот, натянули на голову мешок, чтобы никто больше не увидел, кто она, перекинули ее тело через плечо и понесли. Тогда Дейнерис потеряла не то что способность сопротивляться, она даже не могла видеть, куда ее несут.
Через десяток-другой минут ее связанное тело бросили на мокрое дно прохудившейся шлюпки. Вода тут же просочилась сквозь ее тонкие одежды. Весла скрипнули, принимаясь за дело, и совсем скоро шлюпка начала плавно качаться на волнах.
С головы Дейнерис сняли мешок, вновь возвращая возможность нормально дышать. Тряпку, которой завязали ей рот, она сжимала зубами, не произнося ни звука. Люди что-то говорили ей, смеясь, но Дени игнорировала. Она с трудом повернулась, чтобы поднять голову над бортиком, и увидела удаляющийся порт. В воздух над Астапотом поднимались клубы дыма, которые сносил в сторону ветер. Пожар будет виден во всем Заливе Работорговцев, дым даст о нем знать. В небе то и дело на мгновение показывались драконы. Дени не могла различить, какой именно из них появлялся, потому что он тут же исчезал, вновь снижаясь. Это была магия, в этом не было сомнений. Древняя магия, затмившая разум древних существ, она подчинила их волю, превратила их в марионеток. А Матерь драконов сама посодействовала этому, подыграла, сейчас она уже это понимала. Она привела их к врагу и отдала, не в силах что-либо предпринять.
Если бы у Дейнерис сейчас были силы на слезы, она бы заплакала.
Галера с черными парусами и золотым кракеном на них качалась на волнах неподалеку от порта. Как показало время – это было мудрым решением, поскольку как только пламя поглотило порт, вспыхнули, подобно лучинам, все паруса кораблей, стоящих у причала. Было слышно, как гудит, пожирая дерево, огонь. Пожар поднялся над портом алым заревом, голодным и ненасытным.
А Дейнерис Таргариен тем временем опоясали грубым канатом и, подвесив на нем, подняли со шлюпки на борт корабля, как поднимали мешки с дорогим и не очень барахлом. К галере со всех сторон тянулись лодки, набитые людьми и купленным за железную цену добром. Разгрузившись, они отправлялись обратно к городу за новой добычей. Среди этого «добра» были и женщины. Одну, слишком буйную, еще не довезя до галеры, сбросили за борт, и ее, связанную, поглотило море. Неплохая встреча смерти по сравнению с рабством на корабле разбойников и пиратов.
Дени решила, что их всех вместе посадят в один гнилой темный угол какого-нибудь трюма, но она ошиблась. По всей видимости, Таргариен все еще представляла собой больше, чем женское тело. В карцере она оказалась одна.
Развязав ей ноги, ее привели в карцер, толкая в спину, двое грязных и пьяных моряков, от которых пахло кислым вином, солью и потом.
- Это та самая королева с драконами? – пьяно спросил один другого и, схватив Дейнерис за волосы, задрал ее голову вверх, изучая лицо косящими в разные стороны глазами. – Я слыхал, у нее полный рот золотых зубов!
Он подцепил ее кляп кривым кинжалом, перерезав ткань, и тут же залез грязным указательным пальцем за ее щеку, по всей видимости для того, чтобы найти золотые зубы и вырвать их. В то же мгновение Дейнерис, сжав челюсть изо всех сил, почувствовала, как под ее зубами хрустнул ноготь. Пират взвыл и отпрыгнул от нее, вырвав изо рта окровавленный палец, а она с отвращением плюнула смешанную со слюной кровь ему под ноги.
- Ты!.. Дотракийская шлюха! – глядя в строну Дейнерис косящими глазами, рявкнул он и бросился на нее.
Он схватил ее за шею и прижал к стене карцера. Она со связанными за спиной руками пыталась оттолкнуть его ногами и хрипела. Свободной рукой он успел развязать завязки своих штанов и стянуть с Дейнерис ее бриджи, но тот, второй, который все это время возился с кандалами в углу карцера, схватил его за шиворот и оттащил. Дени сползла вдоль стены на пол, пытаясь восстановить дыхание и кашляя.
- Ты в своем уме? – кричал второй. – Эурон оторвет тебе яйца, если тронешь ее!
- Да ее трахал каждый дотракиец! – показывая на Дени окровавленным пальцем, оправдывался первый, но все-таки потоптался рядом с юной королевой, глядя на нее, затем выругался на непонятном ей языке и ушел, хлопнув дверью.
Она лишь молча проводила его взглядом.
Тот, который остался в карцере, надел поверх голени сапога Дейнерис кандалы, скрепил их и только после этого развязал ей руки. Она поднялась на ноги и натянула обратно свои бриджи. Сомневаясь, стоит ли проронить слова благодарности, она молчала, а мужчина, еще раз проверив надежность цепей и кандалов, не глядя ей в глаза, развернулся и ушел, затворив за собой дверь и оставив ее в одиночестве.

В то время, как Вороний Глаз стоял на песке, посреди опустевшей и окровавленной площади, и со скрещенными на груди руками предавался тщеславным размышлениям, головорезы из его команды, по приказу своего капитана, тащили схваченную ими Дейнерис Таргариен на борт "Молчаливой". Как ни старалась девушка вырваться, но цепкие лапы Рыжего Гребца держали ее крепко. Однако на базарном ряду пираты столкнулись с небольшой проблемой. Едва они миновали прилавки с пряностями и лампадным маслом, как несколько человек гискарской внешности, по-видимому узнав в пленнице свою королеву, обнажили аракхи и с громким боевым кличем бросились к ней на помощь. Справившись с нахлынувшим на них ошеломлением, пираты быстро вытащили свои сабли из ножен. Клинки заблестели в лучах полуденного солнца. Сталь зазвенела о сталь. Как только завязалась потасовка, Дейнерис удалось выскользнуть из железной хватки рыжеволосого детины. Далеко ей, правда, уйти не пришлось, ибо Доннор Сальклиф, упавший на песок с рваной раной в груди, в попытке совершить еще хоть что-то полезное для своих товарищей перед смертью, сделал усилие, со стоном протянул руку и резко схватил девушку за лодыжку. Бурерожденная потеряла равновесие и шлепнулась на землю рядом с умирающим пиратом. К этому времени гискарцы, самоотверженно кинувшиеся на выручку плененной Матери Драконов, были уже мертвы. Как и трое пиратов. Седой Харрен, Родрик Свободный и, наконец испустивший дух, Доннор Сальклиф. Еще несколько морских разбойников получили порезы и неглубокие ранения. Что касается Дейнерис, то не успела она проползти и двух лавок, как ее схватил и перекинул через плечо Рыжий Гребец. Впрочем, острые зубы и ногти порядком досадили дюжему пирату. В ярости бросив девушку на песок, он крикнул что-то своим товарищам, которые вслед затем быстро скрутили Бурерожденную по рукам и ногам крепкой пеньковой веревкой и накинули на голову грязный мешок. Таким образом заметно облегчив свою весьма ценную ношу. Через некоторое время пираты, ведомые Рыжим Гребцом, добрались до пристани. Повсюду в городе царил хаос. Слышались вопли женщин и плач детей, пьяный смех матросов и предсмертные крики. Но все эти звуки перекрывал сливающийся в унисон, чудовищный рев трех драконов, которые зловещей крылатой тенью парили над полыхающем городом. Головорезы с "Молчаливой", по любезному разрешению своего главаря, продолжали грабить, насиловать и убивать жителей Астапора. Те, кто оказывал сопротивление, моментально погибали. Над теми, кто покорялся воле разбойников, долго глумились и, в конце концов, их тоже убивали. И пока одна часть команды продолжала зверствовать потехи ради в городских кварталах, другая уже переправлялась на шлюпках к своей ладье, невозмутимо покачивающейся на волнах неподалеку от берега. В одной из этих шлюпок, на дне, с не большим почетом и комфортом, чем мешок с каким-нибудь дешевым хламом, находилась Дейнерис Таргариен. Когда шлюпки подплыли к красному корпусу судна, Дейнерис опоясали канатом и с помощью дежуривших на корабле матросов подняли на палубу. Там она тут же попала в руки к изрядно надравшемуся Хеммету Пайку и более трезвому, но крайне грубому, Стоунхенду. Оба они впервые воочию лицезрели последнюю из рода Таргариенов. И, разумеется, ни один из них, в виду обстоятельств, не упустил шанса поглумиться над ней. Больше всего усердствовал Хеммет Пайк. Осыпая девушку грязными ругательствами, прыщавый юноша дышал ей в лицо своим кислым, зловонным дыханием и периодически касался кончиком языка ее щеки или мочки уха, наслаждаясь тем, как несчастную пленницу передергивало от отвращения. Стоунхенд был молчалив и лишь продолжал вести девушку в отведенную ей камеру, больно сжав ей предплечья своей стальной хваткой. Спустившись по нижней палубе на самый нижний ярус, где находились отсеки с провизией, боеприпасами и каюты обычных матросов, двое пиратов прошли открыли люк и заставили Дейнерис спустится вниз по лестнице. Здесь, в самой глубокой, затхлой, мокрой и мрачной части судна располагалось всего одно помещение. Карцер. Место, которому захваченные в плен моряки порой предпочитают быть повешенными на рее. Открыв ключами тяжело поддающийся замок, Стоунхенд со скрипом отворил ржавую калитку, а Хеммет Пайк втолкнул Бурерожденную внутрь. Вода, затекающая сюда и доходящая до лодыжек, вонь и крысы - вот, что ожидало того, кому не посчастливится оказаться в корабельном карцере. Пока Стоунхенд разбирался с кандалами, которые собирался нацепить на Дейнерис, Хеммет Пайк решил проверить, правдива ли молва, утверждающая, что у последней из Таргариенов полный рот золотых зубов. Но не успел нахальный юноша залезть грязными пальцами в рот Дейнерис, как та до крови прокусила ему палец, после чего с остервенением выплюнула частичку ногтя ему прямо под ноги. Завыв от боли, Хеммет Пайк в бешенстве набросился на девушку. В явном желании поквитаться с ней хорошо известным способом, он уже было сорвал с нее бриджи, но подоспевший вовремя Стоунхенд резко оттащил товарища в сторону, да с такой силой, что тот потерял равновесие м шлепнулся в лужу воды, промочив собственные штаны. После чего Стоунхенд закрепил на ногах девушки кандалы и вместе с извергающим проклятия Хемметом Пайком покинул карцер. Дейнерис осталась одна.


В это же самое время Безупречные, исполняя приказ своего нового хозяина, очистили Астапор от солдат и стражников, находившихся на службе у Добрых Господ. Отныне город целиком и полностью принадлежал Эурону Грейджою. Сам капитан "Молчаливой" медленно возвращался по торговым рядам к причалу, где его уже ждали с награбленным добром пираты под предводительством Квеллона Хамбла. Эурон шел сквозь рыночные переулки, оглядываясь по сторонам, упиваясь тем страхом и отчаянием, теми страданиями, тем роком, который охватил этот город и его жителей. Их жизни теперь принадлежали ему. Теперь они станут его рабами. Эурон вынашивал свои планы долго и тщательно. Он позаботился о том, чтобы город не остался без присмотра.
- Ты будешь моим наместником здесь, в разоренном Астапоре, Нортрикус, - сказал он своему главному чародею, - И будешь править им до моего возвращения. Мои Безупречные помогут тебе навести порядок в случае необходимости и установить систему беспрекословного повиновения. Они останутся с тобой. Подготовь обреченных жителей этого города должным образом. Я полагаюсь на твой опыт и твою мудрость, колдун. Не подведи меня.
- Будет исполнено, повелитель, - глухим голосом ответил седовласый чародей с бесцветными глазами.
Вороний глаз сел в шлюпку, которая, вместе с несколькими другими, поплыла к ладье с черными парусами. Едва капитан взошел на палубу, как команда приветствовала его оглушительными криками радости и рукоплесканием. Когда страсти понемногу утихли и остальные члены экипажа, отчалившие от берега вместе со своим капитаном, поднялись на борт, Эурон воздел кверху руку, призывая всех к тишине.
- Квартирмейстер! - крикнул Грейджой.
- Я здесь! - отвечал Квеллон Хамбл.
- Первый помощник!
Рыжий Гребец издал рычание и выступил вперед.
- Боцман!
Дал о себе знать и Крюкастый Редси, под ястребиным взглядом которого проходила погрузка различных товаров и драгоценностей, захваченных пиратами в Астапоре.
Поочередно, один за другим, были названы все остальные имеющие корабельные должности члены команды. Плотник, Торвольд Бурый Зуб. Судовой лекарь, Карл Невольник. Кок, Орквуд с Оркмонта. И рулевой, Стоунхенд. Все прочие приравнивались к обычным матросам и, как правило, отвечали за вахту на мачтах, за скорость парусов и за надежность множества мелких деталей судостроительной техники. Однако каждый из них был частью команды. Частью корабля. Все это был единый механизм, который под властной и опытной рукой хорошего капитана всегда работает четко и слаженно. Вот почему Эурон, даже несмотря на триумфальное возвращение, строго соблюдал дисциплину и начал с переклички основных, наиболее важных членов экипажа.
- По местам! - убедившись, что все в порядке, закричал Вороний Глаз команды, тут же повторяемые боцманом, - Выбирай якорь! Поднять паруса!
Эурон Грейджой поднялся на пустой мостик и, в ожидании, пока исполняются приготовления перед отплытием, в последний раз окинул холодным взором голубого глаза покидаемый им город Эссоса. Охваченный дымом и пожаром маячил окровавленный Астапор посреди удивительно спокойной, прозрачной глади Летнего Моря. И, глядя на этот эпицентр рока и хаоса, окруженного безмолвием своенравного океана, Эурон внезапно рассмеялся. Его смех, веселый и раскатистый, пронесся по верхней палубе с капитанского мостика. Все продолжаясь, он начал переходить в сумасшедший, визгливый хохот, которым залился капитан "Молчаливой", и который пугающим эхом раздался в Заливе Работорговцев. Красная галера под черными парусами с золотым кракеном постепенно набирала скорость, отдаляясь от берегов Эссоса. Три крылатые черные тени, витающие над ней с диким визгом, отражались в прозрачной воде. Драконы следовали за судном, словно бы на их чешуйчатые шеи были накинуты невидимые цепи. А одноглазый человек, в одиночестве стоящий на носу корабля, все смеялся. Смеялся. Смеялся.