Маленькая каморка с низким закопченным потолком, к которому подвешена одна тусклая лампа, каменные стены, отблески огня из очага, пляшущие по стенам уродливыми тенями.
- Ну вот. Вы молодцом держались, сир. Странно это и не похоже на Варго. Обычно наш герой любит отрезать конечности, а не ломать. В Вашем случае он поступил, как зверь. Отрубленную конечность, конечно, не отрастить, но Ваши кости без моего вмешательства срослись бы как попало, после чего ни о каких турнирах, битвах и прочем Вам и думать не стоило бы.
Заунывные интонации незнакомого голоса надоедливо прогрызали дорогу к сознанию, будто кто-то кончиком кинжала рисовал по стеклу невидимые узоры, издавая противный визгливый звук.
- Сколько же я из Вас заноз вынул… А клещей... Дорогой мой сир Джейме, этими запасами можно было бы накормить наш курятник.
Резкое металлическое дребезжание заставило Джейме открыть, наконец, глаза. Люди младшего из рода Болтонов притащили бесчувственное тело Ланнистера в каморку местного мейстера, чье имя он сквозь туман лихорадки даже не запомнил. Суетливый человечек тут же развел буйную деятельность. Судя по его внешнему виду, мейстеру было глубоко плевать на то, кто перед ним – Ланнистер, Болтон, Варго Хоут или крестьянин из близлежащей деревни, главное интересный пациент. Хотя в данном случае его работу можно было назвать не только мейстерской, но и ювелирной. Уж Джейме знал, сколько в его теле заноз после дубин Кровавых скоморохов. Варго и вправду постарался на славу. Мотивы его поведения были прозрачны, как ключевая вода – постараться подарить Джейме заражение крови, дабы Тайвин, выкупив сына из плена, мог наблюдать за его мучительной смертью. А дабы не случилось какой накладки, вроде неожиданного выздоровления, стоило переломать кости, дабы превратить рыцаря Белой гвардии в бесполезного уродливого калеку. Джейме усмехнулся про себя, представив, как он с Тирионом мог бы проводить часы в библиотеке Кастерли Рок, скрываясь от гнева отца: «Ланнистеры не ведут себя, как идиоты».
- .. а мои блохи могут послужить вашим курам десертом. Мне не жалко, - Джейме не узнал свой голос, таким хриплым и жалким он стал. Тело горело огнем, во рту стоял привкус спирта, которым мейстер напоил своего пациента перед тем, как приступить к врачеванию. Переломанные конечности саднило, но уже меньше, чем перед тем, как их взяли в лубки.
Гримасничая от усилий и боли, Джейме поднял руки над лежанкой, чтобы рассмотреть их. Если левая осталась сама собой, то правая походила на лапу медведя, представляя пышный ворох бинтов из которого торчали огрызки досок, фиксирующих сломанные кости.
- Блохи – это уже не моя забота, добрый сир. Сейчас Вам помогут спуститься в подвал, где уже готовят ванную. Мочить лубки не желательно, потому Вас будет сопровождать Пийя и один из банщиков Харренхолла. У Вас переломаны почти все пальцы на левой руке, кроме большого, явно трещина в запястье, сломано предплечье. Благо обошлось без осколков. Явно орудовал не сам Варго, а кто-то из его косоруких ребят.
- Да, такое счастье, - иронично отозвался Джейме, наливаясь ненавистью к ублюдкам.
Мейстер принялся складывать свои инструменты в маленькую металлическую миску, готовясь приступить к дезинфекции. При этом он не переставал болтать.
- Вот и я подумал – как хорошо! Но это еще не все. У Вас сломаны три ребра, многочисленные кровоподтеки по всему телу, высока вероятность заражения крови, потери возможности сражаться правой рукой.
Джейме вздрогнул всем телом, перестав рассматривать свою уродливую правую конечность. Маленький человечек говорил так, будто они две клуши на рынке, обсуждающие цены на рыбу. Рванувшись с топчана, рыцарь упал на пол, негнущиеся ноги его не слушались, но перед тем он успел схватить мейстера левой рукой за капюшон его одеяния. Инструменты для врачевания разлетелись по каменному полу, а вслед за тем на них рухнуло два тела. Сцепив зубы от сильной боли, Джейме вцепился цепкими пальцами здоровой кисти своему спасителю в горло.
- Что значит я не смогу сражаться?! Я рыцарь! Кто ты такой?! Кто ты такой, чтобы говорить мне это?!
- Квиб-б-берн, - человечек задыхался и кашлял, выпучив от ужаса глаза, - Я здешний м-м-мейстер.
Джейме ослабил хватку.
- Цитадель лишила меня цепи, но не моих способностей. Я сделаю все возможное, чтобы спасти Вашу руку.
- Что для этого нужно?
- Беречь лубки так, будто это самое дорогое, что есть в Вашей жизни, – просипел человечек, в то время как перед взглядом Джейме промелькнул облик смеющейся Серсеи.
- Это я смогу. Помогите мне встать, - человечек вскарабкался на четвереньки, а после, закинув левую руку рыцаря себе на шею, помог встать им обоим, стремясь как можно меньше заставлять Джейме совершать движения.
Еще около двух часов ушло на то, чтобы Квиберн сменил повязки на искалеченных пальцах, небрежно, как показалось Джейме, дергая за них, от чего рыцарь то и дело морщился, орал и грыз кулак здоровой руки. Когда процедура была завершена, правая рука вновь превратилась в тугой клубок из бинтов.
Явившийся по зову полумейстера здоровенный детина, помог Джейме спуститься в подвал замка, где его уже ожидала ванна, наполненная отваром из разнообразных трав, призванных остановить гниение ран и дезинфицировать их. Покидая Квиберна, Джейме поставил зарубку в памяти – найти человечка сразу после возвращения в Королевскую гавань, дабы отблагодарить по заслугам, которые станут видны уже через дней десять.
В подвале Харренхолла было сыро, душно и парко. Уставший рыцарь с благодарностью принял помощь своего нежданного помощника, который снял с него обноски, а после погрузил в воду; рука в лубке осталась лежать на бортике ванной.
- Ступай, я еще не настолько изголодался по ласке, чтобы принимать ее от мужика, особенно с такой рожей, как у тебя, - Джейме отпустил своего помощника, который был только рад этому.
Горячая вода пахла чем-то горьким и терпким, кожа сразу будто онемела, ссадины и порезы перестали ныть, мышцы расслабились. Откинувшись на спинку бадьи, которая служила ему ванной, рыцарь прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной и покоем после долгих дней путешествия. Он еще не задумывался о том, что ждет его после водной процедуры, да и зачем? Стоит жить тем, что имеешь, а не тем, что могут отобрать, через час-два. Одно Джейме знал наверняка – в плену он пребывать более не намерен. Остается только договориться.
Тихий всплеск воды и чьи-то руки скользнули по ногам рыцаря, подбираясь к паху, Джейме дернулся, присев в бадье и открывая глаза. Прямо перед ним в воде сидела нагая девушка, улыбаясь ему смущенно и по-детски.
- Не беспокойтесь, милорд. Меня зовут Пия. Квиберн прислал меня для того, чтобы я помогла Вам с ванной и бритьем.
Джейме ощутил стыд и одновременно возблагодарил богов за то, что вода в его ванной была мутной от настоев трав и девушка не увидела, как отреагировало изголодавшееся по ласке тело на ее наготу и доброе участие.
- Мы встречались с Вами раньше… Тогда Вы еще не были Белым плащом. Вы приехали в Харренхолл такой красивый, в белом с золотом, на статном коне… Все девушки говорили о том, какой Вы храбрый. Я часто представляю на месте моих мужчин Вас… С Вашими золотыми волосами и нежной гладкой кожей…
Девушка больше не пыталась приблизиться и Джейме успокоился. Ее слова тронули его, но верность Серсее значила куда больше.
- Я думаю, ты можешь начать с моей бороды, - протянул рыцарь, отворачиваясь в тот момент, когда девушка вылезала из воды, сверкая наготой, а после заворачивалась в полотенце, - а не то в последующие годы я буду портить тебе удовольствие, являясь в моменты наслаждения вшивым заросшим уродом.
Пия рассмеялась, тихо, мелодично, женственно… И этот смех едва не доконал Джейме только-только взявшего себя в руки. Девушка и подоспевший банщик вычесали золотистые космы рыцаря от мусора и вшей, обрили бороду, оттерли грязь с кожи. После явился Квиберн с бальзамами и мазями. Намазав каждую ранку на теле Джейме, он удовлетворенно хмыкнул.
- Отлично. Я думаю, что Вы легко пойдете на поправку.
- В Ваших интересах, мой дорогой друг. Ланнистеры платят свои долги по результатам ссуды.
Но человечек только рассмеялся в ответ на угрозу своего пациента.
- Я в себе уверен, а вот Вы? – он подмигнул рыцарю, помогая облачиться в новую чистую одежду, состоявшую из рубахи, белья и простых штанов с дублетом из вареной кожи безо всяких отличительных знаков.
- Посмотрим, - нашел в себе силы усмехнуться Джейме.
Детина вновь явился в поддавалы Харренхолла, на этот раз отвести пленника Рамси Болтона к господину. Еще раньше Квиберн напоил своего пациента жидкой овсянкой и теперь Джейме не боялся украсить свои сапоги и сапоги Болтонского бастарда свежей блевотиной, если вдруг изголодавшийся по горячей пище желудок решит извергнуть ставшие ему непривычными деликатесы.

Что нужно мужчине после хорошей охоты? Разумеется - хороший обед, обильно сдобренный вином - и желательно, проходящй в веселой компании товарищей. Конечно, можно было запереться в своих покоях и там в одиночестве морщить лоб, расхаживая из угла в угол и наивно полагая, что часы бесплодных раздумий помогут найти верный выход из сложившейся ситуации, вот только подобное было не по душе Рамси. Как можно разогнать сгущающиеся над головой тучи во вне, если они заслоняют тебе взор изнутри? Только выбросив все, можно взглянуть на случившееся трезво – и трезво принять необходимое решение, а по сему Рамси предпочел одиночеству большую, шумную компанию своих неотесанных северных товарищей.
Огромный, мрачный Великий Чертог Харенхолла пылал огнями факелов, со стен струились красно-розовыми полотнами "ободранные люди" Болтонов, три широких деревянных стола, объединенных в один, собрали за собой не только всю свиту Рамси, но и часть приставленных к нему отцом северян. Громадный зал буквально ожил, наполняясь огнями, звоном, звуками хмельных голосов и веселой музыки, от которой никто не собирался сегодня отказываться. Cтолы буквально ломились жареным мясом, рыбой, фруктами, паштетами и прочими «деликатесами» - там и тут сверкали начищенной сталью в свете огней тяжелые кубки, до краев наполняемые вином, слух то и дело тревожил задорный звон посуды, перемежающийся громогласными взрывами молодецкого хохота.
Всякий раз, когда Рамси пытался представить, сколько провианта уничтожают за один раз эти два десятка ртов – его воображение невольно взрывалось бесчисленными корзинами рыбы и тушами свиней, оленей и зайцев; еще пара недель в Харенхолле – и он не удивится, если выяснится что они дочиста объели окрестности, оставив после себя опустошенные реки, леса и деревни.
Однако, богатое воображение вовсе не служило причиной затянуть потуже пояс и лишить не только себя – но и собственных ребят, права сытно трапезничать и сладко пить. Славная охота – отличный повод опрокинуть в глотку пару-другую вместительных кубков. Крепкие телом, закаленные северной природой и многочисленными бурными застольями, эти мужчины пили и ели как подобает, по-богатырски; изрядно проголодавшийся, вдохновленный новой возникшей перед ним задачей в лице Джейме Ланнистера, Рамси не отставал от своих сотрапезников; он чуял близкую удачу так, как чует запах крови голодный, отощавший хищник, раздувая ноздри – вот только следовало верно взять след, не ошибившись направлением… Впиваясь зубами в сочащееся розоватым соком мясо, Рамси едва не захлебывался жгучим восторгом - и казалось, что весь мир должен был его в этом поддержать.
Однако музыка, доносящаяся до его слуха, становилась все тише, постепенно обнаруживая в себе какие-то приторно-тоскливые мотивчики. Резко обозначившаяся на лице юного Болтона носо-губная складка нервно дернулась – опустошив до дна свой кубок, Рамси с размаху ударил кулаком по деревянной поверхности так, что несколько блюд подпрыгнуло, сотрясая столешницу
-Громче! – зычно рявкнул сын Русе, обращая горящий диким, зеленым огнем взгляд на фигуры музыкантов – Веселее! Не бабам играете, белоручки!
- Громче! – подхватили остальные, и стол вновь сотрясся звоном посуды – Громче, громче!
- Давайте-ка поучим облезлых птенцов их ремеслу – громыхнул сидящий недалеко от Рамси сын кузнеца, Дженкил Крэгг, широким взмахом руки сметая со стола остатки собственной трапезы и молодецки вскакивая на деревянную поверхность. Посторонним взглядам предстали высокие, тяжелые сапоги из толстой коричневой кожи, порядком забрызганные грязью, но даже толики смятения не угадывалось в чертах хотя бы одной из множества напоенных весельем рож - А если будут плохо учиться, то пусть Иные поимеют их в тощие зады!
Предложение было встречено прокатившейся по всему столу бурей одобрительных возгласов. Взмахнув левой рукой, Рамси кивнул – и яркая, задорная, с долей шутливого коварства улыбка оживила его черты, словно пламя факелов – серые камни стен Великого Чертога.
- Жги! – разрешил сын Болтона, доливая в свой кубок темно-рубиновую жидкость и высоко поднимая его над головой с тем, чтобы щедро излить спустя пару мгновений его содержимое себе в глотку.
- Гости въехали к милордам во дворы – начал Крэгг, сопровождая громко, на распев произнесенные слова жестами, как будто должными послужить началом какому-то танцу
- Во дворы! – подхватили остальные;
- Загуляли по милордам топоры!
- Топоры!
Музыканты, видимо, прекрасно знающие простецкую, жестокого содержания песню, подхватили мотив – и музыка разлилась по Великому Чертогу, заползая под закрытые двери, проникая в каждую щель, зажигая взгляды сотрапезников Рамси огнями, пробуждая в них желание бросить обглоданные кости на тарелках – и пуститься в пляс. Некоторые так и сделали – и уже начинали выбивать тяжелыми сапогами незамысловатые фигуры, уперев кулаки обеих рук в бока.
- Раскололися ворота пополам – Кузнец продолжал выхаживать по столу, хищно оглядывая театр действий с высоты своего, умноженного на высоту стола, роста и постепенно приближаясь к Рамси
- Пополам!
- Ходят чаши золотые по рукам
- По рукам!
- Гойда, гойда, говори, говори
- Говори да приговаривай, говори да приговаривай!
- Топорами приколачивай! – рявкнул Крэгг, наклоняясь к Болтону и протягивая ему широкую мозолистую ладонь
- Жги, жги, жги, жги! – дружно подхватили сереверяне, с каждым новым выкриком словно нагнетая какой-то взрыв; музыка усиливалась, дробь тяжелых «па» по каменному полу все ускорялась, отдельно взятые голоса тонули в зычном хоре – покончив с вином, Рамси отшвырнул в сторону тяжелый кубок и, схватив кузнеца за руку повыше локтя, вскочил вослед за ним на стол. Черные сапоги молодого мужчины, в отличие от сапог кузнеца, вновь сверкали свежевычищенной чистотой, вспыхнула в свете огней рукоять тяжелого меча, щеки юного Болтона украсил румянец. Выпрямившись, широко расправив плечи, высоко – почти гордо, откинув чуть назад голову, уперев кулаки в бока, Рамси задал пляске новый темп; резкость, сила и экспрессия его жестов вряд ли сгодилась бы для танцев при дворах королей – но простая, незамысловатая пляска выглядела гораздо зажигательнее и живее любого придворного танца.
- А как гости с похмелья домой пошли
-Да пошли!
- Они замок этот за собой зажгли
- Да зажгли!
Локти двух пляшущих на пиршественном столе молодых мужчин переплелись - спина к спине, оба крепкие, высокие - один «тяжелее» и будто мрачнее на вид, опасно сверкающий серо-голубым почти безумным взглядом, второй – напротив, ловчее и горячее красками, они были словно братья, и схожие и различные одновременно. - Гойда, гойда, говори, говори
- Говори, приговаривай
- Говори, да приговаривай
- Топорами приколачивай!
- Жги, жги, жги, жги!
Великий Чертог утонул в демонических звуках пробирающей до костей безумной музыки, фигуры пляски разбавились кувырками и прыжками танцующих на полу мужчин через согнутые спины друг друга, чей-то пронзительный свист сливался с бешеным, растворяющимся в бурном течении звуков припевом. При этом, нельзя было сказать, что кто-то в этом зале так уж пьян – кабы и так, то скорее весельем, но не вином. По сему, едва заметив около входа в Чертог безмолвную фигуру, словно не решающуюся пройти сквозь жгучую атмосферу, созданную товарищами Рамси, юный Болтон остановился, мигом вернувшись в реальность. Пальцы правой руки цепко сомкнулись на локте кузнеца – и сын Русе остановил его, заставив взглянуть в ту же сторону, куда смотрел он сам. Остальные их товарищи продолжали плясать, создавая вокруг Рамси звенящий музыкой и пестрящий кувырками фон.
- Что здесь делает человек Козла? – вполголоса произнес Болтон, почти склоняясь к уху товарища
- Гость с мейстером Квиберном – так же негромко ответствовал Крэгг, словно прочитав мысли Рамси – Люди твоего отца не сводят глаз с дверей, которые закрываются за нашим золотым сокровищем. Варго ничего не сможет сделать, даже если приспичит –волноваться нам не о чем. Ты отдал ему девку – козлу достаточно и сапфиров.
Как знать.
Безмолвная фигура, выросшая у дверей, пошевелилась – и скрылась в коридоре. Казалось бы – не заслуживающая внимания мелочь, но пить и предаваться веселью определенно расхотелось. Рамси соскочил со стола, а вслед за ним и кузнец.
Как бы там ни было, Варго Хоуту он не доверял; определенно, беспечность и излишняя самоуверенность не входили в список недостатков Рамси Болтона.
- Смени дозорных на стенах – сын Русе все еще смотрел в сторону пустого дверного проема – Меняй их каждые семь часов. Я не хочу, чтобы они теряли бдительность. За спокойствие в этих стенах ты отвечаешь головой, как и я.
- Намек ясен – кузнец усмехнулся – Снимешь с меня шкуру, если оплошаю.
-Ты верно понял – ответствовал Рамси, буравя взглядом приокрытую дверь.
Возможно, это всего лишь очередной приступ паранойи, порожденной бездельем; а возможно, что повод действительно был.
- Я должен написать отцу- произнес он затем, обращая на кузнеца внимательный взгляд; черты четче обозначились в его лице, словно прибавляя юному Рамси несколько лет сразу – Проследи, чтобы наши друзья как следует проветрили буйные головы после обеда.
Получив в ответ молчаливый - но достаточно красноречивый кивок, сын Русе Болтона твердой походкой направился к выходу из Чертога, почти уверенный в том, что Крэгг сумеет выполнить пару несложных поручений, не допустив при этом никаких оплошностей. "Почти" - потому, что никогда нельзя быть уверенным в ком-то целиком. Кузнецу же он доверял настолько, насколько как он думал - это вообще было в его случае возможно.
Когда Рамси переступил порог Великого Чертога, намереваясь отправится в отведенные ему покои, подуставшие от энергичной, бешеной пляски раскрасневшиеся северяне уже падали, хохоча, на свои стулья. Можно было сказать - застолье подошло к концу и скоро люди начнут расходиться, тем паче что дело всегда находилось для каждого.
Тишина апартаментов казалась Рамси непривычной после пребывания в наполненном различными звуками Великом Чертоге. Кликнув чашника, младший из Болтонов потребовал принести ему перо и бумагу.

«Сегодня утром обнаружили в окрестных лесах Джейме Ланнистера в сопровождении Бриенны Тарт. – писал сын родителю – Сейчас Цареубийца находится в Харенхолле на попечении мейстера Квиберна и в статусе моего гостя. Сообщаю Вам, что по милости Варго Хоута, первым обнаружившего Ланнистера в лесу, у нашего гостя сломана рука и его физическое состояние не позволяет ему покинуть замок, по сему удержать его до получения вестей от Вас будет нетрудно. Жду их с нетерпением.»
- Отправить как можно скорее – наказал Рамси мальчишке, передавая тому уже запечатанное послание – И пусть накроют в моих апартаментах стол. Нам с сиром Джейме нужно побеседовать. Пригласите его ко мне, как только он будет готов говорить

Во взгляде сына Русе Болтона не угадывалось сейчас и намека на хмель; вопрос – что делать с Джейме Ланнистером, так и не нашел разрешения. Хотя… Может, и делать то ничего было не надо? Пожалуй, стоило даже сказать спасибо Козлу за сломанную руку Цареубийцы – с таким увечьем рыцарь не сможет покинуть Харенхолла даже при желании, если конечно, не хочет расстаться со своей правой навсегда.
Подобные мысли волей-неволей успокаивали Рамси, в то время как он вычесывал деревянным гребнем последние еловые иголки и кусочки омертвевшей коры из своих черных волос. Диво ли - но с чего-то ему не хотелось предстать перед Джейме Ланнистером с мусором в волосах, в нечищенном дублете и с грязными руками (можно подумать, его ждала красная девица!). Впрочем, поддержание опрятности входило в сами привычки юного Болтона, никогда не позволяющего себе запускать свой внешний вид - так же, как не допускал он бардака в собственных мыслях.

Когда Рамси покончил, наконец, с задачей под названием "приведи себя в порядок и стань похожим на человека", прислуга уже меняла на столе в его покоях скатерть. До слуха вновь доносился легкий звон посуды; ничего тяжелого. Тонкие ломтики мяса, посыпанные сухарями, зелень, фрукты, аккуратно нарезанные колбасы, хлеб и вино. Для второго обильного обеда в желудке Рамси оставалось слишком уж мало места.

Пронизывающий холод, встретивший рыцаря во дворе, резко отрезвил затуманенное теплым паром ванной сознание. Высокий слуга, приставленный для помощи, отлично справлялся со своим поручением, помогая Джейме медленно, но верно преодолевать двор замка.
Но когда дело дошло до лестницы, Ланнистеру пришлось совсем туго. Каменные ступени были для Джейме сродни скалам, окружающими Кастерли Рок. Каждая становилась маленькой победой и в то же время мукой. Можно ли было и помышлять о том, что когда-то эти стены видели триумф Джейме Ланнистера? Юного сквайра, зеленого мальчишки, жаждущего доказать своему отцу, королю, принцу и прочим, что он стоит многого. Белый плащ, как символ идеального рыцаря, человека чести, эталон воинского мужества… Именно в Харренхолле по приказу короля Эйериса Таргариена возложили его на плечи юного Ланнистера; о, как тот мальчишка был рад, светился от счастья. Он почти ослеп от значимости момента, но уже через пару дней понял, по какой причине король удостоил его такой высокой чести, и душу парня наполнила черная горечь.
Почти всем весом повиснув на спине своего невольного носильщика, Джейме преодолевал ступень за ступенью, и с каждой предыдущей каменной мучительницей следующая давалась ему проще. Когда заветная площадка была достигнута, рыцарь отстранил рукой провожатого.
- Дальше я сам. Благодарю.
Опираясь здоровой рукой о стену, Джейме доковылял до дубовой массивной двери, отворенную перед ним часовым, одетым в теплый меховой плащ, но все равно заметно подрагивающим от холода.
В покоях Рамси Болтона, открывшихся взгляду Ланнистера, было тепло и весьма уютно. Именно это слово пришло на ум Джейме после темницы Риверрана и мало гостеприимных лесов, болот Вестероса, усеянных последствиями войны – разрушенными деревнями, трупами людей и животных. Дубовый стол, покрытый скатертью, мог похвастаться сытными закусками, в камине полыхало пламя, слуги во всю суетились, заканчивая последние приготовления к ужину.
Стараясь не хромать, Джейме поспешил пройти внутрь покоев, поздоровавшись с теперешним хозяином замка учтивым кивком.
- Милорд.
Проковыляв к свободному креслу, Ланнистер поспешил сесть, дабы не дать повода Рамси заметить, насколько его гость (или пленник?!) измучен. Руку в лубках сильно саднило и выкручивало, отчего сохранять безмятежный вид было трудно, но Джейме нашел в себе силы улыбнуться, предоставляя сыну лорда Болтона говорить.
Человек, принявший рыцаря в Харренхолле, был весьма молод, хорош собой и явно не относился к глупым людям, что уже внушало надежду на возможность договориться с ним.

Веселый и разнузданный на обеде со своими товарищами,- сейчас Рамси Болтон едва ли не являл противоположность самому себе. Беспечный, растрепанный юноша с искрящимся весельем в глазах остался в Великом Чертоге Харенхолла - здесь же, в уютных аппартаментах, за аккуратно сервированным столом сидел мужчина - молодой, серьезный и внутренне собранный - воплощение сдержанной наблюдательности и рассудочной прохлады. Зелень глаз Рамси не была ни холодна, ни тепла, когда он, опершись локтем правой руки о поверхность стола, воззрился на вошедшего Джейме Ланнистера. Сыну лорда Болтона никогда не приходилось видеть столь известных личностей так близко - буквально на расстоянии вытянутой руки, и если бы он вдруг не оказался нужным отцу...
Отец. Почему Русе Болтон не рассказал подробнее о том, что ждет его на свадьбе Талли с девицей Фрей? Зачем оставил сына в неведении, ограничившись туманными загадками - слишком иносказательными, чтобы из них можно было извлечь какой-то смысл. Умей Рамси читать мысли, он бы, наверное, понял отца и вовсе без слов - но ведь он не умел! Ничто так не раздражало, как неведение, ничто так не заставляло вскипать кровь, как заставляла вскипать ее злость бессилия. Жив ли вообще лорд Дредфорта, и долетит ли посланная Рамси Болтоном птица до Близнецов? Попадет ли письмо в руки отца – или же окажется в руках врагов? И что он станет делать в том случае, если и через неделю от Русе Болтона не будет никаких вестей? Не может же он вечность торчать здесь как в клетке – ничего не зная и будучи практически слепым! Что полезного он может здесь сделать? Прибраться в замке?
Ощущать себя игрушкой в чужих руках Рамси ненавидел пуще, чем только мог он ненавидеть что-либо другое; привыкший к разнузданной свободе, к тому, что за себя самого и за тех, кто дорог ему, может и должен стоять только он один – сейчас он ощущал свои руки связанными проклятым неведением и чужой, неизвестной ему волей. Игрушка ли он в руках отца? Если нет – то почему он не сказал ничего, прежде чем покинуть Харенхолл; тогда Рамси посчитал, что допрашивать лорда Болтона он не смеет и тот сам скажет все, что нужно знать его сыну, но сейчас… сейчас он жалел, что не настоял на более подробном разговоре. Что сказал бы отец, если бы увидел, что его сын сидит за одним столом с Цареубийцей – и не знает даже того, должен ли он обращаться с ним как с гостем или заточить в подземелья как пленника? От обилия вопросов, допущений, порожденных найденными противоречиями эмоций, рассудок Рамси грозил буквально взорваться, поэтому, усилием воли взяв себя в руки, сын лорда Болтона чуть улыбнулся в ответ на приветствие маленького льва.
- Сир.
Джейме Ланнистер выглядел худым и изможденным – теперь даже еще более, чем это было при встрече в роще, или тогда Рамси просто не удосужился разглядеть рыцаря попристальнее? При взгляде на замотанную бинтами правую руку, огромную и неуклюжую, словно лапа медведя, где-то глубоко внутри невольно шевельнулось сочувствие – и тут же погасло, подобно слабому огню, не выдержавшему сильного порыва северного ветра. Джейме Ланнистер, Цареубийца… грозный рыцарь в сверкающих доспехах; называться можно как угодно, но на поверку все мы оказываемся всего лишь людьми, и даже громкие имена не позволяют нам стать чем-то большим перед лицом утрат, лишений и несчастий, градом сыплющихся на наши головы.
Мальчик, прислуживающий мужчинам за столом, налил вина в высокие стеклянные бокалы – не чета тем громоздким кубкам, из которых хлебали винное пойло товарищи юного Болтона. С чего же надлежало начать разговор? Взгляд Рамси сделался пристальнее, черты – четче; видят боги, стать великим политиком за несколько лишних минут он не сможет, посему оставалось руководствоваться тем малым умом, что был сейчас в его распоряжении. На дне черных зрачков легко светился интерес – ведь вся соль заключалась в том, что даже будучи в курсе многочисленных прозвищ Ланнистера, Рамси не знал, кто собственно перед ним, а составить за считанные секунды цельное мнение не представлялось возможным. Живой, блестящий взгляд зеленых глаз остановился на лице Цареубийцы. Вполне человеческом лице. На некоторое время в комнате повисло молчание, нарушаемое лишь журчащим звуком наливаемого в бокалы вина, тихим звоном посуды (мальчик разрезал большой кусок мяса на блюде Ланнистера на более мелкие) и треском огня в камине.
- Вижу, Вам уже лучше – ровно произнес, наконец, теперешний хозяин Харенхолла, который, казалось, и вовсе не интересовался расположившимися на столе закусками – Это радует. Мне нужен Ваш совет.
Рамси потянулся к глубокому блюду, наполненному фруктами, и оторвал от извилистой, неровной ветки крупную виноградину. Если уж ни отец, ни люди Болтонов, ни стены чертова замка не могут сказать ему, как поступить с Джейме Ланнистером, логично предположить, что на поставленный вопрос ответит сам Джейме Ланнистер лично.

В прошлом Джейме приходилось сталкиваться с Русе Болтоном лично. Северный лорд, закутанный в волчьи шкуры, с длинной историей своего рода, разговаривающий так тихо, что для того, чтобы его услышать, необходимо прилагать усилия; человек разумный, умеющий обращаться с мечом. Тайвин Ланнистер никогда не высказывался в сторону лорда Дредфорта плохо или хорошо, порой лишь удивлялся, как это Старки встали во главе Севера, а не Болтоны.
Сын Русе был похож на него, но одновременно казался совершенно чужим ему человеком. Насколько бесцветен был отец, настолько ярок сын. Это выражалось в цвете глаз, в мимике, жестах и прочих немаловажных мелочах.
Слуги суетились, заканчивая последние приготовления к ужину двух сыновей великих отцов. Мальчик слуга поставил перед Ланнистером полный вина кубок. Джейме здоровой рукой подвинул его к себе поближе, чтобы заглянуть внутрь. Красное.
Отстранив мальчишку от своей тарелки, на которой, неумелые в обращении с ножом и вилкой руки, пытались растерзать большой кусок свинины на более мелкие. Ланнистер откинулся на спинку кресла, стараясь не тревожить тяжелую и неуклюжую «медвежью лапу», но неловкое движение привело к тому, что кувшин с вином оказался на полу, ознаменовав свое падение оглушительным грохотом. Наблюдая за золотистым озером, вольготно растекающимся по плитам пола, Джейме покачал головой:
- Все равно оно было белым. Надеюсь, Вы не расстроились?
Когда, наконец, удалось сесть так, что искалеченная рука была устроена наилучшим образом (Джейме положил ее на стол, вытянув поперек столешницы, при этом придвинув кресло поближе), рыцарь вопросительно взглянул на хозяина покоев.
- Хотите, чтобы я сам назначил за себя цену? – прищурившись, поинтересовался Ланнистер, внимательно изучая собеседника.
Болтаясь в седле в почти бессознательном состоянии, принимая услуги Квиберна или парясь в ванной, Джейме не переставал думать о том, почему младший Болтон оказал ему такой гостеприимный прием. Вариантов было великое множество, но по ходу рассуждений осталось только несколько. Первый – Рамси сын своего отца и прекрасно понимает, что все на свете стоит денег. Армию Дредфорта необходимо на что-то содержать, равно как и захваченные замки. Джейме не мог похвастаться знанием экономической стороны вопроса управления владениями, но зато прекрасно разбирался в воинском содержании. Провиант, оружие, жалованье, доспехи, лошади… Страна была истощена и наверняка только грабежом деревень людей не прокормишь. Русе Болтону нужны деньги, так отчего бы ни продать Джейме Ланнистера его собственному отцу за хорошую цену? Чтобы потом за эти же деньги пойти на Львов с войском?
Второй – хитрый лис Русе замыслил использовать Джейме, как свой козырь в этой войне в переговорах с Тайвином Ланнистером, но, в таком случае, плохо же они знают старого льва... Третий вариант – рыцаря собираются передать в лагерь Робба Старка, где наверняка его примут с распростертыми объятиями. Оттуда ему уже не выбраться здоровым или хотя бы живым.
Четвертый вариант, который вертелся у Джейме в голове и на языке, Рамси захочет воспользоваться нежданным подарком небес по своему усмотрению. Однако парень не спешил раскрывать свои намеренья, тянул и не показывал ничего напрямую.
Нетерпеливый по своей натуре, Джейме заерзал на мягких подушках к кресла, на что немедля отозвалась рука, наградив рыцаря приступом тупой ноющей боли.
- Ну же, расскажите, чем я могу отблагодарить Вас за столь теплый прием. – Ланнистер иронично улыбался, в то время как краем глаза изучал изувеченную руку, напоминающую сейчас плотно запеленатого младенца. Сможет ли он когда-то держать меч? Сможет ли выйти в бой? Или останется калекой, не способным даже побриться толком.

Джейме Ланнистер оказался на удивление понятлив в отличие от Рамси, который ощущал себя странником, забредшим в болото и теперь медленно, аккуратно прощупывающим зыбкую почву длинным шестом. Еще не совсем привыкший к новой жизни, только-только открывающей перед ним свои врата, он не желал ошибиться даже в самой ничтожной мелочи, каждая из которых казалась ему важнее всей той жизни, которую он уже успел прожить. Зеленые глаза изучали лицо Ланнистера с таким пристальным вниманием, как будто в этих чертах были спрятаны все ответы на прошлые, настоящие и даже будущие вопросы. Ни один мускул в лице юного Болтона не дрогнул в момент, когда Джейме Ланнистер отверг ничтожную помощь мальчишки-чашника, решившего неумело разрезать мясо на более мелкие куски - но не от безразличия или отсутствия мыслей по этому поводу, а как раз напротив.
Я сам. Все сам. Уйдите.
Слишком хорошо было знакомо ему состояние, когда любая помощь кажется отвратительной; когда ты предпочтешь скорее умереть на месте, чем принять ее - лучше сам, лучше через боль, через тьму во взгляде. Не нужно никакого сочувствия, не нужно понимания, не нужно фальшивых слов, фальшивых взглядов и фальшивых жестов. Хотите помочь - так выйдите вон и не возвращайтесь.
Рамси не шелохнулся, когда ударилась об пол, разбиваясь на куски, тяжелая посудина - лишь проследил за траекторией ее падения взглядом, наблюдая затем, как разливается по каменным плитам золотистая лужа, медленно приближющаяся к носку черного сапога. Отодвинув кресло немного в сторону от нее, Рамси закинул ногу на ногу, спасая таким образом чистоту обуви.
Насколько ярче обнаруживал свое настроение Джейме - настолько же глужбе прятал свое Рамси Болтон. Нетерпение. Ирония. Злость. Последней - больше всего.
- Я бы не просил много - ответствовал Рамси,позволяя легкой усмешке завладеть своими чертами - Тем более, что золото совсем меня не прельщает. Возможно, оно прельстило бы моего отца. Увы, я не могу сказать точно, потому как лорда Болтона здесь нет, он отбыл в Близнецы на свадьбу. Я не хотел бы расстраивать его невыгодной сделкой.
Слуги уже елозили серыми тряпками по полу, собрав осколки кувшина и вытирая бесцветную, благоухающую винными ароматами лужу. Такой чудесный фруктовый букет - и весь на полу. Рамси наблюдал за суетливыми и скорыми действиями прислуги, не смущая более Джейме Ланнистера пристальными взглядами. Рыцарю не терпится узнать, что с ним станется и как долго он будет в чужих руках игрушкой. Увы, Рамси не мог ответить однозначно - несмотря на то, что хотел бы.
- Другое дело - Варго Хоут. Он может продать свою добычу - но не моего гостя - Рамси вновь обратил в лицо собеседнику серьезный и свиду, абслолютно спокойный взгляд. Только спрятанные на дне зрачков огни и твердость тона намекали отнюдь не на тихий омут, защищенный от внешнего мира непробиваемым безразличием.
- Вы еще не жалеете, что не остались с ним? Он бы назвал свою цену сразу. Решение же моего отца нам обоим придется ждать.
Как долго? Рамси не знал и сам; зубы его сжались так, что четче обозначились на лице молодого мужчины почти побелевшие скулы. Новый виток застилающего рассудок бешенства полыхнул диким зеленым огнем во взгляде - и тут же погас, когда спрятанный под сенью скатерти почти белый кулак разжался, а вслед за этим расслабились и схваченные льдом черты.
- Впрочем, ожидание будем Вам только на руку - ровно продолжил сын Русе Болтона, слегка подаваясь вперед и складывая пальцы согнутых в локте рук домиком- Я привык заботиться о своих гостях.

Бастард упомянул слова «гость» и «добыча». В груди что-то неприятно дернулось и заныло. Обе стрелы поразили цель, зацепив совесть Ланнистера. Любезный хозяин не всех отдал в заботливые руки мейстера, пусть даже и без цепи, не каждому дали принять ванну и накормили обедом.
Подцепив кусок мяса двузубой вилкой, Джейме отправил его весь в рот, словно старался заесть голос совести, глодавший его изнутри. Или это все же очередной приступ голода, принявшийся за него, несмотря на жидкую овсянку, практически насильно съеденную рыцарем по настоянию Квиберна?
Сын Русе явно нервничал, но при всем этом пытался язвить, скрывая смятение. Даже в своем состоянии Джейме видел это. Пытаясь уколоть пленника остротами, Рамси тут же предлагал свое гостеприимство, явно давая понять, что Ланнистер политически важная птица, а не кусок мяса, который можно продать подороже.
Иной с ним, - мысли рыцаря путались от усталости, боли, долгого пути, но одна четко проступала сквозь все физические недуги, - неужели парень не понимает, что мы только пешки в руках отцов? Они все хотят решать за нас. Кем нам быть, кем нам стать, кому служить, кого предать, на ком жениться. Только счастливый случай может дать возможность проявить себя, а не отцовскую волю.
Впрочем, так ли уж важно было это для Рамси Болтона? Он сказал, что деньги его не прельщают. Джейме был такого же мнения о золоте. Оно просто было, сначала отцовское, потом королевское: оружие, доспехи, лошади, ткани, украшения, одежда. Всегда все самое лучшее и дорогое, но не было возможности этим управлять. Твой род – твое проклятие. И Джейме нес его гордо, как корону. Кто знает, что блестящий рыцарь в золотых доспехах больше всего в жизни мечтал об испытании, которое дало бы ему возможность проявить себя? Избавиться от оков глупых обетов, оставивших на душе горечь разочарований, жить и действовать по совести, по своей собственной чести? Но предать семью, свой дом, честь отца было недопустимым. Каждый шаг под контролем, все с одобрения отца, короля, сестры…
Глупая жизнь, зашедшая в тупик. Если до плена Джейме практически не приходили подобные мысли в голову, то во время долгого пленения он утонул в них, проводя бессонные ночи в размышлениях. В одном рыцарь был уверен – в Белых плащах. Личная гвардия короля было его шансом искупить свои грехи и стать лучше. Это его выбор, его путь, но и его тяжкая кара. Цареубийца в глазах народа и глазах знатных лордов, за его спиной шепчутся, обсуждая белизну его обета. Никто не верит в чистоту Белого плаща Ланнистера. Но пусть они подавятся своим обвинением! Глупцы и наивные дети, не знающие об Эйерисе и его убийце ровным счетом ничего.
Однако следующая фраза Рамси вывела Джейме из витка задумчивости и воспоминаний, заставив вспыхнуть гневом. Бастард какого-то северного лорда вздумал играть с Ланнистером, как со своей игрушкой?!
Скулы мужчины напряглись, заиграли желваки, левая рука машинально погладила подбородок, непривычно гладкий впервые за последние полгода.
- Да, Вы правы. Мне стоило остаться с Вашим козлом, он бы ускорил процесс продажи, выслав моему отцу какую-то из моих конечностей. А после я всенепременно посмотрел бы на то, как лорд Болтон обошелся бы с сыном, не способным спасти его трофей. Если, конечно, смог бы смотреть, - тон Ланнистера был жестким и полон горечи, которая вовсе не касалась Рамси.
- Чего Вы добиваетесь, милорд? Показать, какой Вы добрый хозяин? Я непременно упомяну об этом, когда встречусь с Вашим отцом. Что касается моего отца, то здесь я не уверен.
Джейме не мигая смотрел в глаза собеседнику, словно бросая вызов. Он не привык прятаться и не привык принимать подачки ни от кого, даже от хозяев положения. Если его отдадут козлу, он продаст свою жизнь дорого, наконец, выдав ей свою собственную цену, которая измеряется не золотом и прочей мишурой, а воинской доблестью и честью.
Кинут в темницу... Ну что ж... Ничего эдакого здесь нет. Тюрьма Риверрана мало отличается от здешних, в этом то Джейме был уверен. А если Рамси окажется столь обидчив, что решит закончить разговор смертью собеседника, то и тут не было ничего необычного. На какой-то миг рыцарь даже попытался представить лицо и чувства Серсеи в тот миг, когда она узнает о смерти брата и это наполнило его сердце теплом и грустью в первый раз за последние несколько месяцев.

На какое-то время в комнате вновь воцарилось почти гробовое молчание. Рамси казалось, что своими несколькими фразами он подвел некий итог, разъяснив Джейме Ланнистеру все, что тому требовалось на данный момент знать - а так же, насколько это было возможно, объяснив рыцарю свои собственные мотивы. Странно было бы ожидать от юного Болтона тонких и мудрых речей, приправленных перемежающейся аккуратными угрозами лестью, странно было бы ожидать раздумий над каждым своим словом, странно - начни он изливать в свежевычищенные уши гостя пространные объяснения, призванные не только разъяснить ситуцию, но и пролиться на измотанное существо Ланнистера мягким бальзамом. Ничего этого Рамси попросту не умел - не умел и не считал в данный момент нужным. Не видя в Джейме Ланнистере ничего большего, кроме как названный громким именем мешок с костями, юный Болтон намеревался стеречь его, как полагается стеречь знатный трофей и заботиться так, как подобает хозяину заботиться о своем госте - не больше и не меньше этого. Мысли его уже готовы были покинуть пределы этих покоев - и унестись в стремительно опускающуюся на местность темноту вечера, ведь решение он уже принял, задачу решил, точки над "и" расставил - что же еще от него требовалось? Рамси был почти уверен в том, что его разговор с Цареубийцей фактически завершен; взгляд хозяина Харенхолла успел уже сделаться отстраненно глубоким - словно и не сидел напротив Рамси косматый лев, так и не сумевший серьезно обратить на себя внимание молодого Болтона - да и разве Ланнистеру могло быть это нужно? Мог ли ожидать сын Русе, что его слова способны задеть? Кого? Рыцаря королевской гвардии, брата королевы? Слова какого-то северного бастарда?
Фразы собеседника стали для него в какой-то степени неожиданностью - причем, стоило признать - первая из них словно скользнула поверх слуха Рамси, почти не затрагивая его рассудка. Сын Русе Болтона расслышал вначале от силы два-три отдельных слова - и именно осознание того факта, что ему что-то говорят, а он не слышит, заставило Рамси отвести взгляд от собственных сложенных домиком пальцев - и посмотреть в глаза Цареубийце. Недоумение, проступившее в чертах молодого лица, смешивалось с некой растерянностью, вызванной ..чем бы вы думали? Да просто-напросто тем, что так и не успев еще осознать смысла первой фразы Джейме, Рамси уже должен был поспеть за смыслом второй, а затем и третьей, четвертой... Хотя видят боги, он лучше улавливал горечь и злость в интонациях, нежели сам смысл сказанного. Сами по себе слова казались странными, сумбурными, лишенными логики - на Рамси словно неожиданно вылили ведро холодной воды, и ладно бы просто холодной - к этому он давно уже был привычен, так ведь еще и неожиданно. Несколько секунд ушло попросту на размышления - будет ли выглядеть со стороны издевкой просьба повторить хотя бы первую сказанную Ланнистером фразу? Не хотелось бы, чтобы лев бросился на него, забыв в пылу праведного гнева о своей сломанной руке и обратил старания мейстера Квиберна в прах.
Туман испарялся из взгляда Рамси моментально, вновь уступая место чистой, ясной зелени - юный Болтон снова смотрел на собеседника и снова готов был его слушать. Потребовались некоторые усилия для того, чтобы вспомнить все доселе сказанное и вновь "прокрутить" в уме монолог рыцаря - и вот тогда только, медленно, постепенно, до Рамси начал "доходить" сам их смысл. Смена эмоций в мимике хозяина Харенхолла наверняка, выглядела со стороны весьма интересно. Растерянность застигнутого врасплох сменилась сначала легким недоумением, потом - выражением искреннего непонимания, словно Рамси никак не мог поверить в то, что действительно услышал то, что услышал - и наконец... Легкое подобие сорвавшегося с губ смешка сменилось выражением уже осмысленного - рассудочного, изумления. "Что это сейчас было?" - словно спрашивал Рамси, параллельно вспоминая свои собственные слова и пытаясь провести нить между высказанным несколько минут назад - и реакцией на это Джейме Ланнистера.
- Не понял - краткая фраза сорвалась с губ Рамси скорее непроизвольно, нежели намеренно; иной бы побрал этих образованных сиров с их самолюбием и витиеватыми фразами. - Это угрозы?
Рамси опустил руки на стол, крепко сцепив пальцы в замок; при всем желании он даже сейчас с трудом улавливал в словах Джейме что-то кроме злости и горечи. Это эмоции. Просто эмоции! С чего Джейме Ланнистеру спускать их с цепи именно сейчас? Или он попросту оказался настолько несдержан? Изумление - уже скрываемое - росло едва ли не с каждой секундой.
- Откуда в Вас столько злости? - недоумение так и не желало полностью пропадать из интонаций Рамси Болтона, лишенных однако оттенков издевки или агрессии. Хотелось тряхнуть головой, чтобы сбросить с себя липкую сетку безумия, столь резко накинутую на него Джейме Ланнистером - Здесь не лес и не... Риверран.
Пальцы рук Рамси расцепились - и молодой мужчина откинулся на спинку кресла, с удивлением ощущая, что не испытывает по отношению к Ланнистеру ответной злости, более того - казалось, что в какой-то степени он даже понимает этого отощавшего льва. Оказывается, у львов тоже есть самолюбие и оно может болеть...
Не стоит так грубо обрывать беседу, так толком и не успевшую начаться. Давайте дадим ей шанс на мирное продолжение - произнес Рамси, внимательно вглядываясь в зеленые глаза напротив. Что ж... ему действительно было интересно. Каков он - этот Джейме Ланнистер? Одно Рамси Болтон знал точно - если лев все же бросится на него, гуманный способ усмирить зверя, конечно, найдется, вот только вместе с мирной беседой отправится коту под хвост и сам интерес Рамси к особе Цареубийцы. Важно ли это? Ответ готов был сорваться с губ сына Русе Болтона таящим яд горьковатой издевки смехом. - Вина?

Взгляд исподлобья – вот чем был встречен Рамси, со своими попытками сгладить неровности разговора. Джейме не верил северянину, отказываясь понимать, что ему нужно. Волны усталости омывали его тело, перемежаясь со шквалами боли. Глаза закрывались, а воспаленный лихорадкой мозг тянуло окунуться в беспамятство, спасаясь от надоедливого «хозяина» замка и его вопросов.
- Равно как и я не понял Вас, милорд, - ровно ответил рыцарь, по-прежнему смотря Болтону в глаза не мигая и не опуская взгляд. «Медвежью» лапу дергало и крутило так, что впору было завыть волком, как гербу проклятых Старков. Недомейстер, отпуская своего подопечного на ужин, предупредил о том, что руку необходимо беречь первые дни особенно, а так же спать вволю. Только сейчас Джейме в полной мере оценил его советы. Если еще час назад он мог держаться на ногах сам, то сейчас мир вокруг плавал, а тело отказывалось повиноваться.
Парень о чем-то хотел поговорить со своим пленником (кто-кто, а уж Джейме иначе не мог себя называть, кроме как пленником), но на это у него будет еще целая неделя по его же словам. Рыцарю хотелось только спать и с каждой секундой это желание крепло. Рамси, Харренхолл, Варго, Бриенна – все это крутилось в водовороте чего-то далекого и странного, сейчас совершенно не касающегося Джейме Ланнистера.
Устало выслушав Рамси, явно не ожидавшего от гостя вспышки гнева (конечно, ведь не его выгуливали в цепях по лесам Вестероса, будто ты медведь из бойцовской ямы, при этом тыкая кличкой «Цареубийца» в лицо, подобно женщинам, обычно зовущим в подобной манере своих птичек и комнатных собачек), Джейме все же протянул левую руку к бокалу с вином, кивнув Рамси.
- Ваша взяла, выпьем, - морщась, Ланнистер опустошил кубок с вином до дна, показав после его хозяину замка, - Мировая и благодарственная. Я непременно составлю Вам компанию, но не сегодня. Если уж я Ваш гость, то отправляюсь спать. И это не моя прихоть, но привет от Вашего козла.
Вино тут же ударило в голову, сметая последние барьеры; Джейме ощутил, что поддерживавшие его силы словно ринулись в какую-то огромную черную дыру, стремясь покинуть тело. Собрав волю в кулак, рыцарь встал с кресла, кивнул хозяину покоев и направился к выходу, опираясь о стены. Слуги было кинулись к нему, но Ланнистер остановил их одной фразой:
- Только попробуйте, завтра я найду вас и отблагодарю так, что Неведомый покажется Отцом.
Не хватало только, чтобы чернь болтала о том, как сир Джейме, Белый плащ и Цареубийца напился и его волокли через весь Харренхолл какие-то крестьяне.
Больная рука налилась свинцом и якорем тянула Джейме вниз, будто став ему врагом; ноги подкашивались, отказываясь слушаться, голова кружилась, но шаг за шагом рыцарь преодолел расстояние до двери, где, повернув голову к Рамси, еще раз взглянул на северянина, но так ничего и не сказав напоследок, вышел из покоев вон.
Тело горело огнем, во рту пересохло. У лестницы Джейме ждал его прежний провожатый и, подхватив под здоровую руку, потащил вниз, чтобы помочь дойти до отведенных комнат.
Квиберн над чем-то колдовал в скромной, но теплой спальне, отведенной рыцарю под ночлег. Полумейстер, заботливо ворча, помог уложить мужчину в постель.
- Сир… Я же просил Вас быть аккуратным, - начал он с упреков, тут же кинувшись к почти бесчувственному телу, чтобы проверить повязки. Джейме же не слышал мейстера, проваливаясь, наконец, в колодец беспамятства.

Тонкая ниточка взаимопонимания так и не протянулась между двумя мужчинами, встретившимися за этим аккуратно сервированным столом. Крылась ли причина в предрассудках, в разнице положений или же просто в усталости обоих - результат все равно был один: диалога не получилось, да и мог ли он вообще получиться? Для того, чтобы сесть за стол переговоров с другим человеком, нужно как минимум точно знать, противник он или союзник - не имея же даже такого знания, что мог извлечь из всей этой ситуации Рамси? Неопределенность не вызывала у него ничего, кроме раздражения и злости. Он ощущал себя так, словно встретился лицом к лицу, в самый разгар боя - с человеком без лица и без гербовых знаков на доспехах; кто он такой? Союзник? Враг? Тяжело дыша, в грязи, в крови, стоишь ты напротив этого неизвестного с мечом наизготове и не знаешь, стоит ли подать ему руку или нанести рубящий удар сверху вниз? И то и другое невозможно без четкого ответа на один-единственный вопрос - а оружие в руках и недоверие во взгляде лишают вас обоих самой возможности вступить в мирный диалог. Любое неосторожное слово, любой жест, любой намек - воспринимаются с агрессией и заставляют лишь крепче сжать рукояти мечей, а то и вовсе броситься друг на друга, пылая злобой.
- Равно как и я не понял Вас, милорд, - произнес Джейме Ланнистер перед тем, как опустошить бокал в знак мировой - пусть даже возможно, и временной. Еще бы! Будь Рамси на месте Джейме Ланнистера - едва ли он сумел бы понять сам себя! Поди тут сочини что-либо вразумительное, когда твои мозги вот-вот закипят, а на язык не идет ничего кроме исполненных досады ругательств. Казалось, что сам Неведомый сидел напротив Рамси Болтона, требуя однозначного к себе отношения - либо как к врагу, либо как к союзнику. Ни того, ни другого сын Русе дать ему, увы, не мог - и видят боги, он почти представлял, что думает обо всем этом сам Ланнистер. Странно, что рыцарь вообще согласился выпить с хозяином замка - будь Рамси на его месте, он бы, наверное, выплеснул бордовую жидкость собеседнику в лживое рыло и вероятно, "гость" не сделал того же самого лишь потому только, что у него не оставалось на это сил. Что ж, можно считать, что им обоим еще повезло - впрочем, Рамси все равно казалось, что разговор получился дерьмовей некуда. Удостоверившись, что бокал Цареубийцы действительно пуст, юный Болтон лишь кивнул рыцарю, когда тот изъявил желание покинуть хозяина замка - здесь возражений у него не возникло, тем более что в словах Ланнистера содержалась изрядная доля порожденного усталостью здравого смысла. Потянувшись к бутылке, Рамси вновь до краев наполнил свой бокал из тонкого стекла, и уже было поднес его к губам, когда его гость решил послать ему на прощание последний угрюмый взгляд.
-Твое здоровье- мысленно произнес Рамси и, отсалютовав Цареубийце, опустошил винное содержимое тремя глубокими глотками: не в том он был настроении, чтобы смаковать тонкую палитру вкусов и рассуждать о прелести тех или иных напитков. Крепкое, терпкое вино приятно согревало гортань, а градус вполне способен был выбить из головы Рамси ненужные мысли, разумеется, при должном к тому стремлении со стороны молодого Болтона. Буравя тяжелым взглядом бутылку, которая оставалась теперь единственным его собеседником, Рамси размышлял, имеет ли он право как следует надраться, запершись ото всех в собственной спальне - или же не имеет. Однако что-то все-таки отделяло его от этого решения - словно осталась еще в нем какая-то потайная, запертая на ключ дверца, за которой пряталась возможность просто-напросто расслабиться. В бокал снова полилась, журча, темно-бордовая жидкость.
- Милорд - голос мальчика-чашника заставил Рамси вновь вернуться в реальность - Письмо из Близнецов, милорд.
Правая кисть мужчины нервно дернулась - словно знаменуя первую реакцию на услышанное - одна секунда, и кроваво-красное пятно поползло по белой скатерти, быстро захватывая пространство. Пару секунд Рамси тупо наблюдал за процессом, словно внутренне оценивая нанесенный ему всем произошедшим ущерб - но затем ярко сверкающая огнями зелень обратилась на чашника, вернее на детские руки мальчишки, в чьих пальцах юный Болтон разглядел запечатанное письмо. Новости. Во рту у него пересохло, словно и не было выпитого доселе вина.
- Так давай его сюда - Рамси протянул чашнику руку, слегка привстав со своего места, хотя первым достаточно сильным импульсом было вскочить из за стола и жадно вырвать из рук медлительной прислуги послание. Однако сын Русе Болтона сдерживал себя - и тем сильнее страдал от глубоко скрываемых эмоций, что бились о его стены с яростью штормовых волн. Наконец-то. Наконец-то у него есть главное: информация. Вот только какая?
"Отныне мы под дланью оленя и льва. Волк падет, когда зеленая вода выйдет из берегов."
Рамси прочел эту фразу раз. Два. Три. Четыре. Прочел, впиваясь взглядом в каждое слово. Под ногами у него вновь суетились слуги, вытирающие с пола винную лужу - теперь уже красную. Глубокий вдох, ледяной холод, разлившийся в груди, сотни покалываний в похолодевших пальцах - отцовское послание расплывалось перед глазами Рамси, утопая в бурлящем коктейле эмоций, обрушивающихся на юного Болтона одной ядовитой волной за другой. Звон убираемой со стола посуды смешивался с тем звоном, что стоял сейчас у него в голове, мир словно перевернулся с ног на голову и стремительно летел куда то в бездну со скоростью падающей кометы...
- Милорд?
Прошло несколько секунд, прежде чем он смог отреагировать; в горле стоял тугой комок - и внезапно Рамси понял, что руки его дрожат мелкой, лихорадочной дрожью. Казалось, что понял это не только он, но и все эти люди, что суетились сейчас вокруг него.
- Вон - только и сумел выдохнуть он, теряясь в стремительном ритме собственного сердцебиения. Слуги замерли, переглядываясь - разве что их настороженный шепот не коснулся его слуха, становясь последней каплей в целом океане прорвавшихся наружу эмоций. Каким чудом он еще держится, Рамси понимал плохо. Он мучительно сощурился, вновь пытаясь уловить нить фразы, посланной ему из Близнецов. Той самой, которую он так ждал все это время; той самой, которая должна была объяснить, направить, помочь. И что он получил? Очередную загадку, смысла которой мог бы и не понять, уделяй Вонючка меньше времени его и без того скудному образованию - образованию брошенного в деревне бастарда. Разом - он вспомнил все те туманные фразы, которыми потчевал его отец в их первую встречу в Харенхолле, вспомнил намеки, те самые намеки, смысл которых Рамси с таким усердием старался - и не мог разгадать. Почему было не предпочесть загадкам простые и понятые слова? Отец словно специально старался его запутать вместо того, чтобы наоборот помочь. Зачем? Ответ напрашивался сам собой - Русе Болтону абсолютно безразлично, насколько хорошо поймет его сын. Бастард... Он здесь не для того, чтобы что-то понимать, знать, чтобы вообще о чем-то догадываться. Тупая, лишенная всякой значимости пешка, о которой не беспокоятся, которую не считают значимой, от которой ничего не ждут. Он просто должен был сидеть здесь, в этом замке и отцу плевать, сколько мыслей передумал из-за его туманных намеков сын, словно он считал Рамси и вовсе недостойным какого-то знания, неспособным думать и вообще - не имеющим подобного стремления идиотом. Он мог вообще ничего здесь не делать. Мог каждый день устраивать попойки с товарищами, спокойно спать по ночам, не просыпаясь по нескольку раз, мог трахать здешних шлюх, и главное - ничего, ровным счетом ничего не ждать! Ни чьего-либо нападения, ни визита, ни вообще даже просто новостей. И это никак, никак не сказалось бы на конечном результате.
Прислуга, уже успевшая справиться с лужей вина на полу, медленно пятилась к дверям. Слишком медленно.
- ВОН! – проорал Рамси, резко поднимая доселе опущенную голову и окатывая ничего не понимающих людей жгучей зеленью взгляда; лицо его сравнялось по цвету с мелом, губы посинели, как и лунки ногтей, сердце подскочило с новой силой, колотясь, как бешеное. Казалось, не прошло и секунды, как вся прислуга и в том числе чашник, буквально выбежали испуганной стайкой в коридор.
Резкое, не имеющее определения или названия чувство насквозь пронзило самое сердце Рамси тонким, холодным кинжалом. Стало тяжело дышать. Ледяные пальцы схватились за ворот дублета, раздался довольно громкий, противный треск раздираемой ткани – и две темно-зеленые пуговицы полетели на каменный пол, словно вышвырнутые прочь. Так-то лучше.
Сколько прошло времени, прежде чем он вновь ощутил, наконец, кончики собственных пальцев, услышал собственное сердцебиение и сумел разглядеть оставшееся на столе съестное, сказать было трудно. Возможно, две минуты, а возможно, что и все пол часа. Раненый, он все еще не имел силы подняться на ноги, но рука его уже тянулась к бутылке, из которой он резко и быстро вырвал тугую пробку, с готовностью утопая в ударившем по его обонянию, винном запахе. Запрокинув голову, Рамси приложился к самому горлу бутылки – и пряная жидкость хлынула в горло, медленно сжигая поселившийся там холодный комок – слишком медленно! Слишком скорый, глубокий глоток – и он закашлялся, резко опустив голову и все еще сжимая пальцами, изо всех сил, полупустую бутыль.
Что ты делаешь. Перестань.
Первая трезвая мысль с момента прочтения Рамси Болтоном короткого письма. Он не может, он не должен позволять себе подобного. Первым делом, прочтя отцовское послание, он обязан был сообщить своим людям о том, что теперь все они держат сторону Ланнистеров, но уж никак не утопать в собственных чувствах, цена которым – жалкий медный грош. Осознание этого факта вылилось на его голову ведром ледяной воды, гася безумный огонь взметнувшихся со дна его существа эмоций. Оставив бутылку в сторону, Рамси поднялся со своего места, но пошатнулся и был вынужден схватиться рукой за край стола; слишком много вина?
Он вновь вдохнул – глубоко, и как только мог спокойно. Зеленый взгляд потемнел, но глаза Рамси сверкали все так же ярко, как и в момент вспышки гнева. Темное винное пятно на дублете со стороны, наверное, и вовсе было не заметно, но юный Болтон все равно ощущал сильное желание избавиться от этого предмета туалета, что немедля и сделал, оставшись лишь в нижней, белой рубашке. Нужно было освежиться. Холод спускающейся на Харенхолл ночи наверняка поможет ему гораздо лучше, чем вино.
Краска только-только начала возвращаться на его лицо, когда, выйдя на стену замка, Рамси захлебнулся ледяным потоком ветра, резко ворвавшимся в легкие; слава богам, в темноте этого было и не видно.
Шел мелкий, моросящий дождь. Часовые на своих постах укрывались от капель воды и частых порывов ветра тяжелыми плащами, но Рамси словно и не чувствовал того самого холода, что в одну секунду должен был вернуть ему разум. Ветер безжалостно трепал влажные от дождя волосы Болтона, вновь лишая черты лица молодого мужчины хоть какого-то намека на живые краски. Лично, сам, словно кто-то другой с тем же успехом не мог сделать это за него, Рамси обошел посты, поочередно сообщая людям новость, что принес из Близнецов черный ворон. «Отныне мы под пятой льва» - словно звучали в его сознании тихие, едва слышные слова отца. Сухие, холодные, безразличные.
Когда он вернулся в свои апартаменты, рубашка его уже насквозь была пропитана водой, с волос стекали за шиворот капли, а сам он дрожал, стиснув изо всех сил зубы – но теперь уже это было от холода. Были ли у него сейчас хоть какие-то желания? Если и были – он о них ничего не знал. Зато точно знал, что теперь делать с Джейме Ланнистером, который уже, наверное, спал в отведенных ему гостевых покоях. Сможет ли уснуть сегодня ночью Рамси Болтон? Сейчас это было безразлично даже ему самому.
Он кликнул слугу. Не затем, чтобы ему принесли еще одну бутылку вина; не затем, чтобы сменили одеяло на его постели на более толстое и теплое, не затем, чтобы позвали мейстера Квиберна, у которого всегда нашлось бы для Рамси снотворное – стоит только пожелать.
- Позовите ко мне Пиа – негромко попросил молодой мужчина, «причесывая» ледяными пальцами влажные волосы и откидывая их с бледного лба – Побыстрее.
Мальчик-чашник, еще недавно ставший свидетелем вспышки гнева со стороны Рамси, отправился выполнять данное ему поручение, вероятно считая, что хозяин замка решил перебить вызванные новыми новостями негативные чувства присутствием красивой и ласковой женщины, что ж, оно было бы и понятно. Многие смотрели на эту девушку с плохо скрываемым желанием во взгляде – она женственна, мила, у нее красивый мелодичный голос, способный успокоить своим звучанием даже самого свирепого льва. Внимание такой женщины никогда не повредит мужчине – не будет оно лишним и для Джейме Ланнистера, тем более, что сегодня она уже успела принять с Цареубийцей ванну...по собственной воле.

Красотка Пиа чистила большой щеткой котел из-под тушеного мяса, которое подгорело. Ее руки были по локоть испачканы сажей, которой она то и дело обильно посыпала прилипшую к котлу гарь, чтобы отмыть. Лоб и нос тоже были запачканы, потому как она время от времени смахивала грязными руками упавшие на глаза локоны или чесала нос. Ее глаза грозили закрыться от усталости и недосыпания, сила в руках иссякла, и гарь совсем не поддавалась, намертво прилипнув к котлу.
- Пиа! - кухарка, следящая за приготовлением вина с пряностями, толкнула красотку плечом. - Спишь на ходу, а?
Пиа, бросив на подругу короткий взгляд, не ответила и принялась тереть сильнее.
- Может, вина? - хитро прищурив взгляд произнесла та. - Уже почти готово, - она зачерпнула ложкой вино и, подув на него пару раз, попробовала.
- Ох, нет, - Пиа вновь смахнула упавшие на глаза волосы, оставив на лбу еще одну темно-серую полоску. - Вино окончательно меня усыпит...
- Как хочешь, - ответила ей кухарка и наполнила один бокал для себя. - Как тебе Ланнистер, а? Рассказывай, я знаю, что ты была с ним сегодня, - она сделала глоток.
- Да, - нехотя начала Пиа, не останавливая свою работу. - Он болен и слаб, но... - она подняла глазки к потолку и замерла, - прекрасен, как во всех моих снах, - и снова принялась тереть котел.
- А как он... - кухарка подмигнула. - Ну... Там...
- Не знаю, - Пиа пожала плечами, стараясь пока не вспоминать о том, как коснулась его бедер. - Он меня не захотел, а я... я не настаивала.
- Пф, не захотел, - кухарка поежилась. - Это не возможно! С твоими-то сиськами! - она хрюкнула, начиная смеяться, но поперхнулась вином и закашлялась.
Пиа засмеялась над ней, покрасневшей от кашля, подошла и похлопала подругу по спине запястьем, чтобы не запачкать. Когда та откашлялась, залилась смехом еще громче Пии и, схватив ее за грудь обеими руками, сквозь смех забормотала низким голосом:
- Ах, Пиа, Ваши титечки прекрасны! - она покрутила их. - Не соизволит ли такая красотка попрыгать на моем львином члене? - она старательно давила смех. - А то я так слаб, что сам не могу справиться! - она вскинула голову, закатила глазки и приложила ладошку ко лбу, будто вот-вот упадет в обморок.
- Да ну тебя! - Пия захотела ее шутя ударить, но грязные руки не позволяли, потому она толкнула ее бедром.
- Как ты позволяешь себе разговаривать с Ланнистером! - кухарка схватила лежащее на столе полотенце и хлопнула им Пию по ягодицам. - Маленькая наглая шлюшка! Раздевайся, тебе лев говорит!
Пия завизжала и побежала по кухне, ее подруга бросилась за ней, иногда попадая полотенцем по пояснице и ниже, выкрикая попутно пошлые шуточки низким «мужским» голосом.
- Э... - на кухню заглянул мальчик чашник. - Пия?
- Да, слепой что ли? - она пробежала мимо него.
- Тебя милорд к себе требует, - чашник сказал это так, будто она его обидела.
- Милорд? - Пия стукнулась коленкой о стул и запищала от боли, прыгая на одной ноге. - Бастард Болтон что ли? - кухарка догнала ее и, обняв за талию, укусила в плечо. - Сукина дочка! Прекрати!
- Болтон! - еще более обиженно воскликнул чашник. - И он сказал быстро!
- Раздевайся! - басила кухарка. - Или лев перегрызет твою шею! Ар-р-р!
- Какой лев, дуреха! - Пиа вырывалась из ее объятий всеми силами. - Мне к милорду надо срочно.
- О... - кухарка отпустила ее. - Это даже интересней. Мы ведь еще не знаем что у нового хозяина Харренхола в штанах. Да, Пиа?
Пиа звонко рассмеялась, подруга поддержала ее.
- Налить тебе кувшин вина, дорогая?
- Да, спасибо, - Пиа посмотрела на руки, на коленку, которую запачкала ими, попыталась убрать упавшие на лицо локоны, но только запачкала щеки. - Боги, я вся измазалась...
- Милорд не просил вина, - стоял на своем мальчик, - он просил поторопиться...
- Брысь! - рявкнула на него кухарка, мальчик тут же скрылся из виду. - Пойди умойся, я пока найду чистый кувшин. Тебе дать два бокала или один? - она подмигнула.
- Один, - Пия хихикнула. - Надеюсь, я донесу его и не усну по пути.

Кувшин с горячим вином был обернут большим белым полотенцем, чтобы не обжигал пальцы, и походил на младенца в пеленках. Тепло вина наполнило ткань и грело руки Пии, чистенькие и сухие, как и лицо. Она успела быстро умыться, расчесать волосы и подвести глаза лучиной. По пути к покоям лорда, которые сейчас занимал младший Болтон, Пия дважды услышала, что впредь ободранный человек заодно со львом, что превращало Джейме Ланнистера в гостя, а не пленника. От чашника она узнала, что Рамси не в духе, он посоветовал ей не нести ему вино, а только узнать чего он хотел и поскорее убираться, на что она лишь фыркнула и крепче сжала кувшин. Холодная вода, которой Пия умывалась, отогнала сонливость, но лишь ненадолго, а тепло вина, что мягко грело руки, навевало умиротворение.
- Милорд, - произнесла Пия, переступив порог его покоев, чтобы дать знать, что она уже здесь. - Вы звали меня?
Она нашла его глазами в спальне и направилась туда, ступая легко и бесшумно.
- Я позволила себе принести для Вас горячее вино, решила, что не будет лишним.
Он стоял к ней спиной, высокий и стройный, великолепный мужчина, который только вчера был бастардом и Пие вровень, а сегодня она уже называет его милордом и обязана выполнить любой приказ. К такому просто так на коленки не сядешь... - разочарованно смекнула девушка, поставив кувшин и бокал на стол.
- Мой милорд... - ахнула она, увидев, как с его волос стекают капли воды, а рубашка, насквозь мокрая, прилипла к телу. - Вы выходили под дождь без плаща? - Пия сняла с кувшина полотенце и подошла с ним в руках к Рамси вплотную, посмотрев на бледное с острыми чертами лицо. - Позвольте, - встав на цыпочки, она накинула на его плечи полотенце, еще теплое, и провела его уголочком по лбу, виску и скуле мужчины, медленно, вглядываясь в пока новое для нее лицо. - Вы не бережете себя, мой милорд. Так недолго и заболеть, - и провела полотенцем по второй скуле.

Огонь, разведенный слугами в камине, только-только начал заниматься, и первые языки яркого пламени лизнули, наконец, его каменные стены. Рамси стоял посреди этой теплой, уютной и даже довольно сносно освещенной комнаты, но чувствовал себя так, словно все еще находился на стенах Харренхолла, и пронизывающий ветер резал само его существо до самых костей. Холод отрезвлял, подобно тому, как отрезвляет резкая, безжалостная пощечина; гасил лишние, ненужные чувства, пробуждал разум, возвращая способность думать, успокаивал и загонял в темный угол демона Рамси. Яростного, неудержимого, полного злости, обиды и полынной горечи, от которой еще пуще темнела зелень глаз молодого Болтона. Сейчас этот демон сидел в нем, сдерживаемый возведенными вокруг высокими, ледяными стенами, и зализывал только что нанесенную ему рану. Порой сила собственного темперамента пугала Рамси - но она же всегда поддерживала его, не давая споткнуться или упасть, благодаря ей он всегда вставал с земли, как бы тяжело не был до этого ранен. И он скорее умрет, чем позволит кому-то стать свидетелем собственной временной слабости - именно поэтому с таким исступлением он кричал "ВОН!" перепуганным слугам в момент, когда ощутил мелкую дрожь в своих пальцах. Чужим людям, которым не собирался показывать ничего, кроме уверенного спокойствия.
Сейчас он почти уже пришел в себя. Люди, что разожгли в камине огонь, поначалу кидали на Рамси настороженные взгляды вскользь, но теперь он не повышал на них голоса, равно как и не думал пугать кого-то резкими жестами – это было последнее из того, чем Рамси стал бы заниматься намеренно.
Черты его лица, заострившиеся от холода, словно прихватил лед, и, не смотря на исходящее от огня камина тепло, мужчина оставался все так же, бледен. Холодная вода сверкала мелкими каплями на ресницах, стекала по скулам, шее, просачивалась с пропитанных ею бриджей в высокие черные сапоги. Только изумрудная зелень, искрящаяся болезненно-яркими огнями, говорила о том, что демон еще здесь. Он всегда был рядом – когда в большей, а когда в меньшей степени. Рамси поднял правую руку и вытянул бледные пальцы, проверяя, не дрожат ли.
Нет.
Уголки губ мужчины едва заметно приподнялись. Он словно проверял самого себя – все ли в порядке, все ли на месте, все ли исправно в той же степени, что и раньше? Пугало только собственное сердце – оно почти не билось, и как Рамси ни прислушивался, он не мог ощутить этих ударов, настолько они были слабы.
Медленно, постепенно оживали в его голове, исчезнувшие было, мысли. Вновь, уже в своем воображении, сын Русе Болтона перечитывал адресованное ему письмо – уже не как сын, но как вассал, как командир вверенной ему крепости. Теперь они в союзе с Ланнистерами. Значит, король Севера Робб Старк убит – и убит прямо в Близнецах. Во время свадьбы или после нее – значения не имело. Значит, Русе Болтон возвращается в Харренхолл и ожидать его можно примерно через 4, максимум через 5 дней. Рамси опустил руку.
- Милорд. Вы звали меня?
Девичий голос коснулся слуха хозяина замка, отвлекая его от холодных, рассудочных раздумий о ближайшем будущем. Он уже успел забыть, что звал кого-то к себе, не говоря уже об ответе на вопрос «зачем». Понадобилось целых три секунды, чтобы вспомнить – но в отличие от Рамси, Пиа не теряла даром даже этого времени, продолжая обращенный к нему монолог и шаг за шагом приближаясь к холодному, внутренне напряженному мужчине без страха вызвать у него новую вспышку злости дикого, никем не прирученного зверя. Смысл ее слов доходил до Рамси с трудом – мужчина никак не отреагировал на исполненные дежурным беспокойством фразы, словно они и вовсе были обращены не к нему, и только тогда, когда девушка подошла к нему вплотную, сын Русе Болтона впервые взглянул ей в лицо.
Большие темные глаза Пиа показались ему почти по-детски наивными, а сама она выглядела простой, непосредственной и… милой особой. В ее голосе он услышал такой род мягкого беспокойства, которое не бывает обращено к кому-то конкретному, а скорее призвано охватить своим теплом всех, кто находится в радиусе его досягаемости. Поведение девушки, слишком смелое (или глупое?) для служанки, могло бы вызвать со стороны Рамси вопросы, не будь отцовского письма и выхода под дождь, на стены Харренхолла. Сейчас же, глядя на нее, он чувствовал лишь одно: от нее пахнет мылом.
От него же веяло дождем, холодом ночи и слабым, терпким запахом вина.
- Позвольте-
Запах мыла чуть усилился, когда Пиа приподнялась на цыпочки и накинула ему на плечи еще теплое полотенце; прикосновение чужих рук к его плечам заставило Рамси вздрогнуть, словно от удара тока; мышцы на его теле напряглись, проступая сквозь ткань более четкими контурами, нежели доселе. В глазах, до рези ярких, полыхнули огни – теплое полотенце аккуратно касалось скул мужчины, в то время как сама молодая женщина как будто не замечала перемен в нем и продолжала говорить с Рамси так, словно он был ее малым ребенком.
- Вы не бережете себя, мой милорд. Так недолго и заболеть - теперь уже он слышал ее слова четко и ясно, теперь уже они вполне доходили до его разума, не теряя на пол пути смысл. Она коснулась второй его скулы – и ровно в этот момент на запястье женщины сомкнулись стальной хваткой холодные, сильные пальцы. Прохладная улыбка, тронувшая губы Болтона, не умерила пламени его взгляда. Чего ожидала от него хорошенькая служанка?
- Твоего беспокойства хватило и на меня – негромко произнес Рамси, слегка отводя руку женщины от своего лица. Обманчивая мягкость тона обволакивала, словно угрожая и одновременно обещая что-то той, что стояла сейчас перед Болтоном. – Я тронут.
Еще чуть-чуть, и его слова прозвучали бы, как издевка. Лорды Харенхолла сменяют друг друга столь часто, что любви простой прислуги на всех них разом не хватит, это понял бы даже самый непроходимый идиот на свете.
- А тронут ли был Джейме Ланнистер?
Улыбка на губах Рамси померкла – в то время как его скулы начинали медленно обретать краску румянца; способность ощущать тепло возвращалась к нему, но вместе с ней возвращался и промозглый холод мокрой одежды. По спине неприятно пробежалась холодная дрожь, и мужчина отпустил руку Пиа, словно не желая делиться с ней своими ощущениями.
Отступив от молодой женщины на пару секунд, Рамси вновь подошел к камину, по пути вытаскивая пуговицы из мокрых петель. Спустя минуту рубашка была отправлена резким взмахом руки на ближайшее кресло. Теперь лишь медное кольцо, подвешенное на грубой веревке, поблескивало в свете огней на груди полуобнаженного мужчины.
- Горячее вино не помешает – произнес он уже более ровно – Налей, пока не остыло.
Есть две вещи, на которые можно смотреть целую вечность. Это огонь – и женская грудь.
Улыбка вновь оживила черты лица Рамси, когда он отвел взгляд от камина и вновь перевел его на Пиа, обдавая всю ее фигуру жгучей зеленью своего внимания. Взгляд Болтона прошелся острым кинжалом по ее шее, груди, талии, бедрам, сокрытым длинной юбкой ногам. В том, что ноги у нее стройные, он был уверен так же, как и в том, что это великолепие уже успели лицезреть если не все - то большинство проживающих в замке мужчин.

Он был серьезен и красив. Его пальцы были подобны его телу: стройные, сильные и холодные. Он был из тех исключений самцов, которые не впивались в губы Пии при первой возможности, и это будоражило ее сознание, давая понять, что перед ней эксклюзив, который так редко попадался среди мужчин. Но кроме исключительности в милорде Рамси было и многое другое, что давало девушке лишний повод отогнать сон и использовать редкую возможность близости.
- А тронут ли был Джейме Ланнистер? – произнес он, а она коснулась взглядом контура его губ.
И только после милорд отпустил ее запястье.
Джейме Ланнистер? Джейме Ланнистер? Брось, милорд, еще пара таких взглядов, и в моих снах его место займешь ты. На месяц, не меньше! Он слаб, мой милорд… Мой. Милорд. Очень слаб. В отличие от тебя… Рамси расстегивал рубашку. Я сомневаюсь… Нет сомнений! …смог бы ли он вообще… Ты – смог бы. …захотеть… Да… Хочу… И кисть ее скользнула по женской шее, ухватившись за завязки, стягивающие две половинки воротника ее платья. …женщину. Меня. И Пия дернула за один из кончиков ленты, связывающей бантиком воротник на ее шее.
Лента с шеи была медленно вытянута из тугих петель воротника и бесшумно упала на пол. Ее шея оголилась, давая лицезреть ключицы и пологий верх груди.
Пия наблюдала, как обнажаются плечи ее лорда, давая ей полюбоваться играющими в свете камина мышцами его спины. Но это, как и все предшествующее, померкло, когда рубашка была снята. Пие казалось, что она спит. Нет, если бы она спала, то видела бы торс Рамси спереди. А перед ней была лишь спина, притягивающая взгляд к стройной талии.
- Горячее вино не помешает. Налей, пока не остыло…
- Как желаете, - произнесла Пиа заученную фразу, которую она использовала из года в год.
Ясность пришла в ее ум, когда она коснулась пальцами горячего кувшина. Ее место там, где нужно подавать вино и драить грязную посуду. А его место выше – там, где таким, как она, отдают приказы. И уже не важно, что он бастард. Куда важнее то, что он – лорд Харренхолла, пусть и заслуживает этого не больше, чем сама Красотка Пиа. Можно считать, что ему повезло. Напротив, можно считать титул невезением и карой. Но единственное, в чем не могло быть сомнений, это цена Пии. Меньше мгновения физического желания. Меньше стекавших по его холодной коже капель дождя.
И Пиа поступила также, как и сегодня при встрече с сиром Ланнистером: опустила взгляд, затушив вспыхнувшие чувства подобно горящей восковой свече, которая еще долго после своей смерти пускает серые ленты дыма в воздух и воняет воском, и приняла законное место пешки в партии шахмат куда более высоких господ, даруя себя власти своего хозяина. Пожертвует ли он ею или предпочтет повременить?
Она бесшумно ступила назад и присела, чтобы поднять ленту, что ранее связывала ее воротник; взяла ее и поднялась на ноги, обернула ленту пару раз вокруг левой ладони и вернулась к столу, чтобы налить милорду бокал вина.
- Вы… - она взялась за кувшин обеими руками, - желаете… - он обжигал руки, она терпела, наклоняя кувшин, - чтобы я… - красная жидкость красиво полилась в бокал, быстро наполняя его, - вновь навестила сира Джейме? – и, когда бокал наполнился чуть больше половины, ее руки будто вспыхнули пламенем и разжались, выпуская кувшин.
Он разбился на дюжину осколков, окрасив скатерть на столе в розовый. Пиа взвизгнула, отпрыгнув назад, чтобы не обжечь ноги брызгами, но опоздала, и ее платье украсили красные пятна обжигающего кожу вина.
Почувствовала ли она их? Нет. Все ее чувства устремились в левую ладонь, из которой торчал окровавленный осколок кувшина, разрезавший ленту, обернутую вокруг нее, и вошедший плоть почти на дюйм. Она тут же выдернула его с коротким стоном и замерла, наблюдая за тем, как белая лента с ее шеи медленно окрашивается ярко-алым пятном.
А бокал так и остался стоять на столе, как молодой Болтон: высокий, стройный и непоколебимый, с обжигающей красной жидкостью внутри.

Глядя на пляшущее в камине пламя, Рамси внимательно вслушивался скорее в тембр голоса молодой женщины, нежели в сам смысл ее слов, который и так прекрасно доходил до него безо всяких на то усилий. Ее голос действительно был приятен на слух - мелодичный, негромкий, женственный, он словно призван был окутывать мужчин легкими, но крепкими сетями, из которых затем они с трудом оказываются способны вырваться. В нем ощущалось легкое тепло, чувственность и даже намек на желание, что мягким касанием тронуло мужское начало Рамси, заставив слабо шевельнуться в нем что-то... мужчину, который готов выйти на обращенный к нему зов томимой негой женщины. Слова Пии касались его слуха мелодично и ласково, так, словно она уже ласкала обнаженными пальцами его плечи, плавно переходя на грудь и ниже... Он ощутил, как напряглась его плоть, натягивая мокрую ткань крепко завязанных бриджей.
- Как желаете – донеслось до его разума, и Рамси обернулся, вновь опаляя взглядом полуобнаженные плечи Пиа, ее сокрытую тканью платья грудь и тонкий стан, плавно переходящий в округлости бедер. Хотелось подойти к женщине вплотную, усадить ее на стол и задрать наверх длинные тряпки юбок, нетерпеливо лаская ладонями обнаженный шелк девичьей кожи. Он бы дождался момента, когда его пальцы начнут тонуть в горячей влаге ее лона, легко и быстро погружаясь в него до самого основания – а затем овладел бы ею скоро и резко, с силой сжимая девичье тело в крепких объятиях.
Ожидаемый и главное, реалистичный сценарий.
Если бы не слова, что остановили его, уже готового было сделать шаг вперед, заставив взлететь вверх черные брови в выражении немого, насмешливо-прохладного удивления. Тихое журчание наливаемого в бокал вина, треск огня в камине – Рамси уже готов бы ответить на поставленный перед ним вопрос и ответить достаточно благосклонно, но…
Резкий грохот разлетевшегося вдребезги кувшина окончательно разбил умиротворяющую, так явно потеплевшую было атмосферу на сотни холодных, острых осколков, а пронзительный женский визг грубо расколол образ нежной и чувственной Пии, чьи сладкие стоны Рамси уже мысленно начинал представлять. Теперь же он слышал скорее драную, дворовую кошку, которой случайно наступили на хвост, а быстро разливающаяся по скатерти винная лужа и вовсе спровоцировала виток раздражения, медленно, но верно переходящего в холодную злость. За сегодня ему уже порядком осточертели звуки бьющейся посуды и виды растекающегося по разного рода поверхностям вина – в одно мгновение, меньше чем за секунду, Пиа превратилась из желанной женщины в криворукую прислугу, своей неуклюжестью способную лишь раздражать.
Алые пятна, черепки разбитого кувшина, кровь… Рамси поморщился. Жар огня стремительно покидал сверкающую – теперь уже холодными льдинками – зелень глаз мужчины. Невозмутимо, даже с какой-то жестокостью в чертах, он наблюдал за тем, как она выдернула окровавленный осколок из своей маленькой ладони.
Ты все испортила.
Не говоря ни слова, Рамси вытащил из кармана бриджей, каким-то чудом почти сухой, белый платок и одним движением разорвал его на две более тонкие полосы.
- Ты очень неловкая – холодно произнес он, неторопливо сокращая расстояние между собой и Пиа.
- Дай сюда
Пальцы мужчины, теперь уже теплые, вновь сомкнулись на запястье «раненой» руки. Не глядя более молодой женщине в лицо, сын Русе Болтона избавился от ненужной сейчас белой ленты, совершенно не годной для перевязки подобных ранок, и для перевязки вообще.
В его жестах не было заботы или нежности. Быстро, методично, не заботясь о том, больно ей или нет, Рамси «перебинтовал» маленькую девичью кисть – четко зная, что и как нужно делать, чтобы быстро остановить кровь, хотя, видят боги, ему скорее пристало бы просто выгнать ее, приказав перед этим зайти к Джейме Ланнистеру со второй попыткой дня через три, но уж никак не пачкать пальцы ее кровью. Внимание или заботу с его стороны она еще не заслужила – а если бы он вытирал сопли каждой из снующих на кухне служанок, ни на что другое у него просто не осталось бы времени. Что уж говорить о какой-то там обороне Харренхолла!
- Если будешь обращаться с сиром Джейме так же, как с этим кувшином, я отправлю тебя к Варго Хоуту. - ровно продолжил Рамси, завязывая последний узелок на красно-белой повязке – Изучишь его вкусы заранее - он ведь скоро станет твоим лордом.
Взгляд мужчины вновь остановился на ее лице. На какое-то мгновение ему стало ее почти жалко. Сохранит ли красотка миловидное личико с таким хозяином, как Козел?
Сжатые губы, четко очерченные скулы, жесткость тонких черт – пальцы Рамси коснулись ее подбородка, приподнимая девичью головку; внимательная, изумрудная зелень взгляда казалось, призвана была проникнуть в саму сердцевину существа женщины в поисках ответа на какой-то неведомый вопрос.
- У тебя есть три дня, чтобы подготовиться ко второй попытке. Постарайся не разочаровать меня, милая.
Его голос потеплел и звучал сейчас почти ласково, а взгляд мог обещать все, что угодно- от немедленной казни до помилования.

Тряпки для пола были в нижнем ящике комода у входа в покои лорда. Выше вместе с полотенцами лежали и свежие скатерти. Лужу вина нужно было вытереть, скатерть заменить на чистую, а после едва слышно попросить прощения и выйти, опустив взгляд. Пиа чувствовала себя глупо настолько, что хотела скрыться, спрятаться, убежать и не попадаться на глаза лорду, считающего ее никчемной криворукой служанкой, которая только и может, что бить его посуду и разливать вкусное вино. Но вся цепочка действий, все обязанности, весь стыд и способность думать иссякли в секунду, когда Пия подняла взгляд на своего лорда.
Могла ли она сейчас взглянуть в его лицо? Отнюдь. На влажном от дождя рельефе его кожи играл свет огня, натягивая пелену на глаза девушки, она медленно моргнула, но это не помогло. Как жаль было Пие, до боли в сердце жаль, что она сейчас не свет, не воздух, движимый легким выдохом, что касаются его тела ненавязчиво и безнаказанно, скользят по скрытым бледной кожей мышцам груди и пресса, огибают плечи и предплечья, едва напрягшиеся, чтобы разорвать платок. Пиа думала, как красиво его тело в возбуждении женщиной или сражением, о том, как будут красивы его руки и торс, когда он занесет меч над головой, о том, что всю эту красоту глупые мужчины прячут за доспехами, холодными и толстыми, прячут самое беспощадное оружие против женщин, сводящее их с ума за доли секунды. А сейчас он, красивый до безумия, стоял перед ней, держа ее руку в своих, лишая последних капель рассудка. И она чувствовала себя безумной, не понимая такова ли на самом деле, но ее бесстыдный, скользящий по мужскому телу взгляд, ясно говорил «Да, да! Ты – глупая похотливая криворучка, которая скоро заработает своей дерзостью пару синяков на милом личике или даже отправится…»
- …к Варго Хоуту.
Варго Хоуту!? И резкая боль пронзила ее ладонь ледяным осколком, побежавшим по венам к самому сердцу, вспарывая их по пути. Пия рефлекторно сжала пальцы перебинтованной руки, схватив ими пальцы мужчины, туже затянувшие узелок повязки.
Может ли Рамси отправить ее к Козлу только за разбитый кувшин? Или он говорил ей еще что-то? Еще что-то про Джейме? Или про джем? Могла ли она думать, когда подушечки ее пальцев касались его кожи? Нет, зато она могла бояться, и делала это открыто, что читалось в раскрытом без единого звука рте и больших испуганных глазах под изогнувшимися бровками.
Он коснулся ее подбородка, и она дрогнула, одновременно желая и не желая этого, и повернул ее голову к себе, заглянув в глаза.
Взгляд обжег ее холодом и недоступностью, участил ритм сердца и сразил одним ударом наповал. И девушка, уже мертвая, тонула в зелени глаз, стремительно приближаясь ко дну. И впредь ей не нужен был воздух, лишь окутывающая зелень самых глубоких озер, лишь давление толщи воды, тишь тьма и тина на дне станут ее друзьями.
Как ей хотелось ринуться к нему губами, заглушить слова, что он произносил, пустые и бесчувственные, как хотелось прижаться телом так, чтобы он ощутил кожей груди возбуждение ее сосков, как хотелось коснуться, хотя бы коснуться сейчас.
И она это сделала. Ей было нечего терять – она уже умерла на его глазах. Ее кисти легли на мужскую руку, что легко касалась подбородка, лицо скользнуло вниз, в ладонь, уткнувшись носом в мягкую кожу, глубоко вдохнула его запах, закрывая в блаженстве глаза. В кожу женского лица впиталось тепло, его тепло, тепло ее лорда и убийцы, тепло желанного холодного мужчины, разве не для этого она жила? Губы ее открылись в горячем влажном выдохе и тут же сомкнулись на кончиках указательного и среднего пальцев.

Он не удивился бы, вздумай она разрыдаться, додумайся просить его забыть о Варго Хоуте и полностью положиться на ее способности, в которых Рамси уже начинал серьезно сомневаться. Способна ли эта дрожащая рыженькая шлюшка вообще доставить удовольствие мужчине – или же она собирается вымаливать у Джейме Ланнистера близость так же жалко, как вымаливает помилование у Рамси Болтона – у мужчины, который еще ничего ей не сделал? Женщина ли перед ним – или ее изуродованное подобие? Приподнятые брови, открытый в безмолвном страхе рот – сердце Рамси наполнялось жалостью к ней – едкой, щиплющей грудь подобно шипящим каплям диковинного яда. Разве пристало жрице любви бояться мужчину? Разве есть у нее право не знать, что нужно ему от нее после долгого дня, пропитанного запахами стали и крови? Разве она не знает, что, прежде всего, мужчине нужна ласка, мягкое, женственное участие, тепло нежных рук и забота в жестах – как же можно бояться его, зная все это? Как можно было выбросить прочь главное свое оружие? Что может предложить мужчине такая женщина как Пия – одно только свое тело? Тогда она вдвойне несчастна, если искренне верит в то, что этого достаточно. Да и способна ли она вообще что-то предлагать?
Вместо того, чтобы успокоить его, готового обнажить клыки и выпустить острые когти разозленного хищника, вместо того чтобы вновь одурманить мягкостью тона, погасить рассудок теплом скользящих по телу мужчины рук, она вгоняла его в состояние холодного недоумения все сильнее и он… он ощущал приближение нового витка ярости, только теперь уже эта ярость грозила вылиться прямо на рыжеволосую головку глупенькой прелестницы.
Бордовая лужа на полу, острые черепки, кровь на повязке, страх в глазах женщины… Он ощущал себя центром какого-то беспорядочного хаоса. Не этого хотел Рамси Болтон от сегодняшнего вечера. Не это он хотел увидеть.
Жар ее дыхания, опалившего вдруг его ладонь, едва не заставил хозяина замка вздрогнуть – уже второй раз за сегодняшний вечер. Что несло в себе робкое тепло поцелуя, породившего волну мурашек, хлынувших от кончиков пальцев к запястью, и далее – по переплетениям вен - к локтю? Страх. Она боялась его. Неужели попыталась ТАК откупиться от угрозы, которую он всего-навсего озвучил, но не грозил немедля выполнить? Неужели думает, он не знал, что способна подарить мужчине женщина, в том случае если она действительно желает его близости? Эта же боялась его, стремилась загладить свой промах – но видимо считала его таким чудовищем, что большего, чем этот поцелуй, не способна была дать ему даже при желании пересилить холод своего страха. Шлюха – и так робка с ним. Насколько же она на самом деле не хочет его близости и как исступленно пытается ему лгать….
Он принял бы поцелуй в губы, жар прикосновений и дрожь ее тела – но она хотела другого: лишь уверить в том, чего нет. Чтобы он только не трогал ее.
Резкая, неприятная волна окатила холодным ударом его чувства, исказив черты лица Рамси старой, затаенной болью вновь открывшейся раны. Лживая сучка видит в нем монстра; что же… монстра она и получит.
Резко, с силой – он вырвал у нее свою руку так, как будто клыки змеи, а не чувственные губы красивой женщины прикасались сейчас к его коже. Как будто она собиралась напитать ядом его кровь, пронзив вены предательским укусом.
Скулы Рамси окрасил румянец – яркий и жгучий, в зеленых глазах бесновалось яростное пламя возмущения, смешанное с безумным холодом едва контролируемой ярости. Это был коктейль таких эмоций, которые, соединившись в одном сосуде, могут произвести лишь взрыв, сметающий на своем пути все живое.
Ярость звенела в его голосе тысячами ядовитых, спущенных с тугой тетивы стрел, когда он, пытаясь справится с учащающимся дыханием, прошипел, едва сдерживая клокочущее в груди бешенство:
- Не смей мне лгать, маленькая дрянь
Черты его лица исказились смешанным с яростью гадливым презрением – ярко, выразительно, добавляя красок в и без того насыщенную и разнообразную палитру образа Рамси Болтона.
Та самая ладонь, чьи пальцы еще несколько секунд назад целовала молодая женщина, взметнулась вверх резко и быстро; ответом жалкой попытке обмануть, ввести в заблуждение, стала тяжелая и звонкая пощечина, мигом окрасившая левую сторону личика Пии алым румянцем. Да, он ударил ее - ударил с чувством, с экспрессией клокочущей страсти, столь явно присущей его натуре. Ударил так, что она, не устояв на ногах, упала прямо в бордовую лужу ею же пролитого вина – и теперь ее окружали лишь расколотые, острые черепки, грозящие стать олицетворением ее собственной жизни.
- Не смей играть со мной – продолжил он, уже даже не пытаясь казаться спокойным. Медленно, сверкая всей своей яростью, Рамси приближался к поверженной девице и мелкие осколки, бывшие ранее частями кувшина, хрустели под подошвами его сапог, рассыпаясь на еще более маленькие и почти незаметные невооруженному глазу.
- Кричи громко и молись своим Семерым, чтобы я поверил тебе
Голос мужчины напоминал сейчас скорее приглушенное рычание дикого зверя, нежели голос человеческого существа.
А ведь он мог быть даже ласков с ней, если бы только она этого хотела, мог быть внимателен этой ночью, даже мог сделать своей целью доставить этой маленькой рыжей шлюхе удовольствие - но ничего этого она от него не хотела, зато заслужила ярость вновь разбуженного ею монстра и боль, что он уже успел причинить ей.
Он опустился перед ней на колени, уже не беспокоясь об опрятном виде собственных бриджей. Резко, с силой и яростью, развернул женщину спиной к себе, пододвинув хрупкое тело ближе, толкнул ладонью в спину, заставляя ее прогнуться, и одним жестом задрал наверх пропитанные винными пятнами юбки.
Завязки бриджей едва выдерживали натиск вновь восставшей мужской силы, проявившей себя моментально – стоило лишь оголиться округлым, бархатным на ощупь ягодицам женщины, однако теперь уже Рамси не собирался тратить время на прелюдии. Он хотел лишь взять свою дань – взять прямо сейчас.
И взял. Резко, беспощадно, глубоко, властно и яростно, не боясь причинить боль, не думая о ней; сильные пальцы мужчины сжимали округлости ее бедер, угрожая оставить на нежной коже явственно различимые синяки. Прикусив до крови губу, он отдавался скорому ритму страстного и жестокого танца, в котором не содержалось ни капли любви или ласки. Он не жалел ни себя, ни тем более ее, вкладывая все свои силы в каждый новый, беспощадно яростный толчок. Молодой, сильный, выносливый – казалось, он готов был растерзать ее в кровь, спалить в огне своей бешеной энергии, выплескивая, подобно проснувшемуся вулкану, огненные сгустки злости и ярости, хотя лживая, лицемерная шлюха не заслуживала даже этого.

Тысяча вопросов.
Ложь? Когда и в чем Пиа солгала? Разве не было все написано на ее лице? Разве не говорил за нее огонь ее губ? Разве могла она лгать? Ему? Она? Способна ли вообще Пиа на ложь?
А игра? Во что она играла? Играла ли вообще? И по чьим правилам? Даже если игра и была, проиграла ли Пиа окончательно? Стоит ли попытаться отыграться или лучше поберечь собственную шкуру?
Но вопросы рассыпались сотнями осколков среди черепков кувшина, разбитые пощечиной, взглядом и прикосновениями мужчины, единственного, кто мог на них ответить. Но Пиа не была из тех людей, кто вправе спрашивать.
И потому она повиновалась, а он действовал быстро, не давая возможности принять взвешенные решения.
Ему стоило лишь сказать, что он хочет ее, дать хотя бы намек на это, и все, чему научили Пию ее многочисленные мужчины, обрушилось бы на него огненным дождем страсти желающей близости женщины, желающей его немедленно и без остатка, такого близкого и далекого одновременно. Но лорд ударил ее, обвиняя во лжи, приказал не играть в игру, о которой Пиа даже не подозревала, до смерти перепугавшись, приказал кричать громче, задирая юбки, а Пие оставалось лишь повиноваться во всем, даже в последнем.
Пиа вскрикнула в первый раз, когда упала на пол, а один из глиняных осколков впился в ее ладонь, она отшвырнула его в сторону; вскрикнула второй, когда мужчина вошел в нее, сухую и неготовую к этому; вскрикнула еще раз чуть позже, уже громче и пронзительнее, когда поняла, что не может терпеть такую боль.
Быть может, он хотел именно этого? Грубого секса, с жестокостью и яростью, вызванной не желанием и возбуждением, а злостью. Быть может, такова сущность Болтона, и он не может иначе воспринять шлюху-простолюдинку, в чьих руках чаще щетки для посуды бывает лишь мужской член? Но почему тогда он так зол на нее, раз она дает ему то, чего он хочет?
Пиа не знала ответов на свои вопросы. Зато она прекрасно знала, что такое боль, как и то, что мужчина не получит и сотой доли должного удовольствия, если она так и будет суха. А разве не для мужского удовольствия она жила? Разве не для этого она здесь, на полу, в луже вина? Разве не обязана она попытаться это исправить?

И Пиа попыталась. Упираясь руками в пол, она извернулась, но Рамси, грубо схватив ее за талию, вновь прижал молодую женщину к себе, еще глубже погрузившись в нее и вызвав этим очередной стон сквозь стиснутые женские зубы. Пиа попыталась еще, но ответ на это оказался еще грубее и резче – Болтон схватил ее одной рукой за шею, второй за волосы и, рванув их тяжелую копну на себя, лишь ускорил темп. Она закричала в голос, подавляя желание выкрикнуть проклятие…
Спустя несколько секунд, пользуясь телом, на время освобожденным от хватки сильных холодных пальцев, Пиа скользнула на пол, повернувшись на бок. Ее лорд тут же отпустил ее шею и волосы и попытался вернуть женщину в исходное положение, на место, но она сопротивлялась, изворачиваясь и перебирая пятками по полу. Упав на спину, она сумела отодвинуться дальше от мужчины – но демон, которого она так неосторожно разбудила в нем, даже не думал давать ей фору, более того – происходящее начинало ему даже нравиться…
Да, она брыкалась, вырывалась, кричала – но вот это уже было по настоящему, вот это было от души – и как искреннее! Дыхание Рамси сбилось, скулы алели румянцем феерически-яркого безумия, глаза сверкали, он почти что задыхался – но со стороны совершенно невозможно было распознать, восторг этому причиной или же жгучее бешенство? Пию, напротив, охватывала паника - ей начинало казаться, что лазейки для нее нет и быть не может. Ее движения сами собой становились резче и сильнее. Она не хотела показаться недоступной или холодной, она лишь пыталась показать, что для близости с ней не обязательно применять силу. Столько силы. Но у нее не получалось - Рамси ее не понимал, ситуация выходила из-под всякого контроля, сжатая в сознании в два человеческих тела – все остальное было размыто пеленой ярости, будто бы вокруг вообще ничто кроме них не существовало.
Когда Пиа упала перед Рамси на спину, больно ударившись лопатками, она взглянула на него: легкую улыбку, смеющиеся глаза с бликами безумия в обоих, напряженные от частого дыхания крылья носа, пульсирующая вена на шее. Если бы у Пии было время испугаться – это случилось бы сейчас. Вместо этого она, пытаясь отползти в сторону, привстала на локтях, а он, до предела распаленный варварским, жестоким танцем, походящим скорее на грубое изнасилование, чем на что-либо иное, рассмеялся хриплым, жгучим, чем дальше – тем вернее звенящим силой какого-то безумного восторга, смехом. Сначала сдавленно – затем смелее, задорнее, громче… Вот теперь Пие конец. Она пропала, погибла, убита хищными лапами молодого лорда замка. Она перестала ощущать биение сердца и жизнь внутри себя – все ее чувства сжались в один дрожащий комочек страха и отчаяния. Она уже ничего не понимала – ею руководствовал лишь инстинкт самосохранения, когда она, панически перебирая ногами, отползла в сторону. Но Болтон остановил ее. Непринужденно и легко, словно все это было не взаправду, словно все происходящее являлось всего лишь какой-то невинной игрой, которая в любой момент может прерваться - он схватил Пиа за икры и дернул на себя, сильно, без жалости, смеясь над ней и словно вовсе не видя перед собой живое существо, полное своих мыслей, желаний, страхов… Как будто он сам стал в эти минуты кем-то совсем другим – и этому другому не было никакого дела до того, насколько громко в этот момент закричало, надрываясь, истязаемое им существо. Он не услышит, не увидит, не поймет. Не поможет. Не отпустит. Сделает только хуже, больнее, жестче.
Он протащил хрупкое тело почти пару футов по полу, так небрежно, как будто Пиа была мешком с картошкой, а вовсе не живой женщиной. Ее спину охватила пламенная боль, она начала брыкаться, с новой силой и яростью; извернувшись, умудрилась ударить его ногой сперва в плечо, потом - еще сильнее - в грудь. Молодец…
Он пытался поймать ее, она не давалась, пинаясь что есть мочи, но сила все равно оставалась на стороне мужчины – мгновение, и цепкие пальцы левой руки сомкнулись на тонкой щиколотке, больно впиваясь в плоть. Он как будто играл с ней, как будто мстил за что-то, но мстил не в полную силу, словно оставляя решающий, заключительный удар на потом. А ей хотелось исчезнуть, провалиться, умереть, лишь бы не играть в эту безумную игру без правил. Она – лишь игрушка в руках кукловода, а его пальцы на щиколотке – тонкая прочная нить, которая не порвется, как бы она ни старалась.
Взгляд мужчины, насмешливый и жгучий, опасно сверкающий азартом игры, но… в то же время осмысленный, ударил ей в самые зрачки, суженные до маленьких бегающих черных бусинок.
- Что, не нравится? – хрипло поинтересовался Рамси, сверкнув яркой усмешкой, еще более оживляющей и без того выразительные черты. – А чего ты хотела?
Милости! – хотелось крикнуть ей, но разве он ее услышит? Это лишь разожжет и без того пылающий костер его бешеного азарта.
Пиа вновь извернулась, стиснув зубы, ударила свободной ногой ему в грудь, дернула что есть сил второй, рванувшись из стальных «объятий» сильных пальцев…. Глупая! Никак не желая сдаться ему, она лишь напрашивалась на лишнюю жестокость с его стороны… Однако градус бурлящего в крови бешенства в крови младшего Болтона падал – и разум вновь начал обнаруживать себя редкими мыслями, вспыхивающими в мозгу ярко и внезапно – словно кометы. Сбавив темп жестокой и скорой схватки, Рамси подарил молодой женщине лишние несколько секунд, бесценных в ее случае, и она немедленно воспользовалась ими. Но как?
Он все еще держал ее за щиколотку – уже не с такой силой как доселе, но все еще крепко. Нечаянно, но с силой, на которую только была способна девушка, Пиа вновь ударила его – и на этот раз угодила пяткой прямо в лицо.
Реакция мужчины оказалась немного запоздалой - он увернулся, но избежать столкновения все равно не сумел – резкий удар пришелся точно в скулу, и стоило благодарить богов, что не в глаз.
Мысли Пии немедленно взорвались от разрушительной вспышки сгустка эмоций, глаза округлились, брови взлетели вверх, пересохшие от дыхания губы раскрылись в безмолвном извинении.
Рамси побледнел. В глазах у него потемнело, и покои лорда Харренхолла погрузились на мгновение в звенящее разноцветными искрами месиво.
Закрыв глаза, он отклонился всем корпусом в сторону, упершись кулаком левой руки в пол. Голова его по инерции запрокинулась – пряди черных волос соскользнули с ровного, бледного лба назад – и упали на лицо мужчины вновь, когда он опустил подбородок – медленно, почти царственно, бледнея при этом с каждой секундной все более.
- Рамси… - из уст Пии вырвался шепот.
Она встала на колени перед ним, пользуясь паузой и забыв про опасения. Потянулась ручкой к его лицу, но не решилась коснуться.
Он не схватился за вспыхнувшую болью скулу, не издал ни единого звука - и вообще казалось, не торопился как-то реагировать на случившееся. Что росло сейчас в опустившейся на него темноте? Новый виток холодной злости? Ответ можно было прочесть в глазах, которые были сейчас закрыты.
Понимая всю ценность подаренной случаем паузы, понимая и то, что медлить нельзя, Пиа решила поставить на кон все, что имела. Если она пропала, то теперь уже пропала окончательно, даже ва-банк ее не спасет. А если шанс все-таки имеется, она может сорвать куш в этой игре и склонить ее в свою пользу.
- Рамси, - повторила она, судорожно развязывая свой передник, - не гневайтесь на меня, - ее голос сперва дрогнул, но после принял привычный мягкий тихий тон. – Скажите, что я должна сделать для вас, только скажите, - с завязками передника было покончено, пальчики девушки принялись за пуговицы на платье. – Я вся ваша, мой лорд, я не вру! – последнее слово ее голос сделал выше и громче. - Я вся ваша и душой… - Пиа взялась за юбки расстегнутого платья и сняла его через голову, взлохматив волосы, - …и телом.
Тонкая полуулыбка слабо коснулась губ мужчины, перерастая в легкую усмешку… Испугалась… Стремится загладить вину. Наверняка руки ее дрожат так же, как дрогнул в самом начале и голос. Пиа старалась привести дыхание в норму, она смотрела перед собой с полными заботы и сожаления глазами. Она боялась, что все испортила. Испортила то, что он хотел, что ему так нравилось… Рамси выдохнул, словно не зная, что ему делать с ней дальше. Отпустить? Бедная девочка наверняка всей душой рвется на кухню после того, что случилось.
Веки мужчины дрогнули – и он открыл, наконец, глаза, тихо мерцающие темной, полынной зеленью, такой насыщенно-глубокой, что невольно вспоминались истории о детях леса. Она тут же утонула в них без остатка, без доли сомнения.
Разбитые черепки…лужи…взгляд Рамси скользнул по обнаженной фигуре Пиа снизу вверх, медленно, не спеша, что рождало в ней тепло и каплю возбуждения. В его взгляде не было похоти – скорее легкое, обволакивающее внимание, разбавленное ноткой немого вопроса «что дальше?».
«Скажите, что я должна сделать для Вас…»
- Ты ничего не должна. – Низкий, ровный, без лишних примесей, голос мужчины мягко касался слуха молодой женщины. Играть Рамси намерен более не был.
- Хочешь остаться со мной – оставайся. Хочешь уйти – уходи.
Хочешь?! Он спрашивает меня, чего я хочу? Ему есть до этого дело?
Пие казалось, что она видит перед собой нового человека, незнакомого, чужого и абсолютно отличного от того, что только что пытался взять ее силой. Но кое-что осталось в нем неизменно – его загадка, его тело, запах его кожи. Такой чарующий, такой притягательный. Стоит ли вновь сыграть с тем, кто меняет маски так искусно и быстро, едва девушка начинает его понимать? Как жаль, что сегодня не ее день, удача не смотрела в ее сторону…
Но что-то дрогнуло и повернулось в ней, щекоча изнутри. Неужели он заразил ее своим азартом? Отнюдь. Она не хотела ни играть, ни думать, ни решать. Пиа – просто шлюха, которой нравится ее работа.
Она, нагая и холодная, приблизилась к Рамси вплотную, мягко проведя пальчиками обеих рук по его ключицам, расставив колени настолько, чтобы бедро мужчины между ними касалось кожи внутренних сторон ее бедер. Она склонила голову к его уху, едва касаясь губами нежно и соблазнительно, выбирая ответ на его вопрос из бесчисленного количества вариантов, что рождала ее фантазия. Но все они были пустыми и глупыми, все казались ей никчемными пустышками, не отражающими то, что она хотела ему сказать.
Зато Пиа умела говорить телом.
Крепко и быстро схватившись руками за плечи мужчины, она прижалась к нему всем телом так сильно, как только могла, и позволила себе поцеловать Рамси в висок, мягко и сухо, затем в скулу, уже крепче, едва коснувшись языком, а после, закрыв веки от удовольствия, под тихий сладостный стон впилась своими губами в его, настойчиво и страстно, лаская руками кожу его рук, плеч и затылка.

Ответа на свой вопрос Рамси не получил; тот поток слов из ее уст, что он уже успел услышать, скорее напоминал лепет перепуганного ребенка, нежели слова, принадлежащие женщине. Она сбросила с себя одежду так быстро, с такой спешкой и судорожной нервозностью в каждом движении, что на мгновение он потерял дар речи, будучи не в силах увязать этот ее поступок с ударом, который она адресовала ему прямо в лицо. Как эта молодая женщина сумела выжить в мире, жестоком и холодном настолько, что любое неповиновение здесь легко может аукнуться немедленной смертью? Не все мужчины столь снисходительны и терпеливы, как Рамси Болтон, с какой то стати простивший незадачливой любовнице все те судорожные удары, которые Пиа обрушила на него, сопротивляясь его воле. Да, он не рыцарь, не принц – но мир не полон принцев, бесформенных в своей угодливости - он полон грязи, похоти и жестокости, полон боли и ярости. Вкус жизни – это вкус крови на губах, вкус стали – ледяной и острой. Именно это нормально, именно это – в порядке вещей. И даже капля доброты и снисходительности сродни внезапному чуду в той густой тьме, что наползала на род людской – чем дальше, тем вернее.
Он не ощущал тепла ее прикосновений, настолько холодной и скованной страхом она казалась ему. Только имя, испуганным шепотом слетевшее с девичьих губ, всколыхнуло в нем что-то, отозвавшееся странным, болезненно-теплым отголоском в груди.
«Рамси… Что же ты, Рамси?»
Крепкое объятие, сухой поцелуй в висок – после всего, что было, затем новый, отозвавшийся лишь ноющей болью в кости. Нужно было приказать ей убираться прочь – но почему-то он этого не сделал, и теперь она просит у него прощения, умоляя не злиться, обещает страсть – и в то же время целует его так, словно он ей брат или сын.
«Я вся Ваша, милорд, я не вру!»
Смешно.
Он сам не заметил, как рассмеялся – снова, только теперь уже его смех оказался лишен тех разрушительных ноток безумия, что звучали в нем еще несколько минут назад.
Он смеялся – легко и беззлобно - причиной был еще стоящий в ушах перепуганный лепет, тонкий, высокий, пронизанный детской мольбой, обращающей всю их ситуацию в какой-то нелепый комедийный фарс. Столько проблем – со шлюхой, чья задача заключалась лишь в том, чтобы раздвинуть перед ним ноги? По правде говоря, Рамси начинал уже серьезно сомневаться в том, что перед ним действительно находится жрица любви.
Он не понимал происходящего. Совсем. Только что она вырывалась, лягалась, только что она была – и до сих пор оставалась, суха, словно холодная Молчаливая Сестра. Мгновение – и вот уже Пиа пытается вновь изобразить перед ним страсть, истинно актриса – перед строим хозяином театральных подмостков. Еще немного, и – он взорвется аплодисментами!
Томный стон, сорвавшийся с губ молодой женщины, прохладно коснулся вновь обретающей свои краски, кожи – и только тогда смех Рамси сошел, наконец, на нет. Что бы он ни говорил и ни думал - помимо воли его внимание вновь обращалось на Пиа, стоило ей только дать ему для этого повод. Вероятно, так выходило потому, что у него уже довольно давно не было женщины.
Горячие пальцы Рамси скользнули по внутренней стороне ее бедра, быстро приближаясь ко входу в недра мягкого и – в идеале – податливого тела молодой прелестницы. Она была суха и холодна – и даже горячий, влажный поцелуй, которым Рамси с охотой ответил перепуганной Пиа - ответил вдумчиво, смакуя вкус ее губ - не исправил всей этой донельзя изломанной многочисленными ошибками, нелепой ситуации.
Ну, хватит.
Он отстранился от нее. Пальцы вновь коснулись шелка ее бедра – уже по пути назад, прочь от сухого и холодного лона.
- Бедная маленькая Пиа – сочувственно произнес он, сверкая множеством лукавых огоньков-смешинок в темной зелени взгляда – Такая красотка – и такая неумелая.
Протянув вперед руку, Рамси аккуратно намотал длинный рыжий локон на свой указательный палец, при этом, медленно изучая взглядом округлую грудь, живот, поросль рыжих волос в самом его низу…
- Жаль.
Черные брови мужчины чуть изогнулись; легко, и даже ласково, Рамси коснулся пальцами свободной руки яремной впадины на ее шее, очерчивая ее контур; медленно, вдумчиво, спустился ниже – на живот, неторопливо и тепло лаская прикосновениями прохладную кожу.
- Ступай на кухню, моя девочка. И поищи себе хорошего учителя, который не поленится потратить на тебя больше, чем одну ночь. А насчет Варго - можешь считать, что я пошутил.
Беззлобно фыркнув, Рамси поднялся на ноги, по пути завязывая шнуровку бриджей; даже жаль, что сегодня он не в настроении удовлетворять потребности первых встречных девушек – тем более, не зная толком о наличии или отсутствии этих потребностей как таковых. Взгляд мужчины вновь упал на рыжеволосую головку молодой женщины; жаль. А ведь вечер мог бы удаться гораздо лучше.

И все-таки в чем-то она была права: все-таки предсказывала такую реакцию, все-таки все испортила. Желание мужчины рядом с ней погибло, как только он увидел в ней человека, а не игрушку, не получив того, что желал. И вопрос о том, чего хочет она, был пустым звуком, зря потревожившим воздух. Теперь Пие казалось, что она ясно видит и сущность ее лорда, как и то, что творится в его голове. Ему не нужны были ни сладость ее слов, ни тепло ее тела, так жаждущего его прикосновений, подобие которых он подарил ей перед тем, как встал. Боль и страх – вот что возбуждало Рамси Болтона. А девушке, попытавшейся открыться перед ним, было место на кухне, что ни капли ее не удивило, лишь уверив в собственной правоте.
Потому она поднялась на ноги вслед за ним, встретившись с усмешкой в его глазах, которая звенела в ее головке, как настоящая. Глаза Пии в ответ были печальны, грустны и безмолвны. Ей было жаль еще больше, но не от того, что у нее не получилось дать мужчине то, что ему было нужно; а тому, что ее лорду, такому красивому и влекущему, не нужно было от нее ни то, ни другое. Он ждал ярости и жестокости, будто Пиа была подобна ему самому и боль ей могла доставить удовольствие.
Пиа склонила голову вбок, глядя на Рамси, и заулыбалась тепло и искренне, как улыбаются, просыпаясь после двенадцатичасового сна от утреннего солнышка. Улыбалась тому, что они все-таки вышли в ничью, ведь лорд не завершил что начал, пусть боль еще напоминала о себе меж женских ног, но это пройдет лишь через пару дней. Все-таки могло быть куда хуже, Пиа была в этом уверена – кто знает, что случилось бы с ней, если бы не случайный удар по лицу.
Губы ее радовались, а глаза грустили в предвкушении пустой холодной постели, которую она так не любила. Но это лучше, чем играть, не зная правил, а Пиа была не способна в них разобраться.
- Как скажете, - произнесла она тихо и мелодично, положив ладонь на грудь мужчины, чтобы привстать на цыпочки и поцеловать его в нижнюю губу, чуть потянув ее. - Мой лорд, - добавила она тише, отстраняясь, жадно подкусывая свои губы, чтобы вкусить, запомнить, прочувствовать вновь их вкус.
Она заметила, что запачкала кожу Рамси своей кровью, просочившейся через повязку на руке. Пиа провела по красному пятну подушечками пальцев, размазав кровь почти до незаметности. Болтон был так холоден, так красив, почти как тогда, в далеком прошлом, когда девушка зашла в его покои с горячим кувшином в руках. И вдруг ее наполнили чувства скорби по образу мужчины, который не вернуть, не вспомнить до мелочей, который впредь не появится. Скорбь была настолько огромной и обжигающей, что раскалила яблоки женских глаз изнутри, улыбка ее тут же погибла, глаза прикрылись, пытаясь сдержать несущийся поток лавы и магмы, но было поздно, и Пиа отвела взгляд влажных глаз в сторону, чтобы не упасть еще ниже перед Болтоном. Ведь что, как не чувства, делают это лучше всего? Над чем, как не над ними, ему веселее смеяться?
Комната обрушилась на Пию резко и безжалостно, как и время, и место, и должности. Она подняла с пола свое мокрое от вина платье, одела его через голову, стоя спиной к мужчине, застегнула пару пуговиц только ради того, чтобы оно держалось. Пряча взгляд, Пиа вышла из спальни, подошла к комоду у двери из покоев лорда Харрехнолла, встала на колени, потянула нижний ящик на себя, открывая. Она думала о том, что сделать это нужно было сразу, немедля, но разве могла она переиграть эту партию? Жаль, что нет. Пиа вытащила из ящика одну из кусков ткани, что предназначались для мойки пола, вернулась в спальню, стараясь избегать взглядом мужчину, стоящего в ней. Она вновь встала на колени и отложила крупные черепки в сторону, остальные собрала тряпкой, вытирая лужу, затем встав правой рукой на пол, дотянулась левой до своего фартука, про который забыла, и, скомкав его, положила вместе с мокрой тряпкой и черепками на стол рядом с кубком красного вина. Пиа пропустила его ножку меж пальцев до самой ладони, приподняла, уже остывший, почти холодный, убрала из-под него мокрую скатерть.
- Ваше… - ее голос подвел ее и дрогнул. Она поставила кубок на дерево стола, с усилием сглотнула, выдержав паузу. – Ваше вино.
И собрала вместе уголки скатерти, свернула все, что стояло на ней в один розово-белый сверток, взяла его и зашагала прочь, быстро и легко ступая по полу, но остановилась в дверях спальни.
Что бы подумал Болтон, если бы знал мысли Пии? Что бы решил, если бы она могла сказать ему все, что хотела? Она повернулась к нему, заглядывая в глаза своими, все еще полными влаги и скорби.
- Жаль, что вам мало чувств, - она произнесла это так, будто сочувствовала ребенку, который съел последний кусок торта, а у нее больше ничего для него не было.
Пиа перехватила сверток удобнее, оторвала свой взгляд от мужчины и поторопилась к входной двери.

Белая, свежевыстиранная нижняя рубаха, надетая через голову, уже сокрыла рельеф торса Рамси от посторонних взглядов, когда Пиа вернулась в его спальню с тряпкой в руках. Краем глаза он видел, как она вытирает с пола проклятую лужу, что так раздражала его самим своим присутствием. Рамси ненавидел беспорядок, внутренне постоянно стремясь к чистоте и комфорту. Острые черепки исчезали в складках половой тряпки один за другим, а на младшего Болтона тем временем снисходило ощущение уюта и спокойствия, не омрачаемого более непонятной ему ситуацией. Привыкший рассматривать женщин исключительно как объект для удовлетворения собственных потребностей, Рамси никогда не допускал ни одну из встречавшихся ему прелестниц выше завязок собственных бриджей, справедливо полагая, что думать о женщинах, пытаясь постичь ломаную логику их мышления занятие как минимум самоубийственное. А потому, действовал он в подобных случаях предельно просто: нравится – беру, не нравится – отшвыриваю прочь, не вступая в торги, не соглашаясь на компромиссы, не слушая. Не чуждый состраданию и сочувствию, он, однако, не торопился проявлять подобные качества перед первой встречной шлюхой, что попытается надавить ему на жалость влажным взглядом и дрожащим от обиды голосом. Ежедневно проявляя волевое давление в отношение всех и каждого, кто встретится ему на пути, постоянно стремясь держать под контролем все, что только находилось в пределах его обзора, Рамси чуял попытки сделать его жертвой чьей то чужой воли буквально «нутром» и заведомо выстраивал вокруг себя целые фортификационные сооружения, призванные выстоять перед лицом любого давления из вне. Разумеется, он допускал возможность ошибок или неточностей в собственном внешнем поведении – но, увы, шлюха с кухни, чье лицо он забудет завтра же, не имела никаких шансов оказаться в списке лиц, которые могли бы заставить младшего Болтона анализировать собственное поведение.
Опустившись на корточки перед камином, огонь в котором уже постепенно начинал угасать, Рамси подбросил оранжевым языкам пламени пару сухих поленьев, наблюдая затем, как огонь лижет светлую поверхность дерева, неторопливо, постепенно обращая ее в угольную черноту. Голос молодой женщины вызвал с его стороны лишь молчаливый кивок – мысли Рамси возвращались к «делам повседневным», к отцу, пребывающему сейчас в стенах Близнецов, к Джейме Ланнистеру, с чьим статусом они, наконец-то, определились. Можно было сказать, что день прошел хорошо – жаль только, не получилось разговора с гостем, хотя о каких разговорах могла идти речь? Сир рыцарь наверняка ни рук, ни ног не чувствовал после того «путешествия», что ему пришлось проделать до того, как он оказался в Харренхолле, а Рамси просто-напросто поторопился с разговором, не сдержав собственного нервозного желания решить все поскорее и желательно разом. Стоило расслабиться и успокоить мысли, дабы не наломать в дальнейшем общении с Джейме Ланнистером дров. Благо, даже против своей воли, Пиа дала ему то, что от нее требовалось – разрядку. Теперь уже Рамси ощущал себя намного спокойнее - и даже изначально враждебное отношение к содержанию отцовского письма сменилось у него ощущением «правильности» происходящего. Все шло, как надо – и ни к чему было изматывать себя лишними ненужными эмоциями.
Однако, растраченную энергию стоило возместить чем – нибудь съедобным; легкий голод отгонял сонливость, что обязательно возьмет верх после очередной трапезы. Рамси был абсолютно уверен в том, что спать он сегодня будет хорошо. Хрустнув костяшками пальцев, молодой мужчина поднялся на ноги. Он уже почти забыл о Пиа в тот момент, когда она обратилась к нему с последним своим высказыванием.
«Жаль, что вам мало чувств»
Чувства? Какие чувства?
Ответом рыжей прелестнице стал недоуменный взгляд, обращенный уже ей в спину; брови Рамси на мгновение сдвинулись к переносице. При всем желании, трудно было понять, как должна звучать эта фраза в переводе с женского языка на мужской. Пожав плечами, сын Русе Болтона подошел к столу, «подцепив» пальцами бокал едва теплого вина и ,поднеся его к губам, сделал глубокий, пряный глоток.