Дул холодный северный ветер. Идущая далеко впереди всех других кораблей "Молчаливая", которая являлась флагманом небольшого импровизированного флота Эурона Грейджоя, медленно приближалась к берегам Пайка. Капитан стройной одномачтовой галеры, чей корпус был выкрашен в ярко-красный цвет, сложив руки на груди, в одиночестве стоял на носу корабля и вглядывался в величественные башни высокого замка своим единственным, зорким голубым глазом. Судно плавно покачивалось на неспокойных, бьющихся о борт волнах. На палубу, подхватываемые морским бризом, то и дело дождем обрушивались соленые водяные брызги. Мелкие капли стекали по бледному лицу Эурона. Скатываясь по щекам к подбородку и пробираясь дальше, за распахнутый ворот, они чем-то напоминали слезы. Ледяное осеннее дуновение пробирало до костей. Но Вороний Глаз не дрожал. Он не чувствовал холода. Он давно уже научился подавлять в себе чувства, которые могут вызвать у него дискомфорт. Научился игнорировать холод, жару. Даже боль. Он овладевал этой сложной наукой на протяжении всего периода своих дальних странствий. Он побывал там, откуда прежде никто не возвращался. Он видел далекие страны, видел чудеса и ужасы, не поддающиеся воображению, не подвластные описанию пера даже самого смелого летописца. И он обрел могущество. Теперь у него есть сила. Есть власть. Он упорно идет к своей цели. Цели, которую наметил уже достаточно давно. И он достигнет ее. Первый пункт его плана уже начал осуществляться. Дело оставалось за малым - всего лишь заставить этих слабовольных недоумков поклониться ему и провозгласить своим королем. Он не сомневался, что подобная задача не составит ему особого труда. У него была масса возможностей. Верность одних он купит сокровищами, коих несметное количество он вез на своих кораблях. Других умаслит льстивыми речами и обещаниями большого светлого будущего. Для такого оратора, как он, это будет довольно легкой задачей. А тем, кто проявит неподчинение, он преподаст суровый урок, от которого они не смогут оправиться, но который послужит наукой для тех, кто решит последовать примеру непокорных. Люди слабы и глупы. И нуждаются в том, чтобы ими кто-то правил. Особенно если это сильный человек с большими возможностями. А Вороний Глаз был именно таким. И скоро все об этом узнают. Изгнанник собственного рода, наконец, вернулся. Они ждут меня. Час пробил. Твое время прошло, Бейлон. Настал мой черед.
Где-то вдалеке пронзительно закричал ворон, чье карканье эхом отразилось от отвесных скал. Там, сзади, на других судах тоже кричали. Только это были люди. Там были все, и Узколиций Джон Майр, и Торвольд Коричневый зуб, и Леворукий Лукас Кодд. Все они отправились в плавание вместе с Эуроном, когда Бейлон изгнал его с Железных Островов. Верные приятели. Соратники. Стервятники. Во время своего длительного путешествия Вороний Глаз захватил множество кораблей. Иные - он приобрел в портах Вольных Городов и в дальних, волшебных восточных землях на те богатства, которые грабил по пути к очередному населенному пункту. Точно так же он набирал и команду. Кого-то брал в плен, кого-то покупал. Корабли же вместе с головорезами он отдавал под командование своих сподвижников, которые прежде являлись лишь простыми матросами на борту "Молчаливой", когда три года назад Эурон еще только отчаливал с берегов Пайка. Торжественную процессию, возглавляемую "Молчаливой", завершали на своих "Перехватчике", "Дозорном", "Железной Руке", "Узнике", "Ледяном клинке", "Буревестнике", "Морском Лорде" и "Бушующем Ветре" Гермунд Ботли, Орквуд с Оркмонта, Стоунхэнд, Квеллон Хамбл, Рыжий Моряк, Ральф Пастух, Ралф из Лордпорта и Карл Невольник. Ото всюду с этих кораблей, под началом каждого из которых стоял один из приспешников Вороньего Глаза, раздавались восторженные возгласы. Все, кто выжил с самого начала странствий, были рады возвращению. Большая же часть видела Железные Острова в первый раз и восхищенно таращилась на их величественную и суровую красоту. Громкие восклицания слышались с каждого судна. Со всех. Кроме "Молчаливой". На флагмане, где находился Эурон, царила мертвая тишина. Лишь изредка штурман корабля Крюкастый Редси, которому два железных крюка заменяли обе руки, отдавал приказы:
- Право руля! Курс по ветру держать! Развернуть фор-брамсель!
Вороний Глаз специально создал себе команду из немых матросов. Он любил тишину. Она позволяла сосредоточиться. Не мешала думать. А потом... Было в ней что-то устрашающее. Как и в самой "Молчаливой" - одинокой, зловещей, грозной, выкрашенной в красные тона, чтобы не было заметно крови, и с широкими, черными, словно беззвездное небо, парусами, самый главный из которых, высокий и остроконечный парус на грот-мачте, напоминал рог демона. Судно, которое наводило ужас на купцов во всех известных морях, и от которого многие торговые корабли отплывали, едва завидев длинные бортовые клинки и стальной таран, чем в полной мере была оснащена "Молчаливая". До берега было рукой подать. Ветер развивал длинные, волнистые волосы Эурона, такие же блестящие и черные, как паруса его корабля. Да и вообще, Вороний Глаз полностью гармонировал со своим флагманом. Он тоже был одет в красные тона. И был столь же мрачен, столь же безмолвен, столь же опасен. Как будто бы он сросся со своим судном. Как будто он был его частью, а оно, в свою очередь, - частью своего капитана. Тем временем "Молчаливая", минуя стройные ряды пришвартованных кораблей Железного флота, неумолимо приближалась к причалу.
- Спустить паруса! Отдать якорь! - вновь раздался звучный голос штурмана.
Остальные корабли, которые шли позади, тоже должны были вскоре подойти и встать возле берега, рядом с флагманом. Эурон спустился на палубу. Он был облачен в алого цвета бархатный плащ с рукавами, подбитый дорогим мехом и спускающийся до самой земли, который был надет поверх фиолетового кожаного дублета. Темные штаны мужчины были заправлены в высокие, доходящие до колен, черные сапоги. На левом бедре Эурона, за поясом, покоился в золотых ножнах с рубиновой россыпью кривой кинжал. С другого бока висела, также вдетая в золотые ножны, острая, как бритва, сабля, чья гарда была украшена самоцветами. Капитан "Молчаливой", уже давно приобретший страсть к щегольству, был одет воистину роскошно. Больше чем богатый заморский негоциант, нежели чем железнорожденный, свирепый пират из рода Грейджоев. Вороний Глаз медленно сошел по трапу на пристань. Никто не рискнул последовать за ним, поскольку он не отдавал такого приказа.
- Ну, вот я и дома... - улыбнувшись лиловыми губами, уже в который раз за прошедший час едва слышно прошептал Эурон.

Дни, проведенные на суше, среди заболоченных лесистых северных земель, не лучшим образом сказались на душевном состоянии его людей. Гранд-капитан видел, с какой радостью и восторгом они вновь ступают на палубы своих кораблей, как загораются их глаза при виде бескрайних морских просторов. Он и сам был счастлив снова оказаться на борту "Железной Победы" и почувствовать под ногами мягко покачивающуюся палубу, а на губах соленый привкус моря, - только здесь, в окружении своей команды он чувствовал себя по-настоящему живым.
Его с детства тянуло к морю, и он искренне завидовал Бейлону, когда тот впервые сбежал из замка чтобы ворочать веслом, и с помощью железа добыть себе славу. Чуть позже, когда Виктарион узнал, что старший брат собирается отправиться с Дагмером Щербатым на Ступени, он не давал ему проходу и умолял, чтобы тот взял его с собой. Эурон тогда обозвал младшего щенком, который бегает за сучкой и просит сиську, а Бейлон лишь похлопал семилетнего Вика по плечу и пообещал, что в следующий раз, когда он достаточно подрастет для того, чтобы махать веслом наравне со взрослыми, он обязательно отправиться вместе с ним. Брат никогда не обманывал, и всегда выполнял данные им обещания – за это Вик любил и уважал Бейлона, и до конца оставался верным ему.
– Мой брат умер, но дело его будет жить! – поклялся он своим капитанам, когда Эйрон Мокроголовый призвал их на вече. – Мы отстоим острова и вернем им былую мощь! Мы сокрушим своими топорами прибрежные земли и снова будем господствовать в море! – это были последние слова, которые он сказал перед тем, как оставить командование во Рву Кейлин на Ральфа Кеннинга и отправиться по суше к реке Горячке, где среди зарослей из тростников и плакучих ив, стоял на приколе Железный Флот.
Окрашенная алыми лучами заката «Победа», в сопровождении девяти десятых Железного Флота, плавно вошла в священные воды залива Колыбель Нагги. По дороге домой они потеряли всего лишь один корабль, несмотря на неспокойное хмурое море и переменчивую погоду, что служило хорошей приметой и предвещало успешный итог предстоящих событий.
На длинном песчаном берегу выстроились в ряд стройные ладьи, шлюпки и небольшие драккары, а барки, бриги, каракки и прочие большие корабли стояли поодаль на глубине. Почти все прибыли на зов Мокроголового - никто не смог остаться в стороне. Даже упрямый Родрик-Чтец, в кои-то веке, оторвал свою старую задницу от чтения, и явился на Старый Вик. Был там и "Молчаливый" с прекрасной безмолвной черной девой на носу, и странной разношерстой командой на борту. – Ну, здравствуй, брат, - серо-зеленые глаза капитана пылали гневом, - давно не виделись, брат.
Он приказал бросить якорь в двадцати ярдах от ладьи Эурона, и, отдав приказ Нуту-Цирюльнику перекрыть выход из залива и стеречь сундуки, от которых мог зависеть исход всего этого мероприятия, отплыл на шлюпке на встречу Эйрону.
- То, что мертво, умереть не может, - приветствовал его пророк, крепко сжимая в руках бурдюк с соленой водой. Высокий и тощий, он казался намного старше своих лет, лицо его было исхудалым и суровым, острый нос торчал, словно выступ скалы, длинная борода опускалась чуть ниже пояса, а давно не стриженные темные волосы, с вплетенными в них водорослями, клоками ниспадали на плечи.
- Оно лишь восстает вновь, сильнее и крепче чем прежде, - Виктарион снял с головы тяжелый железный шлем, и опустился перед братом на колени; поток холодной воды оросил его высокий лоб. – Скажи мне, ты уже встречался с нашим братом, Вороньим Глазом? – спросил, заканчивая молитву и поднимаясь, лорд-капитан. Мокрые щупальца сшитого из девяти слоев золотой парчи плаща в форме кракена липли к голенищам сапог.
- Нет, - резко сплюнул Эйрон, - И не горю желанием. Этот наш брат безбожник, Бейлон верно сделал, что отослал его подальше. Хоть в нем и течет наша кровь, но он не один из нас.
- А где он? – меньше всего Виктариону сейчас хотелось встретить старшего брата и, сжимая кулаки, смотреть на его вечно смеющуюся физиономию, подавляя в себе желание выбить из него всю надменность и фальш.
- Сидит в своем пышном шатре, среди шума и гама, в окружении всей той нечисти, которую нашел за время отсутствия и притащил с собой на вече. Ему приятнее находиться там, среди этих монстров, чем проводить время в обществе железнорожденных.
- Он их не находит, он сам их создает, - Виктариону хотелось сказать больше, но он не позволил себе этого сделать. - Он спал с моей женой! - сотрясаясь от гнева вопила ревность. - Он унизил меня, растоптал и ушел, оставив выполнять всю грязную работу! - кричала ущемленная гордость. - Я убил ее своими руками, я вытряс из нее всю жизнь до последней капли и скормил ее тело крабам! – плакала совесть. – После всего, что я сделал, мне казалось, что тьма затягивает меня, и я сам становлюсь монстром, безликим, одиноким монстром – я обрастаю мхом, а сердце мое превращается в камень, - закончила безысходность.
- И он ответит за свои поступки. Мы все когда-нибудь предстанем на суд перед Утонувшим Богом, и каждому из нас он воздаст по заслугам, но это будет не скоро. Ты лучше ответь мне, брат, - наконец оживился Эйрон, - Ты собираешься предъявлять свои права на трон?
- Если на то будет воля Бога, - Вик представил себя, сидящим на морском троне, и эта картина приятно согрела душу.
- Волны подскажут тебе, - посоветовал брат, - прислушайся к морю, и ты услышишь его волю.
Вокруг стали собираться люди со всех островов, желая поприветствовать Виктариона Грейджоя, гранд-капитана Железного Флота. Среди них были Блэкриды, Гудбразеры, Винчи, Орквуды и другие. Кое-кто из них обещал капитану свои голоса.
К ночи моряки Железного Флота поставили у прилива огромный шатер, чтобы их лорд-капитан смог угостить своих гостей, и, может быть, таким образом, склонить некоторых из них на свою сторону. Хотя ему и не нравился подобный способ переманивания голосов, но на кону стояла не какая-то там безделушка, а морской трон, и любые методы были хороши.

Большая семья – когда хорошо, а когда и помеха, тем более, если каждый из этой семьи претендует на жирный кусок лакомого наследства, в данном случае – на Морской трон. Забавно, что все хоть сколько-нибудь возможные кандидатуры на этот самый трон носят одну и ту же фамилию – Грейджой. На вече, которое Железные люди не собирали с незапамятных времен, претендентов объявится еще больше, но Аша ни на секунду не верила, что хоть один из них имеет какие-то шансы на то, чтобы стать избранным королем – и оттого вся эта затея с избранием правителя минутами напоминала ей яркий, пестрящий фальшивками фарс. Не верила она, в общем, и в то, что люди, давно уже забывшие, каково это – выбирать себе правителей, смогут трезво оценить каждого из претендентов на Морской трон. Бедняжки - их легко будет запутать витиеватыми речами, легко ослепить яркими дарами, легко будет затмить их умы байками о несметных богатствах и неведомом доселе владычестве едва ли не над всем миром…. И что будет потом, когда осознание ошибки придет на Железные острова в виде разрушений, голода, а то и хуже – смерти? Можно смиренно ожидать этого, как неизбежности, а можно попытаться взять ситуацию в свои руки, как говорится - под контроль - но, увы, шансов на успех в этом благом намерении у Аши Грейджой было бы гораздо больше, будь она сыном Бейлона – а не его же дочерью. В этом-то и крылась главная несправедливость. Можно подумать, член прибавляет мужикам мозгов или силы воли, или может, мудрее их делает – скорее уж напротив, если на то пошло. Но если вдруг встанет вопрос – кого выбрать, мужчину или женщину, к гадалке не ходи – выберут первого, будь представительница прекрасного пола хоть в три, хоть в четыре раза умнее и перспективнее него.
Несмотря на трезвое осознание всех этих «подводных камней», Аша не отказывалась совсем от идеи выставить на вече и свою кандидатуру; вот только этот ход до последнего представлялся ей ни больше, ни меньше – отчаянным. Разумеется, и у нее были кое-какие сторонники, но при наличии двоих живых и хотя бы внешне дееспособных дядей шансы на избрание дочери Бейлона королевой Железных Островов неумолимо падали - и даже поддержка собственной команды ей здесь не поможет.
«Черный Ветер» подошел к берегу гораздо раньше, нежели соизволила сделать тоже самое «Молчаливая» Эурона Грейджоя – подошел плавно, почти грациозно, ведомый крепкой маленькой ручкой своего капитана, чьи тонкие сильные пальцы цепко – и вместе с тем бережно-нежно, сжимали деревянный штурвал. Несмотря на то, что Аша Грейджой была одета, как мужчина – перепутать ее с представителем «сильного» пола в любом случае было бы затруднительно. Застегнутый на все пуговицы коричневый камзол не был призван замаскировать собой высокую, крепкую грудь, а плотные кожаные штаны лишь еще более обнаруживали женственную округлость девичьих бедер, явственно подчеркивая: перед вами не мальчишка- подросток, не юнга. Перед вами капитан – и этот капитан - женщина. И даже короткая стрижка - не повод помыслить иначе.
Высокие сапоги до колен завершали этот достаточно противоречивый, пикантный образ; длинные, стройные ноги молодой женщины были словно созданы для того, чтобы носить именно такую – и только такую обувь. Все в образе дочери Бейлона, до самой последней детали, было к месту – и ни один лишний штрих не портил этой почти что элегантной, ничем не обремененной простоты.
Щуря живые, темные глаза, Аша лукаво улыбалась, внимательно вглядываясь в полосу пришвартованных у берега кораблей и безуспешно пыталась выхватить среди них «Железную Победу» или же «Молчаливую». В глубине тонких, острых черт молодой женщины угадывалась некая напряженность, припудренная сверху насмешливой издевочкой, словно адресованной всем кандидатам в короли Железных Островов разом. Улыбка же словно была надета капитаном «Черного Ветра» поверх всего этого, дабы сгладить жесткость черт и пригасить тихий, недобрый огонек на самом дне черных зрачков внешней смешливостью.
«Ну где же вы, дядюшки» - словно цедила дочь Бейлона сквозь плотно сжатые, тронутые сосредоточенной улыбкой губы – «Покажитесь, родимые, и начнем нашу великолепную комедию; а может нам все таки удастся вместе написать ей потешный конец? Что скажете? »
Писать концовку любой, даже самой простенькой истории, желательно в соавторстве с дееспособным и трезвомыслящем автором. И если ум дяди Виктариона Аша вполне признавала и готова была принять его за некий авторитет, то в дееспособности капитана «Молчаливой» молодая женщина серьезно сомневалась – Вороний Глаз всегда слыл едва ли ни сумасшедшим, начисто лишенным понятий о какой бы то ни было совести выродком. В семье, как говорится, не без урода – и даже тупица Теон вряд ли сможет соперничать с их дядей в праве с гордостью носить этот «почетный» титул. Перспектива избрания королем этого самого выродка казалась Аше не только нежелательной, но и вовсе недопустимой; по этой причине она думала так же и о том, что возможно ей стоит поддержать своим голосом другого своего дядю – Виктариона Грейджоя.
А потому... Можно было смело заявить – капитан «Черного ветра» ничуть не обрадовалась, когда ее цепкий, быстрый, живой взгляд выхватил на горизонте судно дяди Эурона. Если бы Утонувший Бог был справедлив воистину, он без сомнения подарил бы корпусу «Молчаливой» здоровенную, рваную пробоину – дабы Вороний Глаз отправился на дно Морское, править пучеглазыми рыбёшками. Мозгов у них совсем немного – и правитель окажется как раз под стать. То-то можно было бы вздохнуть с облегчением, и ей – и всем Железным островам разом. Однако проклятая посудина все приближалась – она явно не спешила идти ко дну и через некоторое время спокойненько пришвартовалась неподалеку от «Черного Ветра». «Молчаливой» досталась быстрая, резковатая и не слишком-то «добрая» усмешка - однако темные глаза молодой женщины полыхали огоньками лукавого веселья, тем самым лишь обостряя мимический контраст; невозможно было понять, весело дочери Бейлона или же она наоборот полна яда затаенной злости, вот-вот грозящей выплеснуться на особу несчастного Эурона Грейджоя, если только последний вздумает показаться ей на глаза…
Или она – на глаза ему? Гадать со стороны можно было сколько угодно – и тем не менее, силуэт «Железной победы» был встречен Ашей несколько иначе. Черты ее лица сгладились, а взгляд заволокла темная поволока глубокой задумчивости…. Кто знает, возможно, на борту этого корабля и вправду находится тот единственный человек, который сможет положить конец всей этой нелепой комедии. Разумеется, Аша ценила свой голос чуть дороже, чем просто достойный краткого «спасибо», и кто знает, найдут ли двое родственников общий язык, если разговор между ними все-таки состоится? Эх, была не была. Что думать – проще проверить.
Тем не менее, «проверять» свои домыслы дочь Бейлона не спешила. Когда она спрыгнула, наконец, в маленькую шлюпку – легко, по-кошачьи грациозно и стремительно, берег начинал уже тонуть в густых сумерках, вместе с тем расцветая многочисленными шатрами, эдакими гнездышками претендентов на морской трон; она ни минуты не колебалась в выборе, к которому из этих шатров стоит направиться в первую очередь. Легкое волнение обнаруживало себя бледностью тонких пальцев, да некоторой затрудненностью дыхания по мере того, как Аша приближалась, твердой, но не слишком скорой походкой к шатру дяди Виктариона. Найти его оказалось совсем не сложно – так же, как и узнать среди гостей грандкапитана Железного флота, чье лицо Аша помнила гораздо четче, нежели рожу Эурона Грейджоя. Не мешкая более, капитан «Черного ветра» направилась прямиком к Виктариону, буквально расцветая по пути мягкой, живой улыбкой, так красящей неприметное с виду личико островитянки.
- Могу я побыть сегодня Вашим почетным гостем, дядюшка? – не без задоринки осведомилась дочь Бейлона, прямо обращая в лицо старшего родственника теплый взгляд темных, чуть смеющихся, но сейчас – не насмешливых, а даже ласковых глаз.

Гранд-капитан не любил шумных сборищ и громких попоек, он чувствовал себя неловко среди хмельных гуляк и не любил, когда на него таращатся, словно на диковинную зверушку; он ненавидел находиться в центре внимания, потому что с детства подобное внимание преимущественно носило негативный характер, и в большинстве случаев, после такого столь тщательного внимания, он оказывался объектом насмешек своих братьев и прочих окружающих их зевак. Он предпочитал пить наедине, спрятавшись в темном углу собственной каюты, чтобы никто не смотрел на него, чтобы никто ничего у него не спрашивал, чтобы не слышать смех, не вспоминать, и не переживать те презрительные моменты из прошлого снова и снова, - пока в голове не начинало гудеть и кровь не закипала в жилах. Он не понимал чего все эти люди от него ждут, и что он должен им сказать. Он не знал чем их умаслить, чтобы получить их голоса. Ведь сейчас, как никогда, каждый голос имел свою определенную цену, и угадать ее было большой сложностью. Угадаешь - корона из плавника твоя, не угадаешь – власть, словно песок, проскользнет сквозь пальцы. И что же тогда, что дальше?
- Власть – тебе ли она нужна, ты ли о ней мечтал? Ты ли не спал ночи напролет, гадая, будет ли она твоей? – судорожные мысли не дают покоя, и капитан обещает: кому-то - честь, кому-то – славу, – как-будто имеет право на то и другое; кому-то он обещает жениться на его малолетней дочери, хотя не уверен, сможет ли он вообще когда-нибудь взять в жены кого бы то ни было. - Нет, это чужие мечты, не твои, – не он, это Эурон грезил о власти, не Вик.
Виктарион приучал себя к мысли, что когда-нибудь последует за сыном Бейлона, и будет так же верно служить ему, как и брату, но этого не случилось, - сыновья его старшего брата мертвы, даже Теон – глупый несмышленый мальчишка, который так жаждал славы и признания. Он так и не смог стать настоящим кракеном, как не старался: мальчик прожил жизнь волка, и умер среди холодных северных стен, сожранный все теми же волками. Иногда ему казалось, что Бог подшутил над Бейлоном, забрав двух его старших детей в свои чертоги, и поменяв местами младших. Ведь это именно Аша, не Теон, должна была родиться мальчиком, и, возможно, когда-нибудь возглавить железно-рожденных. Капитан не сомневался в способностях племянницы, и, конечно же, видел потенциал, задатки настоящего лидера которыми с ранних лет обладала девчушка. Бейлон обожал дочку, и, возможно даже, видел ее своей наследницей, да что там, именно он внушил ребенку, что яйца – это не орган, а черта характера, но так ли это на самом деле? Ребенок вырос, окреп, а гениталии остались прежними. Это, конечно, печально, но не смертельно. Беда лишь в том, что островитяне вряд ли последуют за женщиной, какой бы прекрасной, умной и способной она ни была. По мнению большинства, и Виктариона в том числе, удел женщин – угождать мужу и рожать здоровых детей.
– Все беды от них, от женщин, - нашептывала в подсознании противным скрипучим голосом память, - она виновата во всех твоих бедах, - обвиваясь вокруг сердца плотным тугим кольцом, напомнил гнев.
– Я убил ее своими руками, я скормил ее тело крабам, - отвечает он им, - хватит, хватит уже меня мучать! Все это в прошлом! Что было, то прошло…
- Не ври себе. Ты можешь обмануть кого угодно, только не себя, - с каждой секундой сдавливая сердце все больше и больше, шипит ярость. – Пока вы оба живы, ты не забудешь, он не даст тебе забыть, он обязательно тебе напомнит.
- Эурон… - рот наполняется желчью, а глаза щиплет от злости. - Будь проклят, брат, будь проклят! Если я не могу убить тебя - я сделаю все возможное, лишь бы не дать тебе сесть на трон. Я стану той костью в горле, которая не даст тебе дышать, я сделаю тебя таким же несчастным как сам. Я отберу у тебя то, что действительно тебе дорого, - голоса постепенно стихают, а сердце возвращает свой ритм, - Я – твоя погибель, брат, если я пойду на дно, то непременно утащу тебя с собой.
– Бейлон был безумен, Эйрон еще хуже, Эурон самый безумный из всех троих, ну а ты, лорд-капитан? Ты сможешь положить конец этой безумной войне? – Бейлор Блэкрид, еще один заложник зеленых земель, такой же как Теон - мальчик, ставший откупной в восстании Бейлона, смотрит выжидающе, готовый запросить за свой голос немалую цену. Угодить ему не просто, да и возможно ли?
- Если ты хочешь узнать, стану ли я на колени, согну ли голову перед Железным Троном, мой ответ – нет, никогда, не бывать этому. И если мое нежелание сделать себя и всех остальных железно-рожденных посмешищем для наших предков делает меня безумным, то я готов без колебаний признать себя таковым, - ответ явно пришелся не по душе сосунку, возомнившему себя миротворцем, но врать не в принципах капитана Железного Флота. Он привык говорить то, что думает, и пусть другие считают эту его особенность тупостью и недальновидностью, он уже настолько сросся с ней, что просто не в силах от нее отказаться. Это его честь и его правда, это то, что отличает его от остальных, то, что сохраняет в нем крупицы человечности, которые большинство правителей, власть имущих, давным-давно потеряли.
Блэкрид недовольно фыркнул и отвернулся. – Не нравится ответ - не задавай вопрос, - что-то говорить и доказывать было бесполезно, этот голос был потерян, Виктарион понял это без слов. Нехорошее предчувствие закралось в душу. Плохое начало, и неизвестно что ждет впереди.
В шатре становилось все жарче, а от дыма стало сложно дышать, - веселье в самом разгаре, и нет спасения, он виновник торжества, и должен до конца терпеть всю эту суматоху.
- Могу я побыть сегодня Вашим почетным гостем, дядюшка? - он и не заметил за всем этим гамом, как она подошла. - Хороша, чертовка, - заметил капитан, - все-таки явилась, - хотя он думал, что у девчонки будет побольше ума, и она не покажется здесь. Явиться сюда - означало попасть в лапы к Эурону, а уж он-то позаботится об устранении конкурентов. Вик не сомневался, что брат считает Ашу хоть и небольшой, но угрозой, и постарается поскорее от нее избавиться. Но племянница ведь тоже не лыком шита, она явно что-то задумала, вот только что? Может, она пришла к нему в шатер именно для того, чтобы поведать о своем замысле? Любопытство разгоралось в Виктарионе пуще пламени, и он не мог не отрицать, что рад видеть племянницу, и счастлив, что она пришла именно к нему.
- Думаешь, я смогу тебе в этом отказать? – улыбка за улыбку - искренняя, по-другому и быть не может – Присаживайся, племянница, рассказывай, какими ветрами тебя сюда занесло, и почему я не видел в заливе «Черного Ветра»? Где ты успела его спрятать? – хотя тут он не мог не признать, в предусмотрительности Аше не откажешь. Если бы она привела корабль в залив, то оказалась бы в западне, которую он устроил для прочих, и в особенности для «любимого» брата. Никто без ведома гранд-капитана не сможет покинуть остров: ни рыба, ни птица, ни Вороний Глаз.

Чистейшей ложью было бы сказать, что Аша не рада видеть своего дядю. Лицо девушки сияло улыбкой, а рядом с Виктарионом Аша чувствовала себя гораздо свободнее, нежели в окружении остальных капитанов, исключая верных ей людей, конечно. Однако, что ни говори, а она уже не маленькая девочка, и игры у неё теперь совсем другие – жестокие, опасные. Никому здесь нельзя доверять до конца, а то, что Виктарион так же, как и дочь Бейлона, предъявляет права на Морской трон, делает дядю и племянницу если и не врагами, то хотя бы соперниками.
Аша знала, что конкретно на неё дядя Виктарион не держит никакого зла… ну, может быть, почти никакого, ведь сейчас она им всем мешает. Все хотят пробиться, взять корону, и самое обидное, что у неё-то, у Аши, больше всего на это прав – она кровь от крови Бейлона, его прямая наследница… Но именно наследница, не наследник – а значит, в глазах всех этих что-то возомнивших о себе дурней и ничтожеств – пустое место. Очередная крыса на палубе, не более.
Аша не раз задавалась вопросом, зачем же тогда ей позволили вырасти вот такой. Она не даст себя в обиду и сумеет отстоять своё мнение, не станет сдерживать рвущиеся наружу ругательства или язвительные подколы, но подавит рыдания. Аша, наверное, знала ответ – это отец и мать были причиной. Они растили её сильной, выносливой, как сына, как наследника. А в итоге… в итоге дочери Кракена вряд ли что-то останется от Королевства.
О нет, у неё были люди, преданные и верные... ну, или те, кто просто хотел ей обладать - отчасти, это тоже гарантирует верность. Но всем им приходилось что-то доказывать, постоянно подтверждать, что она достаточно сильная, чтобы держать их в повиновении. На первых порах, когда девчушка превратилась в девушку и стала считаться взрослой, заслужила корабль и команду, было особенно тяжело. Но Аша справилась. И надеялась, что справится и сейчас – в конце концов, Острова – это, фактически, одно большое судно… Соответственно, нужно постараться произвести нужное впечатление, только делать это нужно будет для несколько… большего количества людей.
Аша видела на лице дяди Виктариона ответную тёплую улыбку, и в голосе у него не было напряжения.
«Либо тщательно притворяется, либо действительно не считается со мной всерьёз,» - подумала девушка, но на самом деле испытала облегчение. Значит, хотя бы до конца вече её дядя останется её дядей, и она может рассчитывать на привычное его отношение.
- Думаешь, я смогу тебе в этом отказать? Присаживайся, племянница, рассказывай, какими ветрами тебя сюда занесло, и почему я не видел в заливе «Черного Ветра»? Где ты успела его спрятать?
Улыбка Аши стала лукавой, и она, придав голосу чрезмерную серьёзность, сказала:
- Понимаешь ли, дядя, Утонувший Бог наконец обставил меня в нашем состязании самых лучших шуток, а «Чёрный ветер» забрали чёрные воды, - Аша, когда ещё была совсем юной и неопытной, любила идти на риск (да и сейчас любит, кстати говоря), а борьба со штормящим морем – борьба не на жизнь, а на смерть, и пару раз девушка едва-едва успевала её выигрывать…
Однако, видя, что дядя, который часто если и не корил, то наверняка с упрёком думал о чрезмерном своенравии своей племянницы, вдаваться в детали специфического юмора девушки не настроен, вздохнула и уже по-настоящему серьёзно продолжила:
- Корабль стоит на причале у замка Норна Гудбразера, а сама я проделала путь до этого места верхом, - Аша смотрела Виктариону в глаза, показывая, что обнаружила ловушку, - Но на самом деле, дядя, я пришла не к тебе, а за тобой. Думаю, нам следует показаться на глаза дяде Эурону вместе.
Аша надеялась, что Виктарион поймёт завуалированное предложение союза. Если же нет – что ж, чуть позже она скажет то же самое напрямик. А пока… пока необходимо поглядеть, что теперь представляет из себя Эурон Грейджой.
Аше хотелось нанести визит первой. В таком случае Эурон не сможет застать их с дядей Виком врасплох своим появлением, а ещё они сами покажут, что настроены серьёзно, хотят покончить с делом быстро и проигрывать не собираются.
Сказав, что хотела, девушка легко поднялась со скамьи и направилась в сторону выхода из шатра. Сделав пару шагов, она остановилась, обернулась и приглашающе кивнула Виктариону следовать за ней.

Было в Аше что-то такое неуловимо-чарующее: не то взгляд, не то улыбка – вроде, и не красавица, но глаз цепляет. Немало мужчин попали в ее сети, да так и пропали, не сумев выбраться из них.
- «Ох, и снятся же кому-то яблочки, - не раз поговаривал Эйрон еще до того, как стал пророком Утонувшего, - не знает только, что кислые».
Лишенная всяких комплексов и прочего стеснения она чем-то напоминала лорду-капитану его старшего брата – нет, не Бейлона, а ненависного сердцу Вороньего Глаза. Оба они считают себя сверх меры остроумными, оба любят подшутить над окружающими, но если в шутках Эурона скользит презрение, и заранее подготовленная колкость задевает пуще самого острого топора, то в шутках племянницы очень редко читается злой умысел.
- Понимаешь ли, дядя, Утонувший Бог наконец обставил меня в нашем состязании самых лучших шуток, а «Черный ветер» забрали черные воды, – чертовка постаралась придать голосу как можно более серьезный вид, но лукаво сощуренные глаза со смешинкой выдавали ее с головой.
- Ну-ну, придумай что-то получше, дорогая, - он взглядом дал понять, что шутки шутить не намерен, - твоя песня хороша, вот только я не трубадур, подпевать не стану.
Видно, до нее все-таки дошло, что этот дядя ее стараний не оценит, и она продолжила:
- Корабль стоит на причале у замка Норна Гудбразера, а сама я проделала путь до этого места верхом. Но на самом деле, дядя, я пришла не к тебе, а за тобой. Думаю, нам следует показаться на глаза дяде Эурону вместе. - Последние слова прозвучали скорее как констатация факта, а не как предложение, и прежде чем Виктарион успел возразить ей, или, хотя бы, обдумать сказанное, девчонка сорвалась с места, и, всколыхнув своими невидимыми крылышками воздух, упорхнула прочь из шатра, уже на выходе поманив его, словно бездомного щенка, за собой.
Пусть он и не был самым сообразительным из сыновей Квеллона, но краткого диалога с Ашей ему хватило, чтобы понять, на что она намекала. Он ей нужен, однозначно, но нужна ли она ему?
- Девчонка, - с отвращением сплюнуло достоинство, - что с нее взять?
- У этой девчонки есть свой корабль, и люди, достаточно влиятельные люди: не все, но многие ее поддержат, - рассуждало сомнение.
- Она тебя обманет, она тобой воспользуется, - твердило недоверие, - возьмет то, что нужно, и оставит тебя в дураках.
- Лучше Аша, чем Эурон. Лучше законная дочь Бейлона, чем этот безбожник, недостойный называться братом, - как всегда вовремя вмешалась память, - ты ведь помнишь, что обещал мне? Ты помнишь, что обещал отомстить за то, что он с нами сделал? Не важно, как и каким способом, но ты не можешь позволить ему занять место, которое ему не принадлежит.
Даже если на союз с Ашей он и соглашался, скрипя сердцем, то отправляться в гости к Эурону в его планы точно не входило. Брат был последним, кого ему хотелось сегодня видеть, да и не только сегодня, он вообще не пылал желанием когда-либо с ним встречаться. Но встреча неизбежна, не сегодня, так завтра, но ему все же придется встретиться со своим врагом лицом к лицу. Вик осознавал, что если он останется в шатре, и продолжит, как ни в чем не бывало, пить вместе с остальными, игнорируя тем самым предложение своей племянницы, она сочтет его поведение трусостью, и, может, даже, переметнется к Эурону, если тот предложит подходящую цену, а он предложит, сомнений не было.
- Они еще и посмеются вместе над тобой, - стараясь заглушить гордыню, предрекал голос разума, - если ты не воспользуешься предложением, считай, что ты опять проиграл.
- Никогда! – собранную в кулак злость, капитан обрушил на стол с такой силой, что чуть не проломил в нем дыру. Чаши и кубки опрокинулись, растеряв свое содержимое – немое выражение вопроса читалось в затуманенных глазах тех, кто сидел поближе. Нут-Цирюльник, мирно сопевший слева от капитана, с перепуга рухнул со скамьи, благополучно умывшись вином из перевернутой чаши.
- А? Что? Я не спал! – оправдывался оторопевший помощник капитана.
- Вставай, - рявкнул Виктарион, - и пойди освежись, ты мне можешь сегодня еще понадобиться. – гранд-капитан был зол: на Ашу, нетерпение и спешка которой не оставили ему другого выбора, на Эурона, которого хотелось скорее хорошенько разукрасить, чем с ним говорить, на своих людей, которые частенько не знали меры в вине, ну и в первую очередь на себя самого, за неспособность собраться, успокоиться, и действовать здраво.
- Ральф, - он обратился к Хромому Ральфу, капитану «Лорда Квеллона», который казался трезвее остальных, - я ухожу, ты остаешься за главного. Проследи, чтобы все здесь было более-менее спокойно.
- Будет сделано, лорд-капитан, - последнее, что он услышал, покидая вслед за племянницей шатер. Нехорошее предчувствие засело где-то глубоко внутри, но отступать было нельзя. - Либо пан, либо пропал, - решил для себя капитан. Неизвестно, что ждет впереди: успех, или серьезные неприятности, но он не узнает, если не попробует.
Небо раскинуло над головой свои безмерные просторы, мерцая россыпью ярких звезд, прохладный ветерок приятно холодил лицо, пылающее не так от выпивки, как от гнетущей душу ярости, а полная Луна, выплывая из-за редких, проносившихся мимо туч, освещала путь.
- Чёрт с тобой, - сказал он, поравнявшись с Ашей, - пойдем, навестим нашего общего родственника. – Племянница была одновременно и рада и не рада тому, что дядя все-таки принял ее предложение. Видимо, ее расстроил тот факт, что на встречу с другим ее дядей, Эуроном, он не прихватил ни одного из своих людей. Но на это у него были свои причины: он не хотел, чтобы брат подумал, будто бы он – Виктарион, гранд-капитан Железного Флота, испугался явиться к нему без свиты, потому что это было не так. Даже если бы Вороний Глаз и задумал что-то учудить, он был уверен, что тот не посмеет причинить им хоть какой-то вред, ведь тот, кто проливает родную кровь, проклят в глазах богов и людей. Тем более, брат не так глуп, чтобы здесь, в этом священном для железно-рожденных месте, устраивать кровавую расправу над родственниками. А жаль, конечно, Виктариону жуть как хотелось пустить в дело свой боевой топор, и порубить на куски пару-тройку приспешников брата, а если свезет, так и самого Эурона.
Чем ближе они подходили к месту, где разбил свой лагерь ненавистный родственник, тем мрачнее становилось лицо лорд-капитана. Его выводило из себя все, включая здешнюю атмосферу, от которой разило пьяным весельем, и людей, которые выпучив глаза, с интересом разглядывали их небольшую группу. Он даже позволил себе дать копняка одному из черномазых рабов брата, оказавшегося у них на дороге – это действие, можно сказать, немного его успокоило.
Кое-кто уже во всю прыть бежал докладывать Эурону, что к нему идут гости. – Бегите, быстрее бегите, пусть ваш господин подготовится к нашему приходу. – Но, видимо, все, на что его хватило, так это на то, чтобы натащить штаны на свою костлявую задницу, и сделать выражение лица понаглее – Эурон выплыл им на встречу, окруженный эскортом своих самых верных людей, и сразу начал распыляться, делая вид, будто бы очень рад встрече.
- Издевается, скотина, - сплюнул Вик. – Выбить бы тебе парочку зубов, чтобы перестал скалиться. – Он смерил брата яростным взглядом и отметил, что тот с момента их последней встречи почти не изменился, разве что стал еще более нахальным и беспардонным. – Мог бы хоть ради приличия спрятать свою потаскуху, а не выставлять на всеобщий осмотр, да еще и грабли раскинул, будто думал, что мы с Ашей сразу же бросимся к нему обниматься. – Если бы Виктариону на выбор предложили обнять брата или удавиться, он бы выбрал последнее.
Как только Эурон закончил изгаляться, в игру тут же вступила племянница, напевая то же самое что и Вороний Глаз, только на свой манер. В актерском мастерстве она явно не уступала дядюшке. Молчавший все это время лорд-капитан, и дальше продолжал бы сверлить взглядом брата и мысленно предавать его всевозможным казням, если бы их с Ашей медовые речи не бесили его больше, чем необходимость разговаривать с тем, кого хочется убить.
- Я думаю, ты прекрасно понимаешь, зачем мы к тебе пришли, - обратился он все же к Эурону, - и дело совершенно не в твоем возвращении. Радости нам это событие совсем не прибавляет. Нам троим нужно поговорить, и, желательно, без посторонних. Надеюсь, ты не боишься оставаться с нами наедине, и в твоем шатре найдется местечко, где бы мы смогли спокойно поговорить без посторонних?

Ясный, как летнее небо, голубой глаз Эурона искрился весельем и, внимательно всматриваясь в Ашу и Виктариона, перебегал с одного на другого. На какое-то мгновение он замер на фигуре гранд-капитана железного флота и суровых чертах его лица. На какое-то мгновение улыбка исчезла с лица Эурона так быстро, словно и вовсе не появлялась. На какое-то мгновение мир словно замер между взглядами двух братьев, которые они бросили друг на друга. Вороний Глаз, не мигая, смотрел Виктариону Грейджою прямо в глаза. Он не боялся своего младшего брата. Но взгляд, устремленный на него, пробуждал в памяти Эурона воспоминания, которые он силился забыть. А кроме воспоминаний, он порождал совершенно необъяснимые галлюцинации, которые стали являться ему не так давно. И сейчас резко напомнили о себе, стоило ему увидеть Виктариона.
- Ты предал свою семью, Эурон Грейджой. Вначале одного брата, а затем и двух других, - раздавался из темноты неизвестный, но почему-то казавшийся знакомым голос, - Ты проклят богами.
Затем туман рассеивался и слабое, тускло-серое, словно осеннее небо, мерцание разгоняло тьму. И в этом сгустке бледных оттенков голос обретал форму. Теперь уже было отчетливо видно, что он принадлежал женщине. Вороний Глаз знал ее. Слишком хорошо, чтобы забыть. Она уже не раз являла ему свой образ в ночных кошмарах. И вот теперь она снова вернулась, чтобы терзать его.
- Ты злой человек, Эурон Грейджой, - слезы стекали по ее бледному, но очень красивому лицу, темные волосы струились по ее плечам, но во влажных глазах читался гнев, - Я умерла из-за тебя. Ты пришел ко мне. И за это он убил меня. А ты лишь посмеялся тогда. Ты предал свою семью, Эурон Грейджой. Ты проклят богами.
С каждым ее словом на ее красивом лице проступал след от удара, превращая его в кровавое месиво. Женщина раскрыла рот. Вернее, то, что от него осталось. И оттуда полезли черви... И такая картина повторялась каждый раз. Он знал ее наизусть. Как и все слова, что произносила эта женщина.
- Ты окутан тьмой, Эурон Грейджой. Во тьме же ты и сгинешь.
Морская жена Виктариона. О, как же ненавидел Вороний Глаз ее облик, который каждый раз вынуждал его прерывать свой сон и вскакивать с постели, чтобы умыться холодной водой и глотнуть крепкого рома. Особенно сильно мучил его этот облик во время качки, когда и нормально-то поспать удавалось с трудом. К счастью, эти сны отступили от него, когда он отошел подальше от родных мест и принялся бороздить восточные моря, следуя на другой конец света. Но когда он взял курс обратно на Железные Острова, эти сны вернулись. И были уже не просто снами. Галлюцинациями. И чем ближе он подступал к родным берегам, тем сильнее они становились, тем чаще посещали его. И он, Эурон Грейджой, хладнокровный, никогда ничего не боявшийся в своей жизни, сумевший посмеяться над всеми существующими богами, проплывший половину мира, пересекший Дымное Море с одним лишь кораблем, а домой вернувшийся с целым флотом, дрожал. Дрожал в лихорадочном поту, как только к нему ночью сызнова закрадывался ненавистный образ морской жены Виктариона, с которой он переспал больше трех лет назад. Вороний Глаз постиг тайны темной магии, загадки древних рун и секреты созданий былых времен. И как трусливый мальчишка, панически боялся этого гнетущего, терзающего его образа черноволосой женщины, которая, плача, упрекала и проклинала его. А затем умирала от побоев и разлагалась прямо перед ним. Эурон уже обращался за помощью к своим колдунам. Клялся, что если они не избавят его от этих видений, то он заставит их поверить в то, что они совершили большую ошибку, когда вообще появились на этот свет. Однако ничто не помогало. Этот призрак преследовал его все время. И сводил с ума.
Кулаки мужчины сжались. Одинокая испарина на секунду проступила на его бледном лбу. Однако ему удалось совладать с собой. Приятное дуновение, охладившее обнаженный торс, напомнило Эурону о том, где он находится. Его глаз на мгновение закрылся. Улыбка вновь тронула его темно-синие губы. Видение отступило. Он снова распахнул глаз. И перестал смотреть на брата, переведя взор на Ашу. Вернувшись к реальности, Вороний Глаз осознал, что его племянница ведет себя несколько бесцеремонно - заглядывает в главный шатер, игнорируя приветствие своего дяди и проходя мимо его людей так, словно их тут и не было. Сами же приближенные Эурона также не выражали никакой радости по этому поводу. Квеллон Хамбл нахмурился. Рыжий Гребец скорчил злобную гримасу. Остальные недовольно таращились на племянницу своего главаря. Вороний Глаз же мысленно пообещал себе, что еще научит Ашу правилам хорошего тона. А пока он лишь еще шире улыбнулся и приблизился к девушке, на ходу пытливым взглядом изучая изгибы ее тела и черты лица. И сразу же, по-привычке все анализирующей, принялся выносить вердикт. Похорошела с момента их последней встречи. Красивая, дерзкая и неглупая. Хорошо умеет поддерживать игру и изображать фальшивую любезность. С характером. Истинная дочь Бейлона. Как знать, быть может...
- Тебе, может, и нет, - пропел Вороний Глаз своим мелодичным голосом, - А вот мне, милая племянница, в свете последних событий, дозволяется многое.
Сказав это, Эурон Грейджой вплотную подошел к Аше, обвил ее руками за талию и, крепко прижав к себе, поцеловал в щеку. После чего отстранился и лукаво подмигнул ей. Разумеется, все это он сделал только для того, чтобы лишний раз подчеркнуть свое превосходство над присутствующими родственниками и то, что он может позволить себе очень многое. Независимо от того, нравится ли это им самим. Наконец, Виктарион тоже решил заговорить. Вороний Глаз медленно развернулся и снова обратил свой острый взор на младшего брата. На один крохотный и едва уловимый момент из лица Эурона исчезли все краски, вся игривость и все веселье. На один лишь миг оно приняло ожесточенное, опасное выражение. Но так же стремительно черты его красивого, бледного лица разгладились. Синие губы опять раздвинулись в любезной улыбке, а голубой глаз вновь насмешливо засверкал.
- Конечно, братец, - медленно кивнул головой Эурон, сложив руки на груди, - Я с удовольствием побеседую с вами без лишних глаз и ушей.
- Но капитан... - начал Рыжий Гребец, который был явно не доволен подобной затеей.
Вороний Глаз бросил на него взгляд, который тут же заставил здоровяка замолчать. Квеллон Хамбл, хотя тоже не одобрял идею о том, чтобы оставить своего главаря без охраны, ничего не сказал и отвернулся. Прочие члены шайки, топчась на одном месте, принялись перешептываться друг с другом. Более смелые принялись высказывать свои протесты и с недоверием указывать пальцами на Ашу и Виктариона. Эурону вновь пришлось поднять кверху руку, призывая всех к тишине и повиновению.
- Не волнуйтесь, господа, мне ничего не угрожает, - заверил он своих приспешников, - Или вы считаете, что мне следует бояться собственной семьи? - он изогнул бровь и изобразил на своем лице выражение явного неудовольствия, - Мой брат и моя племянница станут последними людьми на этой земле, в ком я стану видеть угрозу для своей жизни, - после этих слов Эурон Грейджой еще раз обвел свою команду властным взглядом и сделал в воздухе вполне характерный жест рукой, - Оставьте нас.
После чего распахнул полог парчового шатра, встав у порога и так же, жестом руки, приглашая своих родственников войти первыми. Когда они это сделали, он зашел за ними следом. Конечно, Вороний Глаз несколько кривил душой, говоря, что ему нечего опасаться за свою жизнь в присутствии Аши и Виктариона. На самом деле, он никогда никому до конца не доверял и всегда относился ко всем с подозрением. И всегда привык быть настороже. А кроме того, он понимал, что как раз-таки члены его семи могут представлять для него весьма серьезную угрозу. Но все же не для жизни. По крайней мере, не здесь. И не своими руками. Слишком набожны. Слишком нерешительны для такого шага. Виктариону не даст это сделать его честь и вера. Аше не хватит храбрости и жестокости решиться на такой поступок. Что бы там ни было, а она все же оставалась девушкой. Да и потом, он не простил бы себе самому, если бы хоть на секунду позволил себе поколебаться. Не хватало еще, чтобы он боялся остаться с ними наедине. На всякий случай, конечно, Эурон всегда прятал за голенищами своих высоких сапог по паре кинжалов, которые прекрасно умел метать. Впрочем, он был полностью уверен, что они не понадобятся. А потому один из них он достал и, усевшись за все еще устланный яствами и винами пиршественный стол, принялся разделывать им жареного каплуна.
- Итак, - промолвил Вороний Глаз, нарушая тишину, но не отвлекаясь от своего занятия, - Я полагаю, вы знаете, зачем я здесь. Бейлон мертв. И я вернулся, чтобы взять то, что принадлежит мне по праву наследования, - Эурон отложил в сторону кинжал и поднял взгляд на своих родичей, - Железнорожденным нужен новый король.
Он улыбнулся и принялся жевать сочное жареное мясо в ожидании того, что скажут члены его семьи.

После того, как началась возня среди сброда, сгруппировавшегося вокруг Эурона, сразу стало ясно, что данное предложение не вызвало надлежащего одобрения. Похоже, никто не ожидал ничего подобного – все были нацелены на спектакль, ну, или, в крайнем случае, на небольшое представление, в котором надеялись отыграть маленькую, специально отведенную для них роль дрессированных мартышек, которые по велению хозяина начинают истошно ржать и вопить.
- Боятся, - подметил Виктарион, - и не беспочвенно. – На миг ему даже лестно стало от того, что эти жалкие прихвостни не хотят оставлять своего господина наедине с ним – человеком, физическая сила которого превосходила почти всех воинов на островах, да и, пожалуй, за их пределами тоже. И ему это нравилось, - от одной лишь мысли о том, что он внушает им страх, его окутывала эйфория полнейшего восторга. Хотя, не исключено было и то, что они просто поставили их с Ашей в один с собой строй, и ссудили им свои же действия. То есть, посчитали их такими же, как сами, подлыми и скудными на праведные поступки.
Да, капитан был не безгрешен, и он признавал этот факт, но «нож в спину» - не его метод, он привык решать все в честном бою. И как бы сильно ему сейчас не хотелось оторвать брату голову и швырнуть ее в самую гущу столпотворения, он не мог позволить себе данной вольности.
Эурон, видимо, тоже прекрасно понимал, что брат его не способен на столь подлый поступок, и как бы он не насолил ему в прошлом, сможет сдержать в себе рвущиеся наружу злостные порывы, и не поднимет руку на члена своей семьи; поэтому он утихомирил своих вояк, и, естественно, не без едкой улыбки распахнул полог своего безвкусного парчового шатра, любезно пригласив их с племянницей пройти внутрь.
Виктарион не любил когда его просили дважды, да и вообще, когда его о чем-либо просили – он сам этого не делал, и другим не позволял, и потому совершенно спокойно и без напряга прошествовал вглубь широко-раскинувшегося шатра. Брат вошел следом, и без всякого стеснения плюхнувшись на ближнюю скамью, принялся за трапезу. Неужели он таким способом решил показать им с Ашей свое пренебрежение? Сие действие показалось лорд-капитану глупым и не совсем уместным. Им предстоял серьезный разговор, а говорить с набитым ртом не только неудобно, но и нелепо, - по крайней мере, со стороны ему показалось именно так. Но Вороний Глаз думал совсем иначе, и тот факт, что родственники стоят рядом и смотрят, как он ковыряет кинжалом успевшее подостыть мясо, совсем его не смущал. И это были только цветочки, ягодки полезли после того, как братец открыл свой черный рот, и посмел заявить о каких-то там призрачных правах, которые, по его мнению, у него были.
- Право? – капитана затрясло от возмущения. – Какое, к черту, право, Эурон? Все свои права ты растерял три года тому назад! – Сложнее всего сейчас было сдержаться и не реализовать свое право на порчу ненавистной оболочки, именуемой братом. - Ты, может быть, запамятовал? Так я тебе напомню, наглая ты морда. – Пальцы рук сводило судорогой, и против воли сжимало в кулаки. Упругие жилы вздымались поверх побелевших костяшек, ежесекундно натягиваясь все туже. С большим усилием, но ему все-таки удалось обуздать свой вздорный нрав, и не без явного презрения продолжить: – Люди не марионетки, всех не подвесишь за ниточки и не станешь дергать, когда вздумается. Они сами знают, что и кто им нужен… - И этот кто-то явно не ты, – про-себя закончил мысль лорд-капитан.

- Боятся, и не беспочвенно.
Аша постаралась ухмыляться как можно незаметнее. Хотя, если говорить совсем уж чистую правду, девушку напрягал весь этот фарс. И Эурону она не доверяла ни капельки. Первое впечатление сложилось не сильно приятным – да, красив, определённо, умён и остёр на язык, ну и, конечно же, хитёр и осмотрителен. Но это ничего не меняет. Эурон внушал опасения. Аша не могла с лёгкостью поручиться, что их с дядей Виком в палатке не ожидает засада, и что, войдя туда, они уже никогда не выйдут оттуда – разве что их вынесут в качестве трупов.
Но, наверное, даже дядя на такое не способен… как-никак, они родственники. Близкие родственники, а Виктарион, к тому же, ещё и брат – одна кровь. Хотя, о чём это она? Эурон и Виктарион Грейджои испытывают по отношению друг к другу чистейшую, незамутнённую ненависть. Тем не менее, Аше не хотелось верить в неблагополучный исход этого мероприятия, но… кто знает, как всё обернётся?
Аша чуть закусила губу, задумчиво сверля взглядом вход в шатёр. На реплику Виктариона она ответила совсем неслышным шёпотом – удивительно было б, если бы дядя разобрал хоть что-нибудь, потому что Аша сама себя не слышала, только осознавала, что размыкает губы и произносит слова:
- У нас тоже есть повод.
Тем не менее, девушка вошла в шатёр вслед за своим дядей достаточно решительно. По крайней мере, внешне её колебания не были заметны.
Аша бегло осмотрела обстановку. Посторонних, казалось, здесь не было, но это отнюдь не значило, что к ним не могут ворваться как раз на самом интересном месте… что будет дальше, представлялось очевидным. Поэтому Аша не ослабляла бдительность, хотя стала чувствовать себя гораздо спокойней. Если что-то и должно случиться… она уж постарается изменить свою судьбу. А если будет не в силах – что ж, по крайней мере, она проиграет равному противнику.
А лучше вообще не будет думать о проигрыше, пока игра не началась, и только фигуры расставлены. Такие мысли ведут к упадническому настроению, а сейчас слишком важный момент, чтобы такое допускать.
Аша спокойно, как будто каждый день бывала в гостях у дяди Эурона, прошла к центру шатра и села на стол. Чуть покачивая одной ногой, обвела взглядом собравшихся претендентов на корону.
Эурон Грейджой непринуждённо – таким он выглядел, по крайней мере – сел и начал ковырять кинжалом птицу. Рядом закипал от злости Виктарион… конечно, именно такого исхода и следовало ожидать: старший дядя нагло, как будто дело уже решённое, известит младших родственников о своих притязаниях, а Вик вспылит, потому что не заметит подначки. Впрочем, если уж они все собрались здесь, чтобы выводить друг друга из себя, то почему бы не присоединиться?..
- Вы вообще всё давно решили, я вижу, - Аша подошла к столу и медленно провела рукой по деревянной поверхности. На столе, рядом с блюдом из рыбы, лежал кинжал примерно такого же типа, каким Эурон сейчас разделывал птицу. Аша взяла его и начала задумчиво вертеть в руке – ей гораздо спокойней было чувствовать себя при оружии, и даже лезть далеко не надо будет, в случае чего. Обстановка накалялась, и девушке не очень хотелось становиться свидетельницей драки между родственниками – вряд ли до такого дойдёт, конечно, но сама мысль об этом была потешной. – И права, и законы, и порядок наследования, в конце концов.
Конец фразы Аша выделила особой интонацией.
Свои слова дочь Кракена произнесла, сосредоточенно разглядывая кинжал в руке – интересно, о чём думал Эурон, оставляя оружие на виду и приглашая тех, кому заведомо не доверяет, туда, где это оружие лежит?..
- А между тем, это всё давным-давно установлено ещё нашими предками, - Аша подняла голову и взглянула по очереди на Эурона и на Виктариона, позволив себе короткую ухмылку краешком рта. – И права, - Аша опустила руку так, чтобы острие кинжала вонзалось в дерево, и повернула его вокруг своей оси, оставив на деревянной поверхности зарубку. – И законы, - второй поворот, а зарубка в столе – ещё глубже. – И даже порядок наследования, - сделав третий поворот кинжалом, Аша с деланной грустью посмотрела на плоды своих трудов, подняла честные глаза на Эурона, вздохнула и сказала:
- Прости, дядя, я испортила тебе стол.

Эурон внимательно вглядывался в исказившееся гримасой злости лицо младшего брата. А он все тот же. Ничуть не изменился. Такой же скверный характер, такие же гневные речи. Такой же упрямый. И так же сильно ненавидит меня.
Вороний Глаз совершенно спокойно продолжал свою трапезу, обмакнув сочный кусочек жареной птицы в чесночный соус, блюдце с которым находилось у него под рукой. Пережевывая мясо, он невозмутимо смотрел Виктариону прямо в глаза и равнодушно слушал его гневные речи. Наконец, когда младший брат замолк, капитан "Молчаливой" проглотил пережеванную пищу, запил ее глотком заморского вина, налитого в серебряный кубок, чью ножку украшала россыпь маленьких изумрудов, облизал синие губы и вытер рот краем рукава своего кожаного, по-прежнему распахнутого дублета. Негодование гранд-капитана железного флота было ему вполне понятно. Но манера, в которой тот его высказал, сильно не понравилась Вороньему Глазу. Какие он имел права? О, во всяком случае, он имел намного больше прав, чем Виктарион или Аша. И так считал не только он один. Сложив руки домиком, капитан "Молчаливой" подался вперед.
- Разве я перестал быть твоим братом? - левая бровь Эурона над черной кожаной нашлепкой выгнулась, - Разве я перестал принадлежать дому Грейджоев? Разве я теперь не старший в семье? Или, может быть, в моих жилах не течет кровь наших предков? - голос мужчины был негромок, он говорил абсолютно спокойным тоном, но опытный слух отчетливо мог уловить в этом тоне нотки металла, - Нет, братец. То, что произошло между нами больше трех лет назад, - это межличностный конфликт. И он никоим образом не затрагивает мое право на престолонаследие. Бейлон, конечно, изгнал меня. Но лишить меня моего имени он не мог. Это не под силу никому. Я был рожден Грейджоем. И вернулся для того, чтобы воздать должное нашему роду. Чтобы возвеличить его.
Чем дальше Эурон заходил в своем пассаже, тем ярче блестел его ясный голубой глаз, тем более пылко звучал его мелодичный голос. Да... Он действительно возвысит их Дом. Он поднимет его до небывалых высот. Он сделает из него легенду. И каждый из потомков, в последствие, будет произносить имя "Грейджой" с благоговейной дрожью в голосе. Но для этого нужно, чтобы замыслы Вороньего Глаза исполнились. К счастью, все пока шло строго по плану. И, скорее всего, в ближайшее время и будет идти. Эурон Грейджой был из тех людей, которые заранее продумывают свои собственные шаги и просчитывают шаги противника на десять ходов вперед, подготавливая благоприятную почву для посева. Собственно, все происходило именно так. Разумеется, Вороний Глаз не станет открывать родичам своих козырей. Но союз, так или иначе, им предложить стоит. Он будет править Семью Королевствами. Он уже давно знал, как ему этого добиться. Но ему требовалось заложить фундамент здесь, на Железных Островах. И добиться лояльности своей семьи. Они ему пригодятся. Да и что за правитель из человека, который хочет покорить все и вся, но не может разобраться с членами собственной семьи? Конечно, если железнорожденные выберут именно его, в чем Эурон не сомневался, то Виктариону и Аше придется ему подчиняться. Но он не хотел, чтобы они делали это через силу или из чувства долга. Он хотел добиться их искреннего желания. Хотел постараться убедить их в этом. Иногда подобный процесс в какой-то степени доставлял ему удовольствие. Склонять людей на свою сторону. Не скучными угрозами. А силой убеждения. Даже тех людей, которые изначально резко настроены против него. Ты ошибаешься, братец. Люди именно марионетки, которыми не только можно, но и нужно управлять. Скоро ты в этом убедишься. Я покажу тебе.
Затем Вороний Глаз отвлекся от брата и обратил свой проницательный взор на Ашу, которая тоже решила взять слово, воспользовавшись возникшей паузой. Молодая девушка была чертовски привлекательна и весьма дерзка. Качества, которые Эурон Грейджой прежде всего ценил в представительницах прекрасного пола, способных привлечь его внимание. В данном случае, он с неприкрытым, плотоядным наслаждением принялся скользить взглядом по соблазнительной фигуре племянницы. По ее лицу, отличающемуся своеобразной, дикой, разбойничьей красотой, по ее упругой груди, по ее стройным ногам, обутым в высокие сапоги... Откинувшись на спинку стула, Вороний Глаз с ухмылкой принялся смотреть на Ашу и слушать то, что она говорит. Однако ухмылка постепенно стала сползать с его лица, когда он обратил внимание на то, как племянница, взяв в руки лежавший неподалеку кинжал, стала водить острием по красивому резному дереву пиршественного стола. Вороний Глаз немедленно усмотрел в этом не только наглость, но и пренебрежение к своей персоне. Как и всякий человек подобного склада характера, он был абсолютно уверен, что если сам он и мог пользоваться вседозволенностью и показывать свое превосходство над собеседниками, то по отношению к нему такого допускаться не должно. Он тут же мысленно пообещал себе воздать Аше сторицей за ее неучтивое поведение. И за ее насмешку. Однако не здесь и не сейчас. Для этого еще будет время. Пока не стоило портить и без того прохладные отношения с родственниками перепалкой из-за нахальства невоспитанной девчонки. Эурон медленно поднялся со своего места и, обойдя стол, приблизился к тому его краю, на котором восседала Аша. Изящным жестом он перехватил запястье девушки. Бледное лицо Вороньего Глаза имело в данный миг совершенно ласковое выражение. Темно-синие губы мягко улыбались. Но в его голубом глазе, который холодно и со скрытой угрозой посмотрел на племянницу, сейчас не было и намека на улыбку.
- Вот поэтому-то избалованным детям и не дают играться с острыми предметами, - все еще придерживая Ашу за запястье, он плавно, но в то же время требовательно, извлек из пальцев девушки кинжал, отбросив его на другой край стола, - Иначе они могут наделать много глупостей.
Могло создаться впечатление, будто за этой шалостью его племянницы Эурон не расслышал ее слов. Однако это было совсем не так. Вороний Глаз прекрасно слышал все, что сказала девушка. И до сих пор не мог окончательно понять - намекала ли она на свои собственные права, также желая заполучить корону, или просто произнесла кучу звуков, не несущих в себе никакой полезной информации. Чтобы у членов его семьи не осталось иллюзий по поводу того, что он утерял нить разговора, Вороний Глаз поспешил напомнить им о той причине, по которой они здесь собрались. Он вновь повернулся к брату.
- Наша племянница только что произнесла очевидную речь, которая, как могло бы показаться на первый взгляд, не несет в себе особого смысла, - Эурон театрально развел руками, якобы выражая тем самым свое недоумение по этому поводу, - Однако суть ее слов мне вполне ясна. А тебе, брат? - капитан "Молчаливой" прищурился, а затем, отведя взгляд от Виктариона, резко развернулся к Аше и бархатным тоном спросил, - Хочешь сказать, что корона должна достаться тебе, так как ты являешься дочерью Бейлона?
Усмехнувшись, он решил дать Аше время подумать, как ответить на его прямой вопрос, которым он сразу рубанул ей в лоб. Не давая пока возможности племяннице снова заговорить, Эурон принялся расхаживать по шатру и, активно жестикулируя, стал предлагать своим родственникам присоединиться к трапезе. Говорил он, при этом, самым веселым и задорным тоном, вовсю расхваливая представленные взору всевозможные яства.
- А вы не стесняйтесь, дорогие мои, угощайтесь! Здесь много всего интересного... Попробуйте, например, вот этих фаршированных птиц, - Вороний Глаз указал рукой на большое позолоченное блюдо, стоявшее в середине стола, на котором находилось множество всевозможных кушаний, от крабовых ножек и ароматных, усеянных специями лангустов до запеченных павлинов, - Или вот этих жареных угрей в шафрановом соусе... Хотите - отведайте молочных поросят... А лучше всего скушайте немного медвежьего мяса, - он махнул в сторону жестяного подноса, на котором, в окружении овощного рагу, покоилась сытная медвежатина, - Настоящий деликатес! А какой запах... Я достал этого медведя в Пентосе, что было весьма непросто... Кстати! Пригубите-ка этот напиток, - Вороний Глаз постучал двумя пальцами по высокому кувшину из мирийского стекла, через которое можно было увидеть находившуюся внутри жидкость янтарного цвета, - Настоящее сокровище погребов Волантиса. Имеет весьма специфический вкус, но очень приятный аромат. И прекрасно бодрит. Один из местных жителей рассказал мне о том, что этот напиток готовится из пшеницы или кукурузы, а затем долго настаивается в дубовых бочках, - после этого капитан "Молчаливой" схватил со стола небольшую деревянную миску с миндальными орехами и подошел к брату, - Хочешь? - Эурон протянул брату миску, посмотрев на его угрюмую физиономию, - Нет? Ну, как хочешь...
Здесь Эурон уже откровенно издевался. Пожав плечами и рассмеявшись про себя, он принялся сам хрустеть орехами. Подобное представление с показным радушием было разыграно Вороньим Глазом с особой целью - показать, кто в настоящий момент является хозяином этого шатра. Хозяином положения. Подчеркнуть, что именно они пришли к нему. А не он к ним. К тому же, всегда приятно похвастаться перед родственниками и показать им то, чего они раньше не видели, и о чем не слышали. Чтобы они осознали, какой роскошью он обладает, и где он побывал. Хотя это была лишь самая маленькая доля того, что Эурон собирался им продемонстрировать. В частности, это также касалось тех мест, в которых ему приходилось бывать за период своего длительного отсутствия. Наконец, разыгранным спектаклем капитан "Молчаливой" тянул время для своей племянницы, которой требовалось найти подходящие слова для дальнейшей беседы с двумя взрослыми мужчинами. Если, конечно, она хочет сохранять достойное лицо. А Виктарион... Что ж, придет и его черед. Всему свое время. Эурон Грейджой поставил миску на стол, прислонился к нему спиной, скрестил руки на груди и выжидающе посмотрел на Ашу, задумчиво поджав нижнюю губу.

Аша, удивлённая таким напором со стороны своего дяди, растянула губы в насмешливой улыбке. Слезла со стола. Сделала она это с завораживающей, плавной грацией хищницы. От девушки не укрылось, как совсем недавно смотрел на неё Эурон. Оценивающий взгляд дяди пробежался по её фигуре, лицу, подмечая каждый недостаток и каждое достоинство.
Обычно те мужчины, с которыми случай сводил Ашу, в первую очередь обращали внимание на внешность – пустую оболочку, красота которой очень, очень часто бывает обманчива, и лишь только после вдавались в смысл сказанных слов. Вороний Глаз, надо отдать ему должное, умел делать и то, и другое одновременно – так, по крайней мере, подумалось Аше.
И, кажется, родственничек остался весьма доволен увиденным – о да, Аша любила и умела производить впечатление, причём впечатление именно сильной и самодостаточной женщины, чтобы ни у кого и сомнений никаких не возникало. Неважно, действительно ли Аша ощущала себя настолько сильной и уверенной, как хотела казаться, но её задачей было убедить в этом окружающих. Они не должны сомневаться.
Конкретно сейчас Аша чувствовала себя не слишком уверенно, но её, как ни странно, успокаивал Виктарион. Просто тем, что был. Один на один с Эуроном девушка не решилась бы остаться ни за что – на данный момент, по крайней мере. Чем-то неуловимо страшным и опасным от него веяло, а с Виком было, всё же, гораздо спокойней. Хотя бы потому, что всегда знаешь, чего ожидать от этого мужчины, а вот про Вороньего Глаза такое сказать нельзя.
И, всё-таки, Аша была довольна произведённым на дядю впечатлением. А также совершенно, прямо-таки бешено раздражена той реакцией, которая последовала за произнесёнными девушкой словами, и тем подтекстом, что Вороний Глаз в свой ответ вложил. Аше казалось, будто на неё только что вылили ушат с ледяной водой – настолько ясно чувствовались в интонациях дяди насмешка, пренебрежение, грубость. Однако, подколка была выполнена весьма искусно - и придраться не к чему, и ответ достойный быстро не найти, чтобы грубо не прозвучало.
Произнося свои слова, Эурон Вороний Глаз всё так же пристально смотрел на племянницу, и взгляд его единственного глаза выражал то же скрытое недовольство, какое читалось в голосе. Потом Грейджой совершенно внезапно переключил внимание на своего брата, начав делать нечто абсолютно в данной ситуации не уместное, а именно – расписывать Виктариону прелести чужеземной кухни и предлагать блюда на пробу. Словно таким образом предоставлял Аше время на размышления…
Улыбка девушки из дерзкой сделалась мягкой, с хитринкой, а поза в целом не выдавала никакого напряжения. Зато в глазах застыла ярость, холодная и расчётливая – только взгляд и выдавал истинные эмоции дочери Бейлона. А она разозлилась, и сильно. Ашу раздражало сейчас буквально всё, что делал Эурон – его манеры, речь, поведение. Он ни во что не ставил своих родственников, представших перед ним… на его территории. Не самые приятные обстоятельства, и идея идти к Грейджою-отступнику первыми в данный момент казалась Аше не слишком умной. Хотя, всё в этой ситуации можно было расценивать по-разному.
На самом же деле девушке просто надоело ждать – ожидание заставляло болезненно нервничать. А ведь она могла поспорить на что угодно, даже на собственный корабль, что Виктарион и Эурон постарались бы оттянуть время общего разговора до последнего. Они действительно не испытывали особой радости от необходимости лицезреть друг друга, более того, казались ощерившимися хищниками, которые – только дай повод! – вцепятся друг другу в глотки.
И, кажется, Аша скоро присоединится к этой постоянной войне, причём с большим удовольствием. Девушка с трудом, но всё же подавила в себе приступ неконтролируемого раздражения – вот ещё, давать Эурону преимущество и возможность сыграть на эмоциях! Он это уже проделал, причём вполне успешно, но во второй раз не получится.
- Как ни странно, суть ты уловил, - Аша обвела родственников взглядом, - Все здесь собравшиеся борются за трон. Я, как ты, думаю, видишь, нахожусь именно тут, перед тобой, а не где-то там ещё. А значит, предъявляю свои права на власть. Заметь – законные права, - И гораздо более законные, чем все ваши, дорогие мои дядюшки, вместе взятые, море вас обоих забери.
Аша сузила глаза, сконцентрировав всё внимание на Эуроне. Почему-то от дяди Виктариона она подлянки ждала меньше. Наверное, потому, что они оба понимали – главный противник здесь Эурон. Между собой можно потом разобраться, когда основная угроза будет побеждена – если будет, - а сейчас ополчаться друг на друга смысла не имеет. Девушка очень надеялась на такое же понимание со стороны Виктариона, по крайней мере.
- А что можешь предложить ты, дядя? Как думаешь, пойдут за тобой железнорождённые? Поверят? У тебя есть сила, но какая – чужеземцы, уроды, пираты и отбросы! А вот народ, которым ты собрался править – он не знает о тебе ничего, кроме басней и сплетен о тёмном колдовстве. Думаешь, достаточно, чтобы выиграть? – тон девушки внезапно стал мягче, а прищур из злобно-раздражённого – оценивающе-хитрым. – И как успешно ты надеешься править незнакомым сборищем людей, от которых и сам отвык?
Аша бросила взгляд на Виктариона, стараясь оценить состояние мужчины. Он действительно выглядел мрачным, но непонятно было, что злило его – прямое ли признание племянницы в претензиях на вожделенный престол, или поведение брата. Аша полагала, что второе.

Никто из ныне-живущих не смог бы раздражать гранд-капитана больше чем его старший недобрат. При чем, особых усилий ему это не стоило: хватало лишь одного короткого взгляда на самодовольного ублюдка, чтобы кровь закипала, и появлялось непреодолимое желание рвать и метать. В присутствии этого человека спокойный и уравновешенный Виктарион менялся, и не мог оставаться хладнокровным. Одно лишь упоминание его персоны действовало на капитана как красная тряпка на быка. В нем не было ни одного того качества, которые Вик ценил в людях. Более того, кроме вышеупомянутого межличностного конфликта, и родителей, которые дали жизнь им обоим, у них не было ничего общего. И теперь, так называемый брат, собственноручно разрушивший последние, хоть как-то, мало-мальски связывающие их семейные узы, посмел заявить, что это именно Виктарион забыл, кто есть кто.
- Брат?А ты, разве, был им когда-то? – на смену гневу пришло удивление. Только Эурон мог так легко раскидываться словами, о которых имел весьма искаженное понятие. – Неужели он и вправду считает себя тем, кем уже давно не является? – внезапное открытие холодным градом окатило капитана с ног до головы. - Неужели он думает, что я забуду и смогу без отвращения называть его братом? – гнев, злость, ярость, возмущение – все отошло на второй план, оставив после себя лишь неприятный осадок. Он даже не обратил внимания на спектакль, который Эурон так старательно перед ними разыгрывал, пытаясь показать, что он здесь царь и Бог и присутствующие получат лишь то, что он им предложит и захочет дать. Но не в принципах лорд-капитана было брать то, что предоставляли ему на тарелочке с голубой каемочкой, он сам привык брать то, что пожелает, и подарки хозяина шатра в этот список не входили. Наверное, со стороны все это и выглядело забавно, и многие бы посмеялись от души над суровым младшим братом, который словно статуя застыл посреди шатра с угрюмым выражением лица. Но если бы кто-то знал, как паршиво было у него на душе, и как противно было ему сейчас находиться здесь, рядом с этим своим чужим человеком. Все предложенные яства казались ему отравой, и в желудке от вида всего этого изобилия возникали лишь рвотные позывы. Единственное, что смогло бы в данный момент рассмешить хмурого здоровяка и подарить ему хорошее настроение – наблюдение за тем, как брат давится своими миндальными орехами, как его глаза вылезают из орбит и лицо делается таким же синим, как губы. Вот тогда бы он посмеялся, так громко, как только мог, так как не смеялся ни разу в жизни.
– Не знаю, кто ты, кем стал, и что за яд течет в твоих жилах вместо крови, - стараясь совладать со рвущимся наружу негодованием, как можно более бесстрастно произнес Виктарион, - но для меня ты не более чем знакомый, родством с которым я совсем не горжусь. – В отличие от Вороньего Глаза он не отрицал очевидного, и не намерен был притворяться, он давно хотел сказать ему эти слова, хотел, чтобы человек, который все еще считает себя его братом, наконец-то услышал и понял, что отныне он для него Никто.
Брат, его брат не только по крови, ради которого он готов был, не задумываясь, пожертвовать всем, что у него было, включая собственную жизнь, умер, и не осталось в этом мире человека, которого он мог бы с большей искренностью называть своим братом; ведь для него это не просто слово, которым можно разбрасываться направо и налево, или, которое подобно титулу дается при рождении, брат – это сродни званию, его нужно заслужить.
- О своих правах ты можешь пойти и рассказать кому-то другому. Как по мне, у тебя не только прав, но и совести нет. – Лорд-капитан не знал, что бесило его больше – то, что Эурон говорил о правах, которыми, по его мнению, он обладал, либо же то, с какой уверенностью и непоколебимостью он их преподносил. – Но ты прав, ни Бейлон, ни кто-либо иной не смог бы лишить тебя твоего имени. - Хотя, я бы с пребольшим удовольствием лишил тебя некоторых частей тела, - уже про себя добавил Вик. – Ты был рожден Грейджоем, чего уж отрицать, но для большинства, и для меня в том числе, ты навсегда останешься не больше чем Вороньим Глазом. – Пусть Эурон и убеждает себя и остальных в обратном, но правда от этого слаще не становится. Да, он был на данный момент старшим в семье, да, он был рожден на островах и лучшие свои годы он провел здесь, но Аша права, он слишком долго отсутствовал, и изменился пуще прежнего. Его внешность, манера, поведение, создания, которыми он себя окружил - все это никак не вязалось с образом истинного железно-рожденного.
- Он здесь чужой, ему здесь не место. – Шептала неприязнь. - Он вообще не должен был возвращаться! – Поддержала тревога. – Скажи, скажи ему, пусть уплывает, и никогда не возвращается!

Ребра Нагги возвышались высоко над головами королей и капитанов. Еще выше, под самым небом, крича что-то о своем, кружили чайки. Море шелестело о каменистый берег, волны разбивались о них, вспениваясь, и вновь уходили восвояси, чтобы набраться сил и ударить берег новой волной.
Последнее Вече кости Нагги видели тысячи лет назад. И теперь, после смерти Бейлона, старую традицию пришлось вспомнить и возродить – она была единственным способом избежать кровопролития при выборе нового короля. Каждый решил тянуть одеяло на себя, каждый жаждал оттяпать кусок побольше, пожирнее… Трон островов было впору сравнить с большой запеченной свиньей, в которую голодные, алчные и жадные до власти капитаны уже повтыкали свои вилки и ножи. Осталось только узнать, в чью пасть свинины влезет больше.
Доннел Драмм прибыл на холм Нагги еще с рассветом, оставив родные горы Старого Вика за спиной. Его люди подтянулись вместе с остальными, без спешки и суеты, будто прибывали на Вече каждый день. Но Дон знал, что внутри каждый из них тревожен и беспокоен, потому что ощущал то же, что и они… Он был холоден и молчалив, священность холма навевала на него скуку и умиротворение, но это было только снаружи. Внутри он был натянут, как струна, а ритм сердца начал бить в виски, как  только мужчина заслышал голос жреца. Ожидание подходило к концу.
Драмм сидел у одного из окаменелых ребер Нагги, прислонившись к нему спиной и вытянув ноги. Вокруг гудели голоса, как неспокойное море, кто-то куда-то торопился, кто-то был пьян, а кто-то зол…  Но вся эта суета будто проходила мимо Драммов, обтекала их вокруг, но не касалась. Люди Доннела, такие же молчаливые и хладнокровные, поставили у его сапог мокрые от морской воды сундуки с дарами. Их капитан внимательно проследил за ними, насчитав все до единого сундуки и, когда последний опустился на землю у его ног, поднял голову, чтобы вопросить:
- Вы сделали так, как я просил? – и не узнал своего голоса, так низок и тяжел он был.
Один из гребцов, потирая уставшие от тяжести руки, коротко кивнул ему, капитан кивнул ему в ответ.
- Я! – внезапно совсем рядом с Доннелом громче остальных выкрикнул кто-то в ответ на призывы Мокроголового, Драмм поднялся на ноги, выискивая глазами первого своего противника. - Я буду королем! Я – лорд Одинокого  Света Гилберт Фарвинд!
Заслышав имя дома Дон огорченно выдохнул и опустил голову – этого и соперником-то он считать не мог.
- Гилберт! – поддержали скудные голоса из толпы. – Гилберт – король!
- Гилберт – сумасброд, - проговорил Доннел себе под нос, сложив руки на груди.
Фарвинд, как и все представители этого дома, был лишен большей части рассудка. Он говорил что-то о чудесных землях на другом берегу Закатного Моря, о вечной молодости и благостной жизни ее жителей, обещая, что все, кто пойдут за ним, получат бессмертие и королевское богатство.
- Что за чушь он несет? – Денис Драмм, младший брат Дона, прислонился плечом к окаменелой кости дракона с другой стороны и глянул на брата. – Запусти в него яблоком, - и подбросил в воздух небольшое желтое яблоко, которое Доннел ловко поймал.
- Разве он виноват в своем безумии? – Денис был глуп, Дон давно это понял, когда осознал, что им легко манипулировать. – Пусть болтает, - это играло Доннелу на руку – на фоне умалишенных «королей» кандидатура Драмма будет выглядеть достойней.
- Я хочу быть братом короля, - с ноткой капризности в голосе выдал Денис, - а пока это пустоголовый расскажет свои сказки, мы все состаримся…
Гилберт и впрямь говорил и говорил, увлеченно уводя монолог то в одну, то в другую сторону и активно жестикулируя. Доннел вынул из ножен короткий набедренный кинжал и, отрезав от яблока кусочек, отправил его в рот, медленно пережевывая кислую, но приятную на вкус мякоть. Перекус перед основной трапезой разжигал аппетит – Дон уже предвкушал вкус запеченной свинины. А лорд Фарвинд был настолько безумен, что втыкал вилку в мясо не тем концом. Так что блюдо до сих пор оставалось нетронутым…
Люди Гилберта поднесли его дары вечу – множество тюленьих шкур, окантованных серебром бивней, рогов и костей, которые, если слушать молву, служат Фарвиндам вместо деревянной посуды. Дары так и остались лежать на холме – никому и даром не нужен был этот хлам. Безумец, наконец, сошел вниз и растворился в толпе.
- Волмарк! – раздался глас среди капитанов, и высоко над их головами поднялось тяжелое древко с развивающимся на ветру темным знаменем, Доннелу пришлось прищуриться, чтобы разглядеть герб на нем. – Марон Волмарк – король!
Черный левиафан на сером бархатном поле извивался под натиском ветра. Дон ухмыльнулся и отправил в рот еще один кусок яблока – Марон был не умнее Гилберта, раз вышел на священный холм. Но не потому, что он был лишен рассудка, а потому что был мал.
- Король Марон! – кричал здоровяк, несший знамя, своим огромным, полным страшных желтых зубов ртом. – Наш король! Марон! Король Волмарк Марон!
- Интересно, - холодно произнес Доннел, повернувшись к брату, - а если сам Марон назовет себя королем, его кто-нибудь услышит?
- Не, - протянул в ответ Денис и прислонил ладонь к правому уху, якобы прислушиваясь. – Мы отсюда не услышим, как этот левиафан пищит.
Братья посмеялись, представив свирепого морского змея с писком вместо рева – такой точно не мог напугать противников. Марона вообще не было видно за широкими спинами его людей, и лишь когда один из них поднял своего лорда на заранее принесенный табурет, Доннел увидел мальчика лет семи от роду. Светленького, щуплого, с жидкими тонкими волосами… Но и впрямь не услышал его – тот что-то говорил, но его тоненький голос поглощал ветер и шум. Дон и так знал, о чем говорит мальчишка – о величии и богатстве своего дома. Да, родословной он мог похвастать, как и золотом в подвалах своего замка. У табурета мальчишки его люди выложили в несколько рядов эсосский шелк и бархат в толстых свертках, обвязанных изящными веревками с кисточками. Поверх них они высыпали горы золотой и серебряной утвари: монеты разнообразных цветов и форм, мечи и кинжалы с золочеными рукоятями, множество цепей, браслетов и ожерелий. Поверх золота и серебра из мешков посыпались драгоценные камни преимущественно красных и бордовых цветов, за ними – жемчуг, малый и большой, белый, черный, розовый и пепельный… Марон Волмарк, казалось, стоял не на табурете, а на горе драгоценностей, и изо всех сил пытался докричаться до стоящих вокруг лордов и капитанов. Он так старался, что шея его и щеки порозовели. Когда речь его закончилась, к золоту потянулись руки простого люда, которые похватали все самое красивое, выкрикивая имя маленького лорда.
- Волмарк! – кричали они, набивая карманы камнями и жемчугом. – Марон – наш король!
Капитаны и лорды же не сдвинулись с места – железного человека нельзя было купить. Мальчишка мог засыпать их золотом, но отдать железную цену не был способен, как его длань не была способна поднять меч над головой. А во главе железнорожденных должен и будет стоять человек, способный купить все и вся, но не за звон золотых монет и не рукой купленного наемника. Королем будет железный человек с железной рукой и сердцем, отдающий за все железную цену. У Марона не было отца, который объяснил бы ему это, а потому ему оставалось лишь подрасти, чтобы самому это понять …
Имя Волмарка стихло также внезапно, как и исчез сам мальчик, когда его сняли с табурета. Он вцеплялся зубами в тушу свиньи изо всех сил, но его молочные зубы и кожи ее не прокусили… Блюдо было цело и невредимо. Доннел отрезал еще один кусок яблока, улыбаясь уголками губ.
- Может, пора? – осведомился его брат, оглядывая пришедших ожидающим взглядом.
- Нет, - жуя, ответил ему Дон, - представление шутов только началось…
Толпа у холма расступилась, давая дорогу новому претенденту на престол Островов. Его внесли меж окаменелых ребер дракона его внуки. Старик с седой бородой и водянистыми полуслепыми глазами восседал на резном мягком стуле, его до самой шеи укутывала большая белая шкура медведя, но все и без того знали, что под ней скрывается тучное, обрюзгшее тело старого воина. Полвека назад он еще смог бы откусить от запеченной свиньи добрый кусок мяса, но теперь у него для этого было слишком мало зубов.
- Я стану вашим королем! – слабым старческим голосом хрипел он, когда его стул поставили на вершину холма, а внуки принялись поднимать на него дары. – Кто, кроме меня, возглавит вас, молодых и глупых?! Мое имя Эрик Айронмейкер! Эрик Справедливый! Эрик Молотобоец! Тормор! Мальчишка! Где мой молот, твою мать, неси его сюда!
Доннел цыкнул языком, услышав, как ворчливый старик обозвал своего внука. А этому «мальчишке» навскидку было лет эдак на десять больше, чем юному восемнадцатилетнему Доннелу. Старость размывает понятие возраста и зрелости… Но каким бы мудрым и опытным ни был Эрик Айронмейкер, короны из плавника не будет на его седой голове – какой толк короновать старика, который день-два и помрет!
- Этот не влезет в трон – задницу слишком разнесло, - с усмешкой подметил Денис, разглядывая гигантский молот Эрика, который вынес на всеобщее обозрение Тормор.
- А он и не сможет к нему подняться – помрет на первой ступеньке, - Доннел отрезал от яблока кусок побольше, происходящее его явно веселило.
- Сдается мне, тебя выберут королем единогласно – среди этого сброда у тебя нет соперников, - Денис кивнул на толпу.
- Я бы не был так уверен, - после паузы ответил ему Дон, вновь уверившись в пустоте черепушки своего братца.
Нельзя было судить о расстановке сил, пока на холм не ступил ни один претендующий на трон Грейджой – именно их Драмм считал единственными серьезными соперниками, которых с самого утра пытался разглядеть среди людей, но удача ему в этом не благоволила. Впрочем, его это не расстраивало – они хоть и звали себя кракенами, гордо украшая свои черные паруса золотым монстром, но на самом деле были людьми, как и все остальные. И, как и все остальные, были способны и на глупость, и на ошибки, которые могут поднести Доннелу корону из плавника на блюдечке. Нужно было только выбрать подходящий момент…