Вся жизнь средневекового общества управлялась лордами, подчиненными королю, а замки были средоточием могущества лордов, то есть земельных аристократов. Это, конечно, сильное упрощение. Многие лорды владели более чем одним замком, а многие замки принадлежали не лордам, а королю, а у многих простых рыцарей замков не было вовсе. Чем крупнее был землевладелец, тем большим числом поместий, городов, деревень, замков, особняков и лесов он обладал. Вся совокупность рассеянных на большой территории земельных угодий называлась владением; например, владения Уорвика охватывали всю земельную собственность графов Уорвикских в Англии и даже немного во Франции. Если у лорда было много замков, то за каждым из них должен был присматривать живший там вельможа высокого ранга, который назывался коннетаблем (констеблем). Таким образом, многие замки, а замки короля все без исключения, помимо своего реального владельца, имели еще и «лорда», постоянным домом которого был этот замок, и часто этот «лорд», констебль, был простым рыцарем. Он поддерживал в округе мир или вел войны в интересах своего верховного лорда. Так, хотя многие замки принадлежали королю, он, естественно, не жил постоянно ни в одном из них. Но сама принадлежность ему множества замков составляла большую часть его могущества. Во многих сотрясавших Англию войнах между королями и мятежными баронами успех или поражение часто зависели от контроля над замками.

Для констебля замок был местом постоянного проживания, если его не переводили в другой замок или если он не лишался своей должности, но крупный лорд, реально владевший замками, постоянно переезжал из одного в другой, посещая по очереди все свои угодья, поместья и замки. Так поступали и короли, ибо они не только царствовали, но и реально управляли; они беспрерывно разъезжали по королевству, посещая самые отдаленные его уголки и редко задерживаясь на одном месте больше нескольких дней. С собой короли возили армию чиновников и слуг; особу короля сопровождал воинский отряд, составленный из членов придворной свиты. С королем обязательно находилась группа лордов королевства со своими отрядами, а также крупные государственные служащие со своей челядью и служащими.

Дороги Европы отличались весьма оживленным движением и были постоянно заполнены путешественниками. Ехали целыми семействами, состоявшими из мужчин и женщин всех классов и сословий. Магнаты путешествовали отчасти потому, что должны были осуществлять личный контроль за делами в своих имениях, а отчасти потому, что должны были потреблять продовольствие в разных поместьях. Большое семейство, остановившееся в замке или особняке на пять-шесть дней, подчистую съедало все запасы. Если бы они задержались дольше, то провизию пришлось бы искать в поле, что грозило неприятными последствиями. Ренту и налоги в то время по большей части собирали натурой – столько-то коров, столько-то свиней, столько-то пшеницы или столько-то птицы, яиц, рыбы, мелкого скота и других продуктов, соответствующих природе района. Их невозможно было долго хранить и было трудно перевозить на большие расстояния, поэтому приходилось съедать на месте. Вот почему, когда налоги и рента в одном районе съедались, семейство отправлялось дальше. Эти постоянные путешествия близко знакомили лордов с их арендаторами и делали личное королевское правление реальным и эффективным, ибо постоянное присутствие короля на землях своего государства делало монарха очень близким к его подданным. Самые первые замки строились прежде всего как крепости; позднейшие замки уже по большей части были резиденциями для проживания. За семь столетий (или около того) эпохи замковой архитектуры их использование в качестве домов для проживания постоянно возрастало, тогда как необходимость в них как в укреплениях столь же неуклонно падала. Даже в XII столетии жилая часть замка доминировала над фортификационной. Вот описание, сделанное в первой половине этого столетия неким Ламбертом Ардрским, который повествует о главной деревянной башне, возведенной в 1117 году на насыпном земляном холме: «Арнольд, лорд Ардра, построил на холме Ардра деревянный дом, превосходящий все прочие дома во Фландрии как по материалу, так и по плотницкой работе. Первый этаж стоит на поверхности земли – в нем располагались погреба, амбары, большие лари, большие бочки, бочонки и другая домашняя утварь. В расположенном выше этаже располагались жилые помещения для обитателей, помимо этого здесь же были кладовые, помещения для пекарей и дворецких, а также большая комната, в которой спали лорд и его супруга. К этой комнате примыкала другая частная комната, спальня для женской прислуги и детей. Во внутренней части большого помещения была еще одна отдельная частная комната, где рано по утрам, или по вечерам, или при недугах и болезнях, или после кровопусканий, или для согревания женщин, или для согревания отлучаемых от груди младенцев обычно разводили огонь. На третьем этаже были мансарды, где по одну сторону находились спальни, в которых ночевали (если они того желали) сыновья лорда, а по другую сторону находились спальни, в которых ночевали (обязательно) дочери лорда. На этом же этаже находились стражники и слуги, приставленные хранить дом. Эти люди спали в разное время здесь же, когда кому положено. В верхнем этаже на восточной стороне дома, в удобном месте, находилась часовня, которая позолотой и картинами напоминала храм Соломона. Там находились также лестницы и переходы с этажа на этаж, из жилых помещений в кухню, из комнаты в комнату, а также из дома в лоджию, где господа имели обыкновение сидеть за беседой или отдыхать, была также лестница, ведущая из лоджии в молельню».

В Средние века стены регулярно мыли – отчасти для красоты, отчасти же для того, чтобы сохранить камень.

Среди слуг и челяди в таких домах всегда находилось много мальчиков разных возрастов, которых выбирали среди детей воинов и благородных дам. Для обучения и воспитания такого рода обычно отбирали мальчиков в возрасте семи-восьми лет. Сначала они были пажами и учились помогать по хозяйству в замке, как правило, под присмотром женщин, но очень скоро такого мальчика начинали приучать к выполнению тех обязанностей, какие будут возложены на него как на оруженосца: работе на конюшнях, псарнях, в вольерах с охотничьими соколами своего господина и в арсенале. Надо было многому научиться в деле ухода за лошадьми, собаками и охотничьими птицами. В арсенале паж учился не только тому, как ухаживать за доспехами и оружием, но и тому, как их делали и как надо их ремонтировать и чинить. Это обучение было не только теоретическим, но и сугубо практическим. Например, паж обучался верховой езде – не только умению сидеть в седле и ездить, но он также учился управлять боевым конем во время поединков и в сражении. Паж должен был узнать повадки различных животных, на которых охотились – не ради развлечения, а ради добычи пропитания. Он учился обращению с различными видами оружия и привыкал носить тяжелые доспехи. Иногда пажей начинали приучать к ношению лат с восьми лет. В оружейной комнате каждого замка были маленькие сбруи для мальчиков разных возрастов. (До сих пор сохранились несколько образцов таких маленьких доспехов, правда, все они были изготовлены позже, уже не в Средние века. Однако до нашего времени сохранились мечи малых размеров – некоторые из них были изготовлены не позже 1250 года. Одни годились для мальчиков семи-восьми лет, другие, имея большие размеры, – для мальчиков десяти – двенадцати лет. Когда пажу исполнялось тринадцать – четырнадцать лет, он становился достаточно сильным, чтобы управляться со «взрослым» оружием.) Потом паж начинал носить доспехи и упражняться с оружием ежедневно, чтобы его мышцы приучались к весу лат, а ум и тело были готовы к ограничениям, которые накладывает вооружение на способность двигаться. Не то чтобы эти доспехи были очень тяжелыми или слишком сильно стесняли движения – вовсе нет. В доспехах можно было двигаться почти так же свободно, как и в обычной одежде, но выработка привычки носить латы и вооружение с самого нежного возраста приводила к тому, что, когда пажу исполнялось четырнадцать лет и он становился сквайром (оруженосцем), этот молодой человек чувствовал себя в доспехах столь же уютно, как в собственной коже.

Помимо этого паж должен был научиться множеству и других самых разнообразных вещей. Он был обязан уметь танцевать, петь и играть на различных музыкальных инструментах – мало того, его учили сочинять песни. Некоторые мальчики не демонстрировали в этих занятиях больших успехов, но другие оказывались весьма талантливыми. Паж учился искусно разрезать птицу и мясо, учился прислуживать за столом, разливать вино и постигал искусство развлекать гостей.

Когда паж становился сквайром, его обязанности в принципе оставались теми же, но становились более тяжелыми – теперь больше внимания уделяли военной стороне подготовки. Если господин брал его на войну, когда мальчик был еще пажом, то он не принимал непосредственного участия в битвах, но учился помогать лорду, следил за удобствами господина и рыцарей, находившихся в его свите, на марше или на постое. Во время сражения паж находился в тылу, в обозе, ухаживал за запасными лошадьми, готовый по первому знаку подать свежего коня, в случае если в сражении господин вдруг лишался своего скакуна. Но, становясь сквайром, юноша должен был принимать участие в битвах, сражаясь бок о бок с лордом и защищая его от опасностей.

Сквайр прислуживал рыцарю, а паж прислуживал сквайру. Ни в один исторический период, ни в одну эпоху, за исключением Средних веков, служба такого рода, прислуживание, не рассматривалась сама по себе как благородное занятие. В древние времена этим занимались рабы. В нашу новейшую эпоху этими делами занимаются только за большую зарплату, да и то весьма неохотно. Но в Средние века мальчик считал для себя большой честью, если ему позволяли прислуживать за столом, чистить гостю сапоги или держать стремя, когда тот садился на коня. Что касается разделки мяса или разливания вина, то этим занимался старший сквайр или один из рыцарей домашней свиты лорда.

Обучение пажей и сквайров домашним и «куртуазным» материям сначала проводили благородные дамы замка и управляющий – и только в исключительных случаях этим занимался сам барон. Но обучение владению оружием и доспехами осуществляли опытные, закаленные в боях воины – это не обязательно были рыцари, обычно это поручалось сержантам, так называли профессионального кавалериста, который в бою носил доспехи и сражался тем же оружием, что и рыцарь, но при этом не имел рыцарского звания, человека, которого в наше время назвали бы, например, десантником. Часто в литературе о Средних веках можно встретить термин «тяжеловооруженный всадник», man-at-arms (от латинского словосочетания hominus ad armas, человек с оружием). Этим термином обозначают всех без исключения воинов, носивших более или менее полное вооружение и сражавшихся верхом, то есть всех тяжеловооруженных кавалеристов – равным образом и рыцарей, и сержантов. Такой сержант учил мальчиков владеть всеми видами и типами оружия – мечом, коротким копьем, топором, булавой, кинжалом, остроконечным топором, молотом, арбалетом и луком – ибо иногда и рыцари пользовались этими метательными орудиями наравне с лучниками. Надо было уметь обращаться с луками и арбалетами, так как сквайр мог оказаться во главе отряда лучников или арбалетчиков, а немногого стоит тот командир, который не умеет владеть оружием своих подчиненных. Длинным копьем, столь разительно отличавшимся от копья пехотинца, можно было пользоваться, только сидя в седле. Конечно, учили обращению с мечом, топором и булавой как в конном, так и в пешем бою, в то время как все другие виды оружия с длинными древками, предназначенные для действий обеими руками, могли быть использованы только в пешем поединке. Будущих воинов обучали не только защищаться мечом от меча или топором от топора, но и использовать меч против соперника, вооруженного булавой, или топор против копья, – то есть способам сражения разными видами оружия с вооруженными иначе противниками. Учили также искусству рукопашной схватки, умению ориентироваться в лесу, а также сельским обычаям и верованиям. Сквайр должен был вырабатывать в себе физическую выносливость и стойкость, закалку и неприхотливость к самым жестоким погодным условиям. Если в какой-то момент сквайр оказывался свободным от этих занятий, то он посвящал эти минуты упражнениям с мечом или топором, размахивая ими, чтобы укрепить мышцы. Во дворе замка обязательно ставили столб высотой около 6 футов (2 метра), на котором воины отрабатывали удары мечом или топором. Вероятно, для отработки способов владения копьем использовали набитые соломой куклы, подобные тем, на которых в новейшую эпоху пехотинцы отрабатывали приемы штыкового боя, а римские легионеры учились владеть дротиками и короткими копьями. Есть одна иллюстрация, на которой изображен рыцарь в полном вооружении, «практикующийся на свертке», как это тогда называли.

Вероятно, самым трудным было искусство владеть длинным копьем, сидя в седле. Не так-то легко поразить удерживаемым под мышкой девятифутовым (примерно 2 метра 20 см) копьем мелкую мишень, сидя на несущейся галопом лошади. Надо не только точно направить острие копья в цель, но и заставить лошадь бежать в нужном направлении, чтобы она оказалась в том месте, откуда легче всего нанести меткий удар. (Об искусстве владеть копьем я писал в другой книге – «Рыцарь и его конь», и поэтому не буду повторяться.)

В хрониках Жана Фруассара, современника Чосера, мы находим интересное упоминание о роли, какую играли в битвах сквайры. Например, в его описании битвы при Пуатье, имевшей место 19 сентября 1356 года, есть несколько пассажей, в которых рассказано о том, как сквайры рыцаря сражались бок о бок с ним, как они ухаживали за ним после окончания битвы и как они были вознаграждены за службу. Фруассар пишет, как сэр Джеймс Одли, один из рыцарей свиты Черного принца, явился к нему перед тем, как французы начали наступать на английские позиции. Одли попросил разрешения сражаться в первых рядах, а не находиться при особе принца с его штабом в резерве. «Сэр, – обратился Одли к принцу, – некоторое время назад я поклялся, что если мне когда-либо придется участвовать в сражении, в котором будет король, ваш отец, или кто-либо из его сыновей, то я превзойду всех, нападая на неприятеля, и буду лучшим бойцом или умру на поле боя. Поэтому я со всей серьезностью прошу вас, чтобы вы разрешили мне с честью оставить ваше общество с тем, чтобы я отправился на позиции и смог исполнить свою клятву». С этими словами сэр Джеймс поскакал на позицию с четырьмя сквайрами, которые охраняли его персону.

Позже Фруассар снова упоминает о сэре Джеймсе: «Лорд Джеймс Одли, сопровождаемый своими четырьмя сквайрами, ринулся в самую гущу сражения. Он был тяжело ранен, но, пока силы и дыхание позволяли ему биться, он продолжал рваться вперед. Наконец, когда силы рыцаря окончательно истощились, его четыре сквайра вывели сэра Джеймса к изгороди, чтобы он мог отдохнуть и восстановить дыхание. Как могли, они бережно разоружили его и сняли доспехи, после чего смогли осмотреть раны, часть которых перевязали, а наиболее опасные зашили».

Когда битва окончилась, и принц отдыхал возле своего шатра в деревне Мопертюи, он спросил рыцарей, не слыхали ли они о сэре Джеймсе Одли. Они сказали принцу, что Одли был ранен и теперь лежит на носилках. Принц спросил, настолько ли хорошо чувствует себя сэр Джеймс, чтобы его принесли к шатру. «Если же нет, – произнес принц, – то я желаю пойти к нему сам». Двое рыцарей отправились к сэру Джеймсу, и он, собрав нескольких человек, велел поднять его и на носилках отнести к шатру принца. Они сделали, как было им сказано, и поставили носилки перед шатром, и принц склонился над сэром Джеймсом и обнял его, сказав: «Милорд, я должен удостоить вас чести, ибо та доблесть, какую вы проявили сегодня, стяжала вам честь и славу большие, чем кому-либо из нас, и ваше мужество доказало, что вы – храбрейший из рыцарей. Для того чтобы подтвердить нашу признательность и чтобы позволить вам продолжить ваше славное участие в войне, я отныне и навсегда делаю вас своим рыцарем с годовым жалованьем в пятьсот марок, каковые я возьму для вас в моих имениях в Англии». – «Сэр, – отвечал ему лорд Джеймс, – Бог дал мне милость заслужить эту благосклонность, коей вы меня удостаиваете».

Однако сэр Джеймс очень благородно поступил с заслуженным им годовым жалованьем в 500 марок. Когда его принесли в натянутую для него палатку, он попросил подойти четырех рыцарей, близких своих родственников. Он рассказал им о даре принца и добавил: «Вы видите здесь этих четырех сквайров, которые всегда благородно служили мне, в особенности же в сегодняшнем сражении. Какую бы славу я ни заслужил, я заслужил ее благодаря им и их доблести. Я хочу вознаградить их, и те пятьсот марок годового жалованья, которыми меня вознаградил Черный принц, отдаю им».

Большинство современных людей думают о средневековых рыцарях как о «ковбоях» американского Дикого Запада. В вестернах эти люди всегда представляются молодыми и бесстрашными, красивыми борцами с несправедливостью и спасителями простого народа. Они постоянно сражаются с преступниками и картинно гарцуют на лошадях, но мы не видим, как они работают, хотя доподлинно известно, как тяжко работали реальные ковбои, то есть пастухи. То же самое можно сказать и о рыцарях.

Давайте же посмотрим, как они на самом деле одевались, что им приходилось делать и как они зарабатывали себе на жизнь.

Во-первых, надо сказать, что их настоящее название вовсе не «knights» (рыцари). Они были просто солдатами, обученными воевать верхом в доспехах – в кольчуге или в кожаных латах, а не в железных пластинчатых доспехах. Называли же их просто всадниками. Во Франции они были chevalier, в Испании caballero, в Италии cavalliere и equites в Древнем Риме. В Германии такого воина называли Reiter, что тоже означает «наездник», «всадник». Так почему же мы в Англии называем рыцаря словом knight? Это слово англосаксонского происхождения, и для того, чтобы понять, почему им стали обозначать всадника, нам придется вернуться во времена, предшествовавшие норманнскому завоеванию 1066 года, времена, когда по всей Европе рыскали орды свирепых воинов. С севера явились викинги, с востока, овладев современными Венгрией и Австрией, пришли дикие племена мадьяр, а с юга победоносные мусульмане арабы или сарацины, покорившие Испанию и угрожавшие самому существованию Франции. Перед правителями и народами Западной Европы встала задача не допустить, чтобы эти набеги превратились в постоянную оккупацию. Единственным способом было создание вооруженных сил, то есть воспитание и обучение воинов, умевших великолепно воевать и владеть оружием. В то время наилучшими воинами были сражающиеся копьем и мечом всадники, защищенные шлемом, щитом и кольчужной рубахой. Обнаружилось, что отряды таких воинов могут успешно бить и викингов, и мадьяр, и сарацин. Итак, каждый правитель должен был воспитать, обучить и содержать столько таких шевалье, сколько это было возможно. Короли делали это с помощью своих баронов. В обмен на службу короли отдавали баронам в держание землю. Для того чтобы нести эту службу, каждый барон должен был выстроить замок и набрать некоторое количество людей, готовых по первому приказу сражаться в рядах королевской армии. Это количество – конных воинов и пехотинцев – зависело от размера земельного держания. Каждый барон отвечал за содержание этих солдат. Он удерживал их, отдавая им часть своей, полученной от короля земли, за что они платили ему – а значит, и королю – службой. Участок таким образом полученной земли назывался фьефом, или феодом, а вся система такой службы называется феодальной.

Феодальная система появилась и развилась на европейском континенте. В Англии саксонские короли отражали набеги и вторжения викингов другим способом. Когда враги высаживались на английский берег, то все мужчины в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет должны были идти сражаться; причем бились они исключительно в пешем строю, применяя точно такую же тактику, что и противник. У англосаксов не было кавалерии. Так что когда в 1066 году в Англии высадился Вильгельм Завоеватель со своим феодальным воинством, то на поле боя сошлись не только два войска, но и две различные тактики ведения битв. Как мы все знаем, старый саксонский метод сражения не выдержал столкновения с кавалеристами континентальной армии.

После завоевания королю Вильгельму пришлось наградить своих соратников. Денег у него не было, да и бароны вряд ли пожелали бы взять награду деньгами – они хотели получить землю. И король дал им землю – английскую землю, собственность побежденных или убитых саксонских лордов. На этой земле бароны построили замки, откуда управляли покоренной Англией. Более мелкие военачальники и офицеры армии получили в смотрение королевские замки. Но за это смотрители (констебли) должны были платить клятвой служить королю вместе со своими отрядами. Потерявшим собственность и разбитым англичанам эти шевалье казались тем, чем они и были в действительности, – молодыми и рьяными солдатами, нанятыми на королевскую службу. Поэтому и было использовано старое англосаксонское слово, обозначавшее именно таких людей, – cnihtas (или в более современном написании knights).

Итак, в Англии рыцарь был просто конным воином. Надо сказать, что это был упрямый, строптивый, здорово пьющий и постоянно сквернословящий кавалерист, грубо скроенный и крепко сшитый. Как же случилось, что этот неотесанный грубиян XI века превратился в утонченного джентльмена века четырнадцатого? Дело в том, что постепенно бесчинства викингов, мадьяр и сарацин прекратились – они были отбиты и усмирены. Народы, жившие в Англии, Франции, Германии, Испании и Италии, – то есть все европейское общество – успокоились и облегченно вздохнули. Все хотели только одного – спокойной и цивилизованной жизни. Однако в этом им мешали собственные разнузданные вояки, те самые воины, которых они же породили для собственной защиты. Теперь, когда надобность в этой защите отпала, шевалье и рыцари остались без работы. Они, конечно, постоянно воевали друг с другом, и в конце концов обязанность решить проблему и усмирить этих разбойников была возложена на церковь. Первое, что она попыталась сделать, – это установить «Божий мир», то есть объявила, что никто не имеет права сражаться с ночи четверга до утра вторника – такой вот затянувшийся уик-энд – под угрозой отлучения от церкви за нарушение запрета. Естественно, эта угроза почти не подействовала. Но потом церковь получила неожиданную возможность решить назревшую проблему. В 1171 году сарацины – на этот раз не арабы, а намного более свирепый народ – турки – разгромили большую армию константинопольского императора и завоевали всю Малую Азию вместе с Сирией и Палестиной. Это были очень важные события, и, вероятно, имеет смысл рассмотреть их более детально. Большая часть Восточной Европы (современные Болгария, Румыния и Греция), а также и Азии (территории, окружавшие Черное море, включая Малую Азию – современную Турцию, а также северная часть Сирии) входили в то время во все еще существовавшую Римскую империю. В 364 году старая Римская империя распалась на две части – Западную, в которую вошли Италия, Испания, Галлия и Британия, управлявшуюся из Рима, и Восточную, которой управляли из Константинополя (ныне Стамбул). Западная Римская империя окончательно распалась, а восточная половина уцелела. Это была большая, богатая и густонаселенная империя, существованию которой после 1171 года начали угрожать турки-сарацины.

Палестина, конечно, была очень важна, потому что там жил и учил сам Христос. Христиане всей Европы совершали долгие и трудные путешествия, паломничества, в такие святые места, как Назарет и Иерусалим. Мы до сих пор называем Палестину Святой землей. Завоевание Святой земли дикими турецкими ордами было очень серьезным делом. Арабы, завоевавшие Палестину до 1171 года, не препятствовали христианам, позволяя им совершать паломничество к святым местам и выполнять без помех необходимые обряды. Но турки, такие же, впрочем, мусульмане, как и арабы, ненавидели христианство. Они закрывали святые места, убивали паломников и под угрозой смерти заставляли христиан переходить в ислам.

Константинопольский император обратился за помощью к римскому папе. А папа обратился к своей пастве – к христианам – то есть ко всем народам, населяющим христианскую Европу. Он призвал воинов прекратить междоусобицы и вместо этого идти на восток сражаться с турками. Этот призыв и сведения о страшных событиях в Азии воспламенили дух всех, кто их слышал: воспламенили настолько, что со всех концов Франции и Германии массы людей – крестьян, рыцарей и простых воинов – отправлялись в долгий путь в Святую землю.

Пошли, конечно, далеко не все. Но Крестовый поход знаменовал собой поворотный пункт, так как множество оставшихся не у дел воинов отправились защищать Гроб Господень, а более ответственные люди, оставшиеся дома, смогли лучше организовать дела и наладить жизнь своих общин. Как раз в это самое время класс французских землевладельцев создал другую идею, которая сыграла большую роль в превращении упрямого и грубого кнехта в чосеровского истинного и благородного рыцаря. Сами французы назвали эту идею «веселой наукой», а мы знаем ее как кодекс рыцарства. Этот кодекс предусматривал безупречное поведение; причем среди прочих требований было и такое – каждый мальчик из рыцарского сословия должен был в возрасте двенадцати лет принести епископу клятву в том, что он «всеми силами будет защищать угнетенного, вдову и сироту и что женщины, особенно благородные по рождению, всегда будут предметом его особой заботы и попечения». Он обязывался также защищать церковь и быть всегда готовым сражаться за ее дело. Более того, от будущего рыцаря ожидали, что он всегда будет в хорошем расположении духа; что речь его всегда будет спокойной, и он никогда не будет выходить из себя; что он будет говорить либо умные вещи, либо молчать; что он будет великодушным и благовоспитанным – то есть проявлять все те качества, которые присущи человеку, с которым приятно находиться рядом. Все это будущий рыцарь должен был клятвенно обещать в двенадцатилетнем возрасте. Кроме того, он должен был стать прекрасным первоклассным бойцом. Не просто бойцом и задирой, но профессиональным солдатом, способным сражаться самостоятельно или в рядах других рыцарей. Он должен был постоянно поддерживать свою физическую силу и выносливость, и действительно, многое из того, что совершали средневековые рыцари, кажется, находится за пределами человеческих возможностей. Кроме того, рыцарь должен был отличаться храбростью. Кодекс рыцарской чести требовал не бояться ничего и никого. Помимо этого рыцарь был обязан сохранять верность, в частности, своему сеньору, монарху и христианской церкви. Достаточно, однако, о кодексе рыцарского поведения. Теперь перейдем к служебным обязанностям. Как и во времена Вильгельма Завоевателя, рыцарь должен был нести у своего сеньора простую солдатскую службу – и не только на войне, но и в мирное время. Часть года рыцарь должен был пройти гарнизонную службу в одном из замков лорда (сеньора), а также в течение определенного времени сопровождать его в постоянных путешествиях и переездах. Помимо этого, рыцарь был обязан следить за порядком в своем феоде, за состоянием земли, за наемниками и слугами. Нередко ему приходилось заседать в поместном суде, разрешая споры между своими подданными и наказывая их за совершенные преступления. Когда рыцарь становился старше и опытнее, он получал место магистрата в суде графства. Кроме того, рыцаря можно было назвать полицейским, хотя скорее его обязанности были сравнимы с обязанностями помощника шерифа на старом добром американском Западе. Рыцарь должен был следить за поддержанием законности и порядка, и если шериф созывал posse comitatus, то есть людей, способных носить оружие, то рыцарь был обязан вооружиться и присоединиться к со братьям-рыцарям для розыска и поимки преступников. Часто это была нелегкая и опасная задача. В Англии на протяжении Средних веков шли непрерывные гражданские войны, смуты и межнациональные столкновения, не говоря уже о междоусобицах соперничавших баронов, – по этой причине рыцарям весьма часто приходилось исполнять полицейские функции.

Так, вкратце, можно описать, каким был рыцарь и чем он занимался. Но давайте предположим, что у рыцаря нет фьефа, то есть нет земли, и нет лорда, которому он должен служить. Таких рыцарей было довольно много, лучшее, что они могли сделать, – это стать профессиональными наемными солдатами и поступить на службу к более удачливому рыцарю или барону в его отряд, получая за службу определенное жалованье. Все свои прочие потребности наемники должны были удовлетворять самостоятельно, рассчитывая только на свои способности. Главной целью любого безземельного рыцаря было получить лен или фьеф. Некоторые добивались их безупречной службой, другие удачной женитьбой на богатой наследнице. Независимые и вольнолюбивые натуры не связывали себя службой какому-то определенному лорду, а странствовали по Европе в поисках приключений и в надежде на удачу. Таких рыцарей называли странствующими. Действительно, даже таким путем можно было обеспечить себе сносные условия существования и даже оставить приличное состояние и влияние – путешествуя по миру и зарабатывая участием в турнирах. Для того чтобы всего этого добиться, надо было быть добрым рубакой, предприимчивым человеком, хорошим товарищем и щедрым джентльменом. По правилам войны и турниров, если один рыцарь побеждал другого в честном поединке, то ему доставались лошадь и доспехи побежденного, а если один рыцарь на войне брал в плен другого рыцаря, то первому полагалось уплатить выкуп, соразмерный состоянию пленного. Если рыцарю на войне везло, и он брал в плен знатного лорда, то он мог в течение нескольких минут составить себе головокружительное состояние. Естественно, такой бизнес был рискованным, так как противники тоже не отличались слабостью, и всегда была вероятность в поединке не приобрести, а потерять все свое достояние. Поэтому ни один разумный рыцарь не ввязывался в поединки до тех пор, пока не находил богатого патрона, согласного перевооружить его в случае потери доспехов, коня и оружия. Вот почему мало было стать хорошим бойцом; если рыцарь умел петь или играть на музыкальных инструментах, если он был приятным собеседником и надежным спутником, то ему было легче найти друзей, готовых помочь в нужде. Чаще всего таким другом оказывалась благородная дама. Такова была положительная сторона средневекового общества – любовь благородной дамы была милостью и благодеянием и так же важна для рыцарского процветания, как и успехи на турнирах и бранном поле.

Людям во все времена приходилось защищать себя и свою собственность от посягательств соседей, и поэтому искусство фортификации, то есть строительства укреплений, является весьма древним. В Европе и Азии можно повсеместно видеть крепости, построенные в древности и в Средние века, а также в Новое и даже Новейшее время. Может показаться, что замок – это просто одно из всех прочих укреплений, но в действительности он сильно отличается от укреплений и крепостей, которые строились в предшествующие и последующие времена. Большие, возведенные на холмах Ирландии и Шотландии кельтские «дуны» железного века и «кампусы» древних римлян были укреплениями, за стенами которых в случае войны укрывались население и армии со всем своим имуществом и скотом. «Бурги» саксонской Англии и тевтонских стран континентальной Европы служили для той же цели. Этельфреда, дочь короля Альфреда Великого, построила бург Уорчестер для «убежища всего народа». Современные английские слова «боро» и «бург» происходят от этого древнего саксонского слова «burn» (Питтсбург, Вильямсбург, Эдинбург), так же как названия Рочестер, Манчестер, Ланкастер происходят от латинского слова «castra», которое означает «укрепленный лагерь». Эти крепости ни в коем случае нельзя уподоблять замку; замок был частной крепостью и жилищем лорда и его семьи. В европейском обществе в период позднего Средневековья (1000—1500 годы), в период, который можно с полным правом назвать эпохой замков или эпохой рыцарства, правителями страны были лорды. Естественно, слово «лорд» употребляется только в Англии, и происходит оно от англосаксонского слова hlaford. Hlaf – это «хлеб», а все слово означат «раздающий хлеб». То есть этим словом называли доброго отца-заступника, а не солдафона с железными кулаками. Во Франции такого лорда называли seigneur, в Испании senor, в Италии signor, причем все эти названия произведены от латинского слова senior, которое означает в переводе «старший», в Германии и тевтонских странах лорда называли Herr, Heer или Her.

Английский язык всегда отличался большой оригинальностью в словообразовании, в чем мы уже успели убедиться на примере слова knight. Толкование владетельного сеньора как господина, раздающего хлеб, было в целом верно для саксонской Англии. Должно быть, саксам было трудно и горько называть этим именем новых могущественных норманнских сеньоров, которые стали править Англией начиная с 1066 года. Именно эти лорды построили в Англии первые большие замки, и до XIV века лорды и их рыцарская свита говорили исключительно на нормано-французском языке. До XIII века они считали себя французами; большинство их владели землями и замками в Нормандии и Бретани, да и сами имена новых властителей происходили от названий французских городов и сел. Например, Балиоль – от Бэльё, Сашеврель – от Сот-де-Шеврей, так же как имена Бошамп, Бомонт, Бюр, Лэси, Клер и др.

Замки, которые так хорошо знакомы нам сегодня, мало похожи на замки, которые строили для себя норманнские бароны – как в своей стране, так и в Англии, так как обычно их сооружали из дерева, а не из камня. Существует несколько ранних каменных замков (большая башня лондонского Тауэра представляет собой один из уцелевших и дошедших до наших дней в почти неизменном виде образцов такой архитектуры), построенных в конце XI века, но великая эпоха строительства каменных замков началась только около 1150 года. Оборонительные сооружения ранних замков представляли собой земляные валы, вид которых мало изменился за двести лет, прошедших после начала строительства таких укреплений на континенте. Первые в мире замки были построены во Франкском королевстве для защиты от набегов викингов. Замки этого типа представляли собой земляные сооружения – продолговатый или округлый ров и земляной вал, окружавшие сравнительно небольшую площадку, в центре или на краю которой располагался высокий насыпной холм. Сверху земляной вал венчался деревянным частоколом. Такой же частокол ставили и на вершине холма. Внутри ограды строили деревянный дом. Если не считать насыпного холма, то такие постройки очень напоминают дома пионеров американского Дикого Запада.

Поначалу господствовал такой тип замков. Основное строение, вознесенное на искусственный холм, стали позже обводить рвом и земляным валом с частоколом. Внутри площади, ограниченной валом, находился двор замка. Основное здание, или цитадель, стояло на вершине искусственного, достаточно высокого холма на четырех мощных угловых столбах, за счет чего было приподнято над землей. Ниже следует описание одного из таких замков, приведенное в биографии епископа Иоанна Теруэнского, написанной около ИЗО года: «Епископ Иоанн, объезжая свой приход, часто останавливался в Мэрчеме. Возле церкви находилось укрепление, которое с полным основанием можно назвать замком. Он был построен по обычаю страны бывшим лордом этой местности много лет назад. Здесь, где благородные люди большую часть жизни проводят в войнах, приходится защищать свое жилище. Для этого насыпают холм земли такой высокий, насколько это удается, и окружают его рвом, широким и глубоким, насколько это возможно. Вершину холма окружают очень крепкой стеной из отесанных бревен, располагая по окружности изгороди маленькие башенки – столько, сколько позволяют средства. Внутри изгороди ставят дом или большое здание, откуда можно наблюдать, что происходит окрест. Войти в крепость можно только по мосту, который начинается от контрэскарпа^[3] рва, поддерживаемый двумя, а то и тремя опорами. Мост этот поднимается до вершины холма». Далее биограф повествует о том, как однажды, когда епископ и его слуги поднимались по мосту, он обвалился, и люди с высоты тридцати пяти футов (11 метров) упали в глубокий ров.

Высота насыпного холма обычно составляла от 30 до 40 футов (9—12 метров), хотя были и исключения – например, высота холма, на котором был поставлен один из замков Норфолка близ Тетфорда, достигала сотни футов (около 30 метров). Вершину холма делали плоской и верхним палисадом окружали двор площадью 50—60 квадратных ярдов. Обширность двора варьировала от полутора до 3 акров (менее 2 гектаров), но редко бывала очень большой. Форма территории замка бывала различной – некоторые имели продолговатую форму, некоторые – квадратную, встречались дворы в виде восьмерки. Вариации были самыми разнообразными в зависимости от величины состояния хозяина и конфигурации участка. После того как участок под строительство был выбран, его первым делом окапывали рвом. Вынутую землю набрасывали на внутренний берег рва, в результате чего получался вал, насыпь, называвшаяся скарпом. Противоположный берег рва назывался, соответственно, контрэскарпом. Если это было возможно, то ров выкапывали вокруг естественного холма или иного возвышения. Но как правило, холм приходилось насыпать, что требовало огромного объема земляных работ.

Такими были замки, повсеместно возводимые в Англии после 1066 года. На одном из гобеленов, вытканных немного позже изображенного на нем события, показано, как люди герцога Вильгельма – или, что более вероятно, собранные в округе саксонские невольники – строят насыпь замка в Гастингсе. Англосаксонская хроника за 1067 год рассказывает, как «норманны возводят по всей стране свои замки и угнетают бедный народ». В Книге Судного дня есть запись о домах, которые приходилось сносить, чтобы построить замки, – например, 116 домов было снесено в Линкольне и 113 в Норвиче. Именно такие легко возводимые укрепления были нужны в то время норманнам, чтобы упрочить победу и подчинить враждебно настроенных англичан, которые могли быстро собраться с силами и восстать. Интересно отметить тот факт, что, когда сто лет спустя англо-норманны под водительством Генриха II пытались завоевать Ирландию, они строили на захваченных землях точно такие же замки, хотя в самой Англии и на континенте большие каменные замки уже заменили старые деревоземляные укрепления с насыпными холмами и палисадами.

Некоторые из этих каменных замков были совершенно новыми и построенными на новых местах, другие же являлись перестроенными старыми замками. Иногда главную башню заменяли каменной, оставляя в неприкосновенности деревянный частокол, окружавший двор замка, в иных случаях вокруг замкового двора строили каменную стену, оставляя нетронутой деревянную башню на вершине насыпного холма. Например, в Йорке старая деревянная башня простояла двести лет после того, как вокруг двора возвели каменную стену, и только Генрих III между 1245 и 1272 годами заменил деревянную главную башню каменной, которая сохранилась и по сей день. В некоторых случаях новые каменные главные башни строились на вершинах старых холмов, но такое бывало только тогда, когда старый замок был построен на естественном возвышении. Искусственный холм, насыпанный всего сотню лет назад, мог не выдержать большого веса каменного здания. В отдельных случаях, когда рукотворный холм недостаточно осел к моменту строительства, башню возводили вокруг холма, включая его в больший фундамент, как, например, в Кенилуорте. В других случаях на вершине холма не строили новую башню, но зато заменяли старый палисад каменными стенами. Внутри этих стен возводили жилые здания, хозяйственные постройки и т. д. Такие строения в наше время называют ограждениями (shell keeps) – типичный пример являет собой Круглая башня Виндзорского замка. Такие же неплохо сохранились и в Рестормеле, Тэмуорте, Кардиффе, Арунделе и Карисбруке. Наружные стены двора поддерживали склоны холма, препятствуя их оползанию, и соединялись со всех сторон со стенами верхнего ограждения.

Для Англии более характерны главные строения замков в виде башен. В Средние века это здание, эту главную часть цитадели называли донжоном или просто башней. Первое слово в английском языке изменило свое значение, ибо в наше время, слыша слово «донжон» (dungeon), представляешь себе не главную башню замковой цитадели, а мрачную тюрьму. И естественно, лондонский замок Тауэр сохранил свое прежнее историческое название.

Основная башня составляла ядро, самую укрепленную часть цитадели замка. На первом этаже находились складские помещения для большей части съестных припасов, а также арсенал, где хранили оружие и военное снаряжение. Выше были помещения стражи, кухни и жилые помещения для солдат замкового гарнизона, а на верхнем этаже жили сам лорд, его семья и свита. Военная роль замка была чисто оборонительной, так как в этом неприступном гнезде, за невероятно прочными и толстыми стенами, даже небольшой гарнизон мог продержаться столько времени, сколько позволяли запасы провианта и воды. Как мы увидим дальше, бывали моменты, когда главные башни цитадели подвергались неприятельскому штурму или повреждались так, что становились непригодными для обороны, но такое случалось крайне редко; обычно замки захватывали либо в результате измены, или гарнизон сдавался, не выдержав голода. Проблемы с водоснабжением возникали редко, так как в замке всегда находился источник воды – один такой источник можно и сегодня увидеть в лондонском Тауэре.

Ограждения были весьма распространены, вероятно, потому, что это был самый простой способ перестроить существовавший замок с двором и насыпным холмом, но все же самой типичной чертой средневекового, и в особенности английского, замка является большая четырехугольная башня. Это было самое массивное сооружение, входившее в состав строений замка. Стены отличались исполинской толщиной и устанавливались на мощном основании, способном выдержать удары кирок, сверл и стенобитных орудий осаждавших. Высота стен от основания до зубчатого верха равнялась в среднем 70—80 футам (20—25 метров). Плоские контрфорсы, называвшиеся пилястрами, поддерживали стены на всем их протяжении и по углам, на каждом углу такая пилястра венчалась сверху башенкой. Вход всегда располагали во втором этаже, высоко над землей. Ко входу вела внешняя лестница, расположенная под прямым углом к двери и прикрытая предмостной башней, установленной снаружи непосредственно у стены. По понятным причинам окна были очень малы. На первом этаже их не было вообще, на втором они были крошечными и только на следующих этажах становились немного больше. Эти отличительные признаки – предмостную башню, наружную лестницу и маленькие окна – можно отчетливо видеть в замке Рочестера и в замке Хедингем в Эссексе.

Стены складывали из грубых камней или щебня, облицованных тесаным камнем изнутри и снаружи. Эти камни были неплохо обработаны, хотя в более редких случаях внешняя облицовка тоже выполнялась из неотесанных камней, например в белом лондонском Тауэре. В Дувре, замке, построенном Генрихом II в 1170 году, стены имеют толщину в 21—24 фута (6—7 метров), в Рочестере их толщина достигает 12 футов (3,7 метра) у основания, постепенно уменьшаясь к крыше до 10 футов (3 метра). Верхние, не подвергавшиеся опасности части стен были обычно несколько тоньше – их толщина уменьшалась на каждом следующем этаже, позволяя немного выиграть в пространстве, уменьшить вес здания и сэкономить строительный материал. В башнях таких больших замков, как Лондонский, Рочестерский, Колчестерский, Хедингемский и Дуврский, внутренний объем здания делили пополам толстой поперечной стеной, шедшей через все строение сверху донизу. Верхние части этой стены облегчались многочисленными арками. Такие поперечные стены увеличивали прочность здания и облегчали настилку полов и наведение крыш, так как уменьшали пролеты, которые приходилось перекрывать. Кроме того, поперечные стены были выгодны и в чисто военном отношении. Например, в Рочестере в 1215 году, когда король Иоанн осаждал замок, его саперы подвели подкоп под северо-западный угол главной башни, и он рухнул, но защитники замка перешли в другую половину, отделенную поперечной стеной, и продержались еще некоторое время.

Более массивные и высокие главные башни делились на цоколь и три верхних этажа; в замках меньших размеров на цоколе возводили два этажа, хотя есть, конечно, и исключения. Например, в замке Корф – очень высоком – было всего два верхних этажа, так же как в Гилдфорде, а вот в Норхемском замке верхних этажей было четыре. В некоторых замках, например в Кенилуорте, Райзинге и Миддлхеме – все они выглядели в плане вытянутыми в длину и не особенно высокими, – был только цоколь и один верхний этаж.

Каждый этаж представлял собой одно большое помещение, разделенное надвое, если в замке была поперечная стена. Цокольный этаж использовали под кладовые: там хранили провиант для гарнизона и фураж для лошадей, продовольствие для слуг, а также оружие и разнообразное военное снаряжение, помимо всего прочего, необходимого для обеспечения жизнедеятельности замка в мирное и военное время, – камни и древесину для ремонта, краски, смазочные материалы, кожи, веревки, тюки с тканями и полотнами и, вероятно, запасы негашеной извести и горючего масла, которые лили на головы осаждавших. Часто самый верхний этаж делили деревянными стенами на меньшие помещения, а в некоторых замках, таких как Дуврский или Хедингемский, главное помещение – зал второго этажа – делали двухсветным; у зала получался очень высокий свод, а вдоль стен шли галереи. (Главная башня замка в Норвиче, где теперь находится музей, устроена именно таким образом и позволяет понять, как это выглядело в реальной жизни.) В более крупных главных башнях на верхних этажах устанавливали камины, многие из ранних образцов которых сохранились и по сей день.

Лестницы, ведшие на все этажи главного здания, устраивали в его углах, они вели с цокольного этажа к башенкам и выходили на крышу. Лестницы были винтовыми, закрученными по часовой стрелке. Такое направление было выбрано не случайно, так как защитникам замка приходилось сражаться на лестницах, если противник врывался в замок. В этом случае защитники имели преимущество: естественно, они старались столкнуть врага вниз, при этом левая рука с щитом упиралась в центральный столб лестницы, а для правой руки, которая действовала оружием, оставалось достаточно пространства даже на узкой лестнице. Атакующие же были вынуждены, преодолевая сопротивление, прокладывать себе путь наверх, при этом их оружие постоянно наталкивалось на центральный столб. Постарайтесь вообразить себе эту ситуацию, оказавшись на винтовой лестнице, и вы поймете, что я имею в виду.

В верхних этажах главного здания множество маленьких помещений устраивали непосредственно в стене. Это были частные помещения, комнаты, в которых спали лорд замка, его семья и гости; уборные тоже располагались в толще стен. Туалеты устроены очень искусно; средневековые представления о санитарии и гигиене не так примитивны, как мы склонны думать. Уборные средневековых замков более комфортны, чем нужники, которые до сих пор встречаются в сельских местностях, и к тому же их было легче содержать в чистоте. Туалеты представляли собой маленькие комнатки, выступавшие за наружную стену. Стульчаки делали из дерева, находились они над отверстием, открывавшимся наружу. Все, так сказать, отходы, как в поездах, выливались непосредственно на улицу. Уборные в те времена уклончиво называли гардеробами (в переводе с французского «гардероб» буквально означает «береги платье»). В елизаветинские времена эвфемизмом слова уборная было слово «джейк», так же как мы в Америке называем уборную «джоном», а англичане с той же целью пользуются словом «лу».

Источник или родник был чрезвычайно важен для выживания жителей и защитников замка. Иногда, как это было в Тауэре, источник находился в цокольном этаже, но чаще его подводили к жилым помещениям – это было надежнее и удобнее. Еще одной деталью замка, которая в то время считалась абсолютно необходимой, была домовая церковь или капелла, которую располагали в башне на тот случай, если защитники оказывались отрезанными от двора, если тот был захвачен противником. Превосходный образец часовни находится в главной башне белого лондонского Тауэра, но все же чаще часовни располагались в верхней части крыльца, прикрывавшего входную дверь.

В конце XII века в архитектуре главной башни замка намечаются важные изменения. Прямоугольные в плане башни, несмотря на то что были очень массивны, имели один существенный недостаток – острые углы. Противник, оставаясь практически невидимым и недосягаемым (стрелять можно было только из расположенной на вершине угла башенки), мог методично извлекать из стены камни, разрушая замок. Для того чтобы покончить с этим неудобством и снизить риск, стали строить круглые башни, как, например, главная башня Пемброкского замка, построенного в 1200 году Уильямом Маршалом. Некоторые башни имели промежуточный, переходный вид, так сказать, компромисс между старой прямоугольной конструкцией и новой цилиндрической. Такими были многоугольные башни со скошенными тупыми углами. В качестве примеров можно упомянуть башни замков Орфорд в Суффолке и Конисборо в Йоркшире, первый был построен королем Генрихом II между 1165 и 1173 годами, а второй – графом Гамлином де Уэйренне в 90-х годах XII века.

Каменные стены, сменившие старые частоколы вокруг замковых дворов, строились, исходя из тех же военно-инженерных соображений, что и главные башни. Стены строили как можно более высокими и как можно более толстыми. Нижняя часть обычно была шире верхней, чтобы обеспечить прочность наиболее уязвимому участку стены, а также сделать поверхность стены покатой, чтобы камни и другие метательные орудия, сбрасываемые сверху, отскакивали от нижней части, рикошетировали и сильнее поражали осаждающего неприятеля. Стена была зубчатой, то есть венчалась конструктивными элементами, которые мы сейчас называем бойницами, расположенными между зубцами. Такая стена с бойницами была устроена следующим образом: по вершине стены тянулся довольно широкий проход или платформа, который на латинском языке называли alatorium, от которого произошло английское слово allure – балюстрада стены. С наружной стороны балюстрада была защищена дополнительной стеной высотой от 7 до 8 футов (около 2,5 метpa), прерываемой на равных расстояниях поперечными щелевидными отверстиями, проемами. Эти проемы назывались амбразурами, а участки парапета между ними – мерлонами, или зубцами. Проемы позволяли защитникам замка стрелять по нападавшим или сбрасывать на них различные метательные снаряды. Правда, защитникам для этого приходилось на какое-то время показываться на глаза неприятелю, прежде чем снова спрятаться за зубцом. Чтобы снизить риск поражения, в зубцах часто делали узкие щели, сквозь которые защитники могли стрелять из луков, находясь при этом в укрытии. Эти щели располагались вертикально в стене или в зубце, имели в ширину не более 2—3 дюймов (5—8 сантиметров) с наружной стороны, а с внутренней стороны были более широкими, чтобы стрелку было удобнее манипулировать оружием. Такие стрелковые щели имели высоту до 6 футов (2 метра) и были снабжены дополнительной поперечной щелью чуть выше половины высоты щели. Эти поперечные щели предназначались для того, чтобы стрелок мог метать стрелы в боковых направлениях под углом до сорока пяти градусов к стене. Существовало множество конструкций таких щелей, но по сути все они были одинаковыми. Можно себе представить, как трудно было лучнику или арбалетчику попасть стрелой в столь узкую щель; но если вы посетите какой-нибудь замок и встанете у стрелковой щели, то убедитесь, как хорошо видно поле боя, какой великолепный обзор был у защитников и как им было удобно стрелять сквозь эти щели из лука или арбалета.

Конечно, у ровной окружающей замок стены масса недостатков, так как в случае если атакующие добирались до ее подножия, то становились недосягаемыми для защитников. Тот, кто рискнет высунуться из амбразуры, будет немедленно застрелен, тот же, кто остался бы под защитой зубцов, не смог бы причинить нападавшим никакого вреда. Поэтому наилучшим выходом стало расчленение стены и строительство по ее периметру через равные интервалы сторожевых башен или бастионов, которые выдавались вперед, за плоскость стены в поле, и сквозь стрелковые щели в их стенах защитники получали возможность стрелять из бойниц во всех направлениях, то есть простреливая противника в продольном направлении, по анфиладе, как выражались в те времена. Вначале такие башни были прямоугольными, но затем их стали возводить в виде полуцилиндров, выступающих с наружной стороны стен, внутренняя же сторона бастиона была плоской и не выступала за плоскость стены замкового двора. Бастионы приподнимались над верхним краем стены, разделяя пешеходный парапет на сектора. Дорожка продолжалась и через башню, но в случае необходимости ее можно было блокировать массивной деревянной дверью. Поэтому если какому-то отряду нападавших удавалось проникнуть на стену, то его можно было отрезать на ограниченном участке стены и уничтожить.

Замки, которые можно видеть сегодня в Англии, обычно имеют плоскую вершину и не покрыты кровлей. Верхний край стен тоже плоский, если не считать зубцов, но в те времена, когда замки использовались по своему прямому назначению, главные башни и бастионы часто имели крутую кровлю, какие и в наши дни можно видеть в замках континентальной Европы. Мы склонны забывать, глядя на такие полуразрушенные замки, как Уск в Дувре или Конисборо, не устоявшие под натиском неумолимого времени, какими они были покрыты деревянными кровлями. Очень часто верхняя часть – парапеты и пешеходные дорожки – стен, бастионов и даже главных башен венчалась длинными деревянными крытыми галереями, которые назывались ограждениями, или по-английски hoarding (от латинского слова hurdicia), или парусом. Эти галереи выступали за наружный край стены приблизительно на 6 футов (около 2 метров), в полу галерей были проделаны отверстия, позволявшие стрелять сквозь них в нападавших у подножия стены, бросать в атакующих камни и лить на их головы кипящее масло или кипяток. Недостатком таких деревянных галерей была их хрупкость – эти сооружения можно было разрушить с помощью осадных машин или поджечь.

Самой уязвимой частью стены, окружавшей двор замка, были ворота, и сначала обороне ворот уделяли пристальное внимание. Самым ранним способом защиты ворот было их расположение между двумя прямоугольными башнями. Хорошим образцом данного типа защиты является устройство ворот в сохранившемся до наших дней Эксетерском замке XI века. В XIII веке квадратные надвратные башни уступают место главной надвратной башне, которая представляет собой слияние двух прежних с надстроенными над ними дополнительными этажами. Таковы надвратные башни в замках Ричмонд и Ладлоу. В XII веке более распространенным способом защиты ворот было строительство двух башен с обеих сторон от въезда в замок, и только в XIII веке появляются надвратные башни в их законченном виде. Две фланкирующие башни теперь соединяются в одну над створом ворот, становясь массивным и мощным фортификационным сооружением и одной из самых главных частей замка. Ворота и въезд превращаются отныне в длинный и узкий проход, блокированный с каждого конца портикулами. Это были вертикально скользившие вдоль вырубленных в камне желобов створки, выполненные в виде больших решеток из толстого бруса, нижние концы вертикальных брусьев были заострены и окованы железом, таким образом, нижняя кромка портикулы представляла собой ряд заостренных железных кольев. Такие решетчатые ворота открывали и закрывали с помощью толстых канатов и лебедки, расположенной в специальной камере в стене над проходом. В «кровавой башне» лондонского Тауэра и сегодня можно видеть портикулу с действующим подъемным механизмом. Позднее вход стали защищать с помощью «мертьер», смертоносных отверстий, просверленных в сводчатом потолке прохода. Через эти отверстия на всякого, кто пытался силой прорваться к воротам, сыпались и лились обычные в такой ситуации предметы и вещества – стрелы, камни, кипяток и горячее масло. Однако более правдоподобным представляется другое объяснение – через отверстия лили воду в случае, если противник пытался поджечь деревянные ворота, так как самым лучшим способом проникнуть в замок было набить проход соломой, поленьями, хорошенько пропитать смесь горючим маслом и поджечь; убивали сразу двух зайцев – сжигали решетчатые ворота и поджаривали защитников замка в надвратных помещениях. В стенах прохода находились маленькие помещения, оборудованные стрелковыми щелями, сквозь которые защитники замка могли из луков поражать с близкого расстояния плотную массу нападавших, стремившихся ворваться в замок.

В верхних этажах надвратной башни находились помещения для солдат и часто даже жилые помещения. В особых камерах находились ворота, с помощью которых на цепях опускали и поднимали разводной мост. Поскольку ворота были местом, которое чаще всего подвергалось нападению осаждающего замок противника, их снабжали подчас еще одним средством дополнительной защиты – так называемыми барбаканами, которые начинались на некотором расстоянии от ворот. Обычно барбакан представлял собой две высоких толстых стены, идущих параллельно наружу от ворот, заставляя противника, таким образом, втискиваться в узкий проход между стенами, подставляясь под стрелы лучников надвратной башни и спрятанной за зубцами верхней площадки барбакана. Иногда, чтобы сделать доступ к воротам еще более опасным, барбакан устанавливали под углом к ним, что заставляло нападавших идти к воротам справа, и не прикрытые щитами части тела оказывались мишенью для лучников. Вход и выход барбакана обычно весьма причудливо украшали. В замке Гудрич близ Герфордшира, например, вход выполнен в виде полукруглого свода, а два барбакана, прикрывающие ворота замка Конвей, внешне напоминали маленькие замковые дворы.

Надвратная сторожевая башня, построенная в середине XIV века Томасом Бошампом, графом Уорвикским (дедом графа Ричарда), являет собой хороший образчик компактной сторожевой башни и барбакана, соединенных в великолепно спроектированный ансамбль. Надвратная башня выстроена в традиционном плане в виде двух башен, соединяющихся сверху над узким проходом, она имеет три дополнительных этажа с высокими зубчатыми башенками на каждом углу, возвышающимися над зубцами стен. Впереди, снаружи замка, две зубчатые стены образуют еще один узкий проход, ведущий к замку; на дальнем конце этих стен барбакана, за их пределом, стоят еще две башни – уменьшенные копии надвратной башни. Перед ними находится подъемный мост через заполненный водой ров. Значит, атакующим, для того чтобы пробиться к воротам, надо было сначала огнем или мечом проложить себе дорогу через поднятый разводной мост, преграждавший путь к первым воротам и расположенным за ними портикулам. Потом им пришлось бы с боем прорваться по узкому проходу барбакана. После этого, оказавшись наконец перед собственно воротами, нападающие были бы вынуждены форсировать второй ров, прорваться через следующий поднятый мост и портикулы. Совершив эти подвиги, неприятель оказывался в узком коридоре, осыпаемый стрелами и окатываемый кипятком и горячим маслом из многочисленных мертьер и стрелковых щелей в боковых стенах, а в конце пути врага ждали следующие портикулы. Но самым интересным в устройстве этой надвратной башни был тот поистине научный способ, каким прикрывали друг друга расположенные ступенями зубчатые стены. Сначала шли стены и башенки барбакана, за ними и над ними возвышались стены и крыша надвратной башни, над которыми господствовали угловые турели надвратной башни, первая пара располагалась ниже второй, с каждой следующей стрелковой площадки можно было прикрыть расположенную впереди нижележащую. Башенки надвратного укрепления соединялись переходными висячими арочными каменными мостиками, поэтому защитникам не приходилось спускаться на крышу, чтобы перейти с одной башенки на другую.

Сегодня, когда вы входите в ворота, ведущие ко двору и главной башне такого замка, как Уорвик, Дувр, Кенилуорт или Корф, вы пересекаете большое пространство скошенной травы на дворе. Но все здесь было по-другому в те времена, когда замок использовали по его прямому назначению! Все пространство двора было заполнено постройками – в большинстве деревянными, но были среди них и каменные дома. У стен двора располагались многочисленные крытые помещения – некоторые стояли рядом со стеной, некоторые были устроены непосредственно в ее толще; здесь были конюшни, псарни, коровники, всевозможные мастерские – каменщиков, плотников, оружейников, кузнецов (не следует путать оружейника с кузнецом – первый был высококлассным специалистом), навесы для хранения соломы и сена, жилища целой армии слуг и приживальщиков, открытые кухни, столовые, каменные помещения для ловчих соколов, часовня и большой зал – более обширный и вместительный, чем в главной башне замка. Этим залом, расположенным во дворе, пользовались в дни мира. Вместо травы была плотно утрамбованная земля или площадки, вымощенные булыжником или даже брусчаткой, или, в очень немногочисленных замках, двор был покрыт месивом непролазной грязи. Вместо туристов, праздно отдыхающих в тени руин, здесь постоянно ходили люди, занятые своим повседневным трудом. Готовка пищи происходила практически непрерывно, все время кормили, поили и дрессировали лошадей, крупный рогатый скот загоняли во двор для дойки и выгоняли из замка на пастбище, оружейники и кузнецы чинили доспехи для хозяина и солдат гарнизона, подковывали лошадей, ковали железные предметы для нужд замка, ремонтировали повозки и телеги – стоял неумолчный шум непрерывной работы.

А. Открытый подъемный мост, как, например, мост барбакана в замке Арк. Мост прикреплен цепью к двум мощным горизонтальным брусьям, каждый из которых шарнирами соединен с верхушками вертикально врытых в землю столбов. Цепи, прикрепленные к краям моста, другими своими концами крепились к наружным концам горизонтальных брусьев, к противоположным же их концам были прикреплены грузы, уравновешивавшие тяжесть моста. Эти задние концы отягощенных горизонтальных брусьев цепями соединялись с лебедками. Поскольку отягощения уравновешивали вес моста, поднять его легко могли два человека. Б. На этом рисунке показан подъемный мост, расположенный перед собственно воротами замка. Принцип его работы тот же. Внутренние, отягощенные концы горизонтальных брусьев находятся за стенами замка, сами брусья пропущены через отверстия в стене непосредственно над входом. Наружные же концы выступают за пределы стен. Когда мост поднимали, горизонтальные брусья ложились в специальные щели в стене и утапливались заподлицо со стеной; точно так же и полотно моста ложилось в специальное углубление в стене, и плоскость его в поднятом состоянии сливалась с наружной поверхностью стены. Некоторые подъемные мосты были устроены проще – их поднимали на цепях, прикрепленных к наружному краю полотна моста, пропущенных через отверстия в стене и намотанных на ворот лебедки. Правда, подъем такого моста требовал больших физических усилий в связи с отсутствием противовеса.

Все время заняты были также егеря и конюхи, так как в замке находилась целая армия животных – собаки, соколы, ястребы и лошади, за которыми надо было ухаживать и которых надо было дрессировать и тренировать, готовя к охоте. Каждый день из замка отправлялись партии охотников на оленей или мелкую дичь – зайцев и кроликов, а иногда снаряжались и экспедиции охотников на дикого кабана. Были также любители поохотиться с соколом на птиц. Охота, загонная или соколиная, бывшая, по-видимому, главной составляющей досуга высшего общества того времени, представляла собой куда более важную часть обыденной жизни, чем мы склонны думать. При такой прорве едоков, проживавших в замке, в котел шла вся добытая на охоте дичь.

Несмотря на то что тип замка с двором и главной башней был основным в континентальной Европе и в Англии на протяжении всех Средних веков, не следует думать, что этот тип был единственным. Разнообразие проистекало из того, что в течение XIII века замки начали подвергаться перестройкам и улучшениям, чтобы не отстать от прогресса в осадном искусстве и нововведений в способах обороны крепостей. Например, Ричард Львиное Сердце был превосходным военным инженером; именно он ввел в практику множество новых идей, перестроив такие ранее возведенные замки, как лондонский Тауэр, и воплотив все новшества в большом замке Лез-Андели в Нормандии, в своем знаменитом замке Шато-Гайяр. Король хвастался, что смог бы удержать этот замок, даже если бы его стены были сложены из масла. На самом деле этот замок пал всего лишь несколько лет спустя после его постройки, не выдержав натиска французского короля, но, как и в большинстве подобных случаев, ворота победителю открыли изменники внутри замка.

В том столетии были расширены и достроены многие старые замки; возводились новые башни, надвратные строения, бастионы и барбаканы; появились и совершенно новые элементы. Старые деревянные ограждения на стенах постепенно заменялись каменными навесными бойницами. Эти бойницы по сути в камне воспроизводили форму старых деревянных ограждений – открытых галерей. Такие навесные бойницы являются характерной чертой замков XIII столетия.

Но в конце этого столетия в Англии появляются замки совершенно нового типа, несколько их было построено в Уэльсе. После того как власть дважды – в 1278 и 1282 году – захватывал Эдуард I, этот король, чтобы удержать завоеванное, стал строить новые замки, точно так же, как с такой же целью начинал на два века раньше строить король Вильгельм I. Но сооружения Эдуарда разительно отличались от предшественников – замков, строившихся на насыпных холмах, окруженных деревянными частоколами и земляными валами. Коротко говоря, в плане архитектуры нового типа отсутствовала главная башня, но зато были значительно усилены стены и башни внутреннего двора. В замках Конвей и Карнарвон наружные стены достигали почти такой же высоты, как прежние главные башни, а фланговые башни стали просто непомерно громадными. Внутри стен помещались еще два открытых двора, но они были меньше, чем дворы старых, более обширных и открытых замков. Конвей и Карнарвон были построены не по правильному плану, их архитектура адаптирована к особенностям рельефа местности, на которой их возводили, но зато замки Харлек и Бомари возводили по однотипному плану – это были четырехугольные крепости с очень высокими прочными стенами и большими цилиндрическими (барабанными) угловыми башнями. Во дворе замка располагалась еще одна концентрическая стена с бастионами. Здесь нет места для того, чтобы в деталях описать замковую архитектуру этого типа, но, по крайней мере, вам теперь ясна ее основная идея.

Тот же принцип лег в основу строительства последнего настоящего замка в Англии – мощные высокие стены, соединяющие угловые башни. В конце XIV века были построены замки нового типа – такие как Бодиам в Суссексе, Нунни в Сомерсете, Болтон и Шериф-Хаттон в Йоркшире, Ламлей в Дургаме и Квинборо на острове Шеппи. Последний замок в плане был не четырехугольным, а круглым, с внутренней концентрической стеной. Этот замок был сровнен с землей по распоряжению парламента во время Гражданской войны в Англии, и от него не осталось даже следов. О его внешнем виде мы знаем только по старинным рисункам. Для внутреннего устройства этих замков не характерны строения, разбросанные по двору или прилепившиеся к стенам, все помещения были встроены в стены, их превратили в более упорядоченные и удобные места для работы и проживания.

Позже конца XIV века архитектура классического английского замка приходит в упадок – место замка занимает укрепленный господский дом, для которого домашний уют и удобства гораздо важнее, чем обороноспособность. Многие замки, построенные в XV веке, были четырехугольными в плане, а большинство окружал ров с водой; единственным оборонительным сооружением осталась сдвоенная башня, прикрывавшая вход. В конце этого века строительство таких сооружений окончательно прекратилось, и замок англичанина превратился в его обычный дом. С XVI века началась великая эпоха строительства английских усадеб.

Это замечание, естественно, не относится к континентальным замкам; на континенте общественно-политические условия были совершенно иными. Особенно это касается Германии, где междоусобные войны продолжались до конца XVI века, и замки по-прежнему пользовались большим спросом. В Англии же необходимость в таких укрепленных постройках сохранялась только в Валлийских Альпах и на шотландской границе. В Валлийских Альпах старые замки использовались по своему прямому назначению еще и в XV веке; действительно, совершенно новый замок был в это время построен близ Раглана в Монмутшире. Он был очень похож на замки времен Эдуарда I, а построен был около 1400 года сэром Уильямом из Томаса, известным под прозвищем Синий Гвентский Рыцарь, и его сыном сэром Уильямом Гербертом, позже ставшим графом Пемброком. Одна черта разительно отличала этот замок от замков времен Эдуарда – отдельно стоящая на возвышении шестиугольная в плане башня, окруженная собственным рвом и валом с бастионами. Это отдельный замок, стоящий впереди главного замка. Эта постройка вошла в историю под названием «желтая башня Гвента». Это поздний пример нового строительства в регионе, где можно было ожидать военных столкновений, на северных границах войны велись практически постоянно и без перерывов. Не прекращались набеги шотландцев, угонявших скот, и ответные карательные набеги англичан. В таких условиях приходилось каждую усадьбу, каждую деревенскую ферму превращать в укрепленный замок. В результате по всей стране строили так называемые пилы, небольшие четырехугольные крепостцы. Обычно такая крепость представляла собой прочную, унылую, простую, но крепкую башню с маленьким двором, который был скорее обычным деревенским, а отнюдь не замковым двором, обнесенным высокой плоской, лишенной зубцов стеной. Большинство этих пилов и в самом деле были обычными фермами, и, когда вдалеке показывались грабители, хозяин, его семья и работники запирались в башне, а скотину загоняли во двор. Если шотландцы брали на себя труд осадить крепость и ворваться во двор, то люди находили убежище в башне – скот загоняли в подвал, а сами поднимались на верхний этаж. Но шотландцы редко занимались осадами. Они всегда спешили налететь, захватить все, что плохо лежало, и отправиться восвояси.

Великая эпоха строительства замков почти полностью совпадает по времени с эпохой рыцарства – с XI до XV столетия. Войны, даже междоусобные и частные, стали отличаться большим коварством и меньшей куртуазностью, по сравнению с войнами прежних дней, став уделом наемных профессионалов. Появление пушек сделало уязвимыми даже самые прочные и мощные замки. Любопытно, однако, что через двести лет после того, как в Англии был построен последний замок, и многие из них были покинуты и разрушены во время Гражданской войны 1642—1649 годов, замки снова начали использоваться по своему назначению. Некоторые из них выдержали длительные осады, обстреливаемые из пушек, которые стали намного мощнее тех, какие применяли в XV веке, и ни один из этих замков так и не был взят штурмом.

Во время войны цель замка была двоякой. Во-первых, он должен быть таким местом, в котором глава окрестного региона может защититься от атак неприятеля, но равно важным был и тот факт, что оборонявшиеся в замке люди могли сделать вылазку и напасть на атакующего замок противника, вступив с ним в схватку. Ни один здравомыслящий командир не рискнул бы просто провести свои силы мимо вражеских укреплений; он редко мог заранее знать, насколько силен его гарнизон – есть ли у хозяина замка силы для наступления, или за стенами находятся пара-тройка воинов, дюжина лучников и слуги. Было вполне вероятно, что, рассчитывая на слабость гарнизона, командир мог принять решение о штурме и нарваться на мощное сопротивление многочисленного отряда; поэтому обычно принималось одно из двух решений – либо замок подвергали осаде, либо его далеко обходили стороной.

Было только два способа завладеть замком – взять его штурмом, преодолев все оборонительные рубежи и сломив военное сопротивление гарнизона, либо заставить его сдаться, чтобы не умереть от голода. Был, правда, еще и третий путь – подкупить кого-нибудь из обитателей замка, чтобы тот открыл ворота изнутри, – но этот путь мы здесь рассматривать не будем. Правильная, проведенная по всем законам военного искусства осада замка была мероприятием очень длительным, требующим многочисленного войска и разнообразной осадной техники. Очень часто единственной возможностью захвата замка было взятие его штурмом в надежде ворваться внутрь, так как немногие средневековые армии возили в обозе осадные машины. Если командир шел на такой штурм, то исход решался бросками – предпочтительно в двух или трех местах, чтобы распылить силы и внимание гарнизона, – пеших воинов, которым надо было каким-то образом перебраться через ров, по длинным лестницам взобраться на стены, а потом через амбразуры проникнуть на их вершину, завладеть одной или двумя башнями, откуда уже можно было выйти во двор замка. Правда, после этого предстояло еще взять главную башню; никакая лестница не могла достать до ее зубчатой вершины, и если не удавалось прорваться в дверь главной башни или в надвратную башню, пока туда не успели войти последние защитники двора, или если не удавалось поджечь дверь, то взятие двора отнюдь не означало захват замка.

Обороняющиеся не дремали и отражали штурм всеми доступными им способами. Во-первых, защитники замка пытались остановить или, по крайней мере, задержать натиск атакующих с помощью стрел из луков и арбалетов, камней, пущенных из пращей, а также, вероятно, огромными дротиками и камнями, которые обрушивали на нападавших с помощью различных метательных машин. Когда противник оказывался у подножия наружной стены двора замка, на его голову начинали лить горячее масло, кипяток, бросать гашеную известь через отверстия в ограждении или через пол навесных бойниц. Когда атакующие приставляли к стенам лестницы, то защитники пытались опрокинуть их с помощью длинных шестов, раздвоенными концами которых упирались в верхние перекладины лестниц. Можно себе представить, как нелегко было опрокинуть лестницу длиной 30 футов (около 9 метров), сделанную из толстого бруса, по которой одновременно взбираются пятнадцать тяжеловооруженных воинов. Надо при этом учесть, что лестница упирается в стену под углом, как правило, не меньше шестидесяти градусов. Вес, который надо было сдвинуть с помощью шестов, был поистине громадным. Конечно, если нападавшие ставили лестницу под более острым углом к стене, то опрокинуть ее было легче. Представьте себя в гуще этого горячечного, похожего на ночной кошмар штурма, вообразите, что это вы стоите у подножия стены; на вас льют кипящее масло, вокруг свистят стрелы и камни, пока вы изо всех сил стараетесь поставить лестницу. Вы пытаетесь удержаться на покатой поверхности, покрытой скользкой, жидкой грязью, за спиной у вас глубокий, наполненный водой ров. Вы стоите на телах убитых товарищей, другие воины падают вокруг вас – кто молча, а кто неистово крича от невыносимой боли; ваши доспехи стали скользкими от горячего масла, в тех местах, где масло просочилось сквозь кольчугу. Вы испытываете мучительную боль от ожогов; каждый раз, когда вам и вашим товарищам удается поднять лестницу и прислонить ее к стене под нужным углом, осажденные отталкивают и опрокидывают ее. Но вы проявляете упорство, и, наконец, удается надежно установить лестницу. Ваши руки освободились, вы можете взять меч, топор или булаву, переместить щит со спины на грудь и начать взбираться вверх по перекладинам вместе с другими вашими товарищами. Своим весом вы лихорадочно прижимаете лестницу к стене, поднимаете щит над головой, отчаянно стараясь одной рукой одновременно удерживать оружие и цепляться за перекладины. Камни и стрелы со звоном ударяются о шлем и щит; вы лезете как можно быстрее, чтобы скорее добраться до уровня зубцов и амбразур, чтобы схватиться, наконец, в рукопашной схватке с защитниками замка и избавиться от сыплющихся на голову камней и стрел. И вот, наконец, вы добираетесь до прикрытого зубцами парапета; в амбразуре, которая открывается прямо перед вами, находится не меньше дюжины воинов. Они делают все, чтобы достать вас оружием, рубануть, заставить потерять равновесие, столкнуть с лестницы, с высоты тридцати футов, вниз, на лежащие там изуродованные тела погибших. За вашей спиной крепкие ребята, ваши надежные товарищи, но никто из них не может ничего сделать, чтобы помочь вам. Только после того, как вы сумеете ворваться на парапет и очистить место, они смогут присоединиться и поддержать вас. Но уж коль скоро вы оказались впереди всех, то выбор ваш не так уж и велик – либо вы побеждаете и перепрыгиваете с лестницы на стену, а оттуда открывается путь во двор, либо вы терпите поражение и летите в ров.

Такой штурм был поистине отчаянным предприятием, гораздо более трудным и опасным для осаждавших, чем для осажденных. Когда штурм начинали с ходу, без соответствующей подготовки, то он, как правило, оказывался неудачным. Но когда нападавшие штурмовали стены, разрушенные в ходе подготовки, то дело обычно приобретало совершенно иной оборот.

Было три способа проломить стены замка, все они использовались при осадах либо последовательно, либо одновременно. Первый способ заключался в попытке проломить стены большими камнями, которые с помощью специальных машин – баллист или катапульт – метали с расстояния в стены замка. При втором способе применяли стенобитные машины, буры или кирки, для того чтобы проделать в стене отверстие, достаточно большое для того, чтобы вызвать ее обрушение. Третьим способом был подкоп – подведение мины. Для этого под землей выкапывали туннель, начинавшийся обычно на довольно значительном расстоянии от стен замка, чтобы осажденные не видели работающих минеров. Когда туннель достигал стены, под ней выкапывали большую полость – собственно она-то и называлась миной. Пока мину рыли, ее потолок крепили деревянными опорами, чтобы он преждевременно не рухнул, похоронив под собой минеров. Когда мина достигала нужных размеров, ее полость набивали хворостом, другим топливом, обильно поливали жиром и маслом, а затем поджигали. Для этого в подземелье оставляли одного человека, который поджигал горючий материал и уходил в лагерь осаждавших. Задание это было довольно опасным, так как поджигатель мог задохнуться в едком дыму. Если все шло, как было задумано, то опоры выгорали и стена рушилась в вырытую яму.

Для того чтобы противостоять этим формам нападения, у гарнизона тоже были определенные способы защиты. С летящими из баллист и катапульт камнями ничего, конечно, нельзя было поделать, так что единственным средством оставалась контратака. В замках тоже были камнеметные машины, из которых метали камни в машины неприятеля, и часто осажденным удавалось разбить орудия врага. Иногда катапульты заряжали бочками с греческим огнем, отчасти взрывчатой, весьма горючей смесью, похожей на современный напалм, состав которой теперь забыт. Таким образом удавалось разрушить большую часть осадных машин противника. Более рыцарственный способ избавиться от машин заключался в том, что в лагерь осаждающих отправляли отряд смельчаков, которые лично их и поджигали. Таким способом было совершено великое множество воинских подвигов. Бороться со стенобитными таранами или бурами было сложнее. Осажденные могли, например, прикрыть стену подушкой, сплетенной из гибких прутьев и поглощавшей энергию ударов, но такая защита редко могла продержаться больше нескольких часов. Если нападавшие не находили способ перерезать канаты, на которых приспособление спускали вниз, к подножию стены, таран все же пробивал сооружение защищавшихся. Был еще один трюк – спустить вниз раздвоенный, как вилка, на конце шест, надеть вилку на стержень тарана и блокировать его движение. Но на практике это было редко достижимо. Представьте себе, насколько трудно спустить на веревке с семиметровой высоты болтающийся из стороны в сторону шест и точно надеть его раздвоенный конец на движущийся взад-вперед стержень, не говоря уже о том, что для этого надо было далеко высунуться из амбразуры, а значит, подставить себя под град неприятельских стрел.

Против мин единственным средством была контрмина – то есть туннель, прорытый из замка навстречу мине, которую подводят осаждающие. Успех подведения контрмины зависел от знания местонахождения вражеской мины. Но когда мина подходила на опасно близкое от замка расстояние, распознать ее приближение было нетрудно, ибо невозможно скрыть шум земляных работ. Защитники замка постоянно прислушивались, стараясь как можно раньше уловить эти зловещие звуки. Существует множество историй о яростных стычках при свете фонарей в кромешной тьме туннелей. Иногда, после того как контрмина встречалась с миной и происходила скоротечная схватка между отрядами саперов, они покидали туннели, и вниз спускались рыцари, чтобы сразиться в славном подземном поединке. Под стенами Мелюна осаждавший его в 1421 году Генрих V спускался в туннель, чтобы сразиться с правителем города сиром де Барбазаном.

Иногда, после того как минеры заканчивали свою работу и камера мины была готова, осаждающая сторона обращалась к защитникам и вызывала на переговоры начальника гарнизона. Он появлялся на стене или подходил к окну, и ему говорили, что замок минирован, и предлагали сдаться. В некоторых случаях начальник отказывался поверить в это, и тогда ему предлагали спуститься и посмотреть. Начальник гарнизона с белым флагом перемирия выходил из замка, ему показывали готовую мину, чтобы он убедился в истинности сообщения. Мера была разумной, ибо ни один осаждавший замок командир не хотел нести большие, чем было возможно, потери и не желал тратить силы сверх необходимости, тем более что чаще всего врагу нужен был либо замок, либо его владелец – аристократ или король, поэтому замок не разрушали, если можно было обойтись без этого. Когда начальник гарнизона убеждался, что его не обманывают, он соглашался сдаться, видя безвыходность своего положения, и тогда осаждающие засыпали мину и замок оставался цел.

Машины, использовавшиеся для этих видов осады и штурма, были в принципе просты, и конструкция их не претерпела значительных изменений со времен древней Ассирии, то есть с VIII века до н. э. Трудно сказать точно, как были сделаны эти машины, ибо различные описания их в средневековых хрониках недостаточно определенны; однако общую идею уловить можно. Первой машиной было метательное орудие, называемое требюше, предназначенное для метания самых больших и тяжелых камней. Орудие крепилось на массивной деревянной раме, часто стоявшей на маленьких колесах, что позволяло перемещать орудие по местности. Рабочая часть требюше поддерживалась двумя мощными вертикальными столбами. К толстой прочной оси, расположенной между двумя столбами, прикреплялся длинный стержень. Вал крепился к стержню не посередине, а ближе к одному из концов, в результате у стержня было два плеча – одно короткое, а второе – длинное. К концу длинного плеча подвешивали кожаный мешок, похожий на сумку пращи, а к короткому плечу подвешивали очень тяжелый противовес. При подготовке к выстрелу длинное плечо опускали к земле, а короткое, соответственно, поднималось высоко в воздух. В таком положении стержень закрепляли. После этого в сумку укладывали камень. Потом вытаскивали кол или клин, которым удерживался стержень, груз на коротком плече начинал стремительно падать вниз, утягивая за собой короткое плечо. Длинное плечо резко поднималось вверх, камень описывал дугу и вылетал из сумки в цель.

Более древним и, возможно, менее мощным камнеметным орудием была катапульта. Сила броска обеспечивалась в этой машине крутящим моментом, то есть для выстрела использовали энергию закрученной веревки. Между такими же, как в требюше, двумя мощными опорами помещался длинный стержень, но в катапульте его крепили к дну рамы орудия, и короткое плечо было короче, чем в требюше. Стержень был пропущен через петлю перекрученных веревок, а на конце находился ковш, похожий по форме на сумку или ложку. Для того чтобы зарядить катапульту, конец стержня опускали вниз и закрепляли канатом с замком. После этого веревки у короткого плеча туго закручивали с помощью вертикального кабестана, который держался на оси, укрепленной между вертикальными столбами. Когда веревки были закручены достаточно туго, кабестан фиксировали клином. Потом, чтобы выстрелить, размыкали замок у длинного плеча, освобождая его. Веревки кабестана с силой раскручивались, ложка стремительно описывала дугу и ударялась о поперечный брус, укрепленный на вертикальных столбах выше оси кабестана. Камень, бочонок с греческим огнем или другой метательный снаряд с большой силой вылетал в цель. Если вы возьмете в левую руку один конец обычной линейки, а к другому концу приложите правой рукой кусочек жевательной резинки или бумажный комочек, согнете линейку, а потом отпустите правый конец, то вы произведете выстрел из катапульты. Если при распрямлении линейки на ее пути встретится предмет, который остановит ее движение в вертикальном положении, то снаряд полетит дальше и с большей силой.

Еще один тип средневековой артиллерии был представлен баллистой. Баллиста – это орудие, похожее на огромный арбалет, установленный на вращающейся подставке. Римляне использовали его с теми же целями, с какими много позже использовали легкие полевые пушки. У баллист не было колес, ставили их на четыре ножки, возвышавшиеся над землей приблизительно на 4 фута (около 1,25 метра). Рама машины, соответствующая по своему назначению штоку арбалета, крепилась на вращающемся вороте на верху подставки, поэтому оружие можно было поворачивать в горизонтальной плоскости на полуокружность вправо и влево, а также поднимать или опускать передний конец, меняя угол вылета стрелы. Обслуживать машину должны были всего два или три человека, частота стрельбы была довольно высокой, а люди прикрыты щитом, прикрепленным к луку, наподобие щитка старой доброй полевой пушки. Это было оружие, которое использовалось, главным образом, против живой силы противника. Из баллисты стреляли с большого расстояния по стрелкам на стенах замка; кроме того, из баллист выпускали стрелы с горящей паклей для поджога крыш или настенных деревянных ограждений, а также деревянных построек во дворе замка.

Таран подвешивали на веревках, свисавших с поперечных брусьев, прикрепленных к вершинам вертикальных столбов. Наконечник тарана по возможности оковывали твердым железом. Конец был заостренным. Функционально это было очень простое орудие – его просто раскачивали и били наконечником по камням стены, но так как для этого машину надо было подтащить вплотную к стене, то требовалась большая предварительная работа. Засыпали часть рва, а машину под непрерывным обстрелом подтягивали к стене. Поскольку с орудием должны были работать люди, которые часами раскачивали таран, их надо было защитить прочной кровлей, закрывавшей все орудие. Для того чтобы сделать крышу огнеупорной, ее покрывали сырой кожей или листами железа.

Кайло работало по такому же принципу, но вместо тяжелого толстого стержня применяли более тонкий, снабженный на конце длинным прочным острием. Это был более тонкий военный инструмент. Острие направляли в расщелины и трещины в стене. Буром тоже работали под навесом. Формой он напоминал кайло, но действовали им, как гигантским сверлом, выковыривая раствор из стыков между камнями кладки.

Еще одной осадной машиной, часто применявшейся при атаках на замки, была большая передвижная башня, которую также подтаскивали вплотную к стене. Башня представляла собой высокое сооружение в несколько ярусов или этажей. Этажи соединялись между собой лестницами, а верхний этаж представлял собой своеобразный, окованный железом подъемный мост. На каждом этаже во время боя находилось множество воинов. Когда башня оказывалась на близком расстоянии от стены, подъемный мост опускали, и солдаты, находившиеся на верхнем этаже, устремлялись на стены, а за ними следовали воины, ждавшие своей очереди на нижних этажах. Как только башня оказывалась в непосредственной близости от стены и можно было опускать на стену подъемный мост, защитники замка попадали в тяжелую ситуацию, но до тех пор, пока башню не подтягивали к стене, положение воинов на ее этажах было весьма опасным. Башня представляла собой огромную мишень, находившуюся к тому же на очень близком расстоянии. Двигалась она очень медленно и была уязвима для машин осажденных; их баллисты в упор выпускали по башне тяжелые железные стрелы, которые легко пробивали стены из прутьев и дерева. Хотя стены башни хорошенько пропитывали водой перед тем, как двинуться к стенам замка, солнце высушивало башню, и ее можно было без особого труда поджечь греческим огнем или горящим маслом. Несчастные солдаты, которым приходилось тащить тяжеленную башню по неровной земле и перетаскивать через ров, который надо было еще засыпать, были абсолютно не защищены и несли огромные потери. Для рыцарей и воинов, которые находились на этажах башни в течение двух-трех часов пути (именно столько времени обычно требовалось для того, чтобы подтащить сооружение к стене), эта дорога наверняка была настоящим кошмаром.

Башню (впоследствии ее стали называть «колокольней») можно было использовать и по-другому – как наблюдательный пункт – или послать туда лучников и арбалетчиков, которые могли теперь сверху обстреливать стены и двор замка. Генрих III именно так и поступил, когда в 1224 году осаждал замок Бедфорд; эффект был разительный – защитники не могли ни на минуту снять доспехи – настолько опасен был дождь сыпавшихся на них вражеских стрел.

Боевым машинам давали самые разнообразные прозвища и наименования. Навесы, прикрывавшие тараны, часто называли кошками или свиньями, а кайло – мышью. В 1265 году, при осаде Кенилуорта, башню с лучниками (такую же, как у Генриха III при Бедфорде сорок один год назад) прозвали «Медведь». Распространенным наименованием камнеметных орудий был мальвуазен (злой сосед). Прозвища и названия давали большинству машин как атакующие, которые их использовали, так и осажденные, которые терпели от них большой урон.

Есть очень большое искушение представить себе, что гарнизоны замков XIII века были весьма многочисленными; все думают, что стены, окружавшие двор замка, были битком набиты солдатами по всему периметру, но в действительности это было не так. В мирное время гарнизоны большинства замков, даже таких больших королевских замков, как Корфи, Дувр или Оксфорд, состояли из полудюжины рыцарей и, вероятно, пары десятков других воинов, четырнадцати арбалетчиков, капеллана и различных слуг – поваров, плотников и т. д. В небольших замках гарнизоны были и того меньше – один рыцарь, четыре воина, три арбалетчика. Даже во время военных действий гарнизоны были невероятно малочисленны. В свитке за 1174 год упоминается только о двадцати рыцарях в Оксфорде и о десяти рыцарях и сорока воинах в Уарке; это было в тот год, когда Генрих II воевал в Англии со своими мятежными сыновьями. Когда Иоанн поднял мятеж против своего брата Ричарда I – в то время, когда этот мужественный монарх томился в германском плену (1193 год), – свиток рассказывает нам, что всего в Норвиче – очень крупном замке – и в Кентербери общая численность их гарнизонов составляла семьдесят пять человек. В 1215 году, когда Иоанн осаждал Рочестерский замок, ему противостояли всего сто рыцарей, немного арбалетчиков и слуги; годом позже более значительные силы удерживали замок Дувра, осажденный французским принцем Людовиком. Роджер Вендуврский утверждает, что в замке находилось сто сорок рыцарей, множество латников и других воинов. Но в то время Дувр был исключительно важным в стратегическом отношении и очень большим замком. Тот факт, что замки можно было в течение долгого времени малыми силами удерживать под натиском превосходящих сил противника, говорит об эффективности замковых оборонительных систем. В 1216 году замок Одигем в Гемпшире держался две недели, защищаемый тремя рыцарями и десятью латниками. Несколько столетий спустя замок Корфи выдержал куда более долгую осаду парламентской армии, оснащенной мощными пушками; замок защищала пожилая женщина (леди Мэри Бэнкс), несколько старых ветеранов и служанки. Парламентские войска взяли замок только потому, что у одной из служанок не выдержали нервы и она открыла ворота.

Теперь давайте обратимся к рассказам об осадах некоторых замков. Первым я приведу описание взятия стоявшего на насыпном холме и окруженного стеной замка Ле-Пюизе во Франции в 1111 году. Замок осаждали войска под командованием короля Людовика Толстого, а защищал его владелец Юг Ле-Пюизе. Гарнизон начал с вылазки, стремясь отогнать войско короля от стен замка до того, как оно приступило к регулярной осаде. Но вылазка не увенчалась успехом, и Югу пришлось вернуться в замок, под защиту его палисада. Следующее активное действие предприняли нападавшие. Король послал отряд под началом графа Теобальда Шартрского с заданием обойти замок с тыла и взять его штурмом. Эта атака также провалилась, отчасти потому, что берег рва оказался слишком крутым и высоким, но главным образом оттого, что гарнизон снова совершил смелую вылазку и кавалерийский отряд напал с тыла на штурмовой отряд. Королевские воины, неся большие потери, отступили – при этом многие утонули во рву, – а всадники Юга благополучно вернулись в замок. Вскоре после этого, воспламененные яркой проповедью священника, основные силы, осаждавших замок, бросились в яростную атаку, стремясь форсировать ров и пробиться к стенам. Они взобрались по крутому берегу к палисаду, невзирая на отчаянную оборону осажденных, которые делали все, что было в их силах. Нападавшие засыпали ров и утрамбовали землю, выдернули из земли огромные бревна частокола и ворвались во двор замка. Юг Ле-Пюизе и его уцелевшие солдаты укрылись в главной башне на холме, в твердыне замка, но при обороне двора они понесли настолько большие потери, что не могли теперь ни защищаться, ни делать вылазки, так что вскоре им все же пришлось сдаться на милость победителя.

Здесь мы имеем пример активных действий, которые может предпринимать гарнизон при защите замка, делая стремительные, смелые вылазки. Как мы видим, и при защите замка лучшая оборона – это наступление.

Осада в 1215 году Рочестерского замка королем Иоанном, боровшимся с мятежными баронами, дает нам редкий пример того, как главная башня замка была разрушена и взята штурмом. Пробившись через внешние оборонительные сооружения во двор замка, осаждавшие остановились перед неприступной четырехугольной башней. Но минерам короля удалось подвести туннель под один из ее углов и вырыть под ним большую минную камеру. Потолок ее укрепили опорами и, как обычно, наполнили хворостом. До наших дней сохранилось письмо Иоанна к королевскому юстициару Губерту де Бургу: «Мы велим тебе со всей возможной поспешностью, будь то днем или ночью, послать нам сорок беконных свиней, самых жирных и наименее всего пригодных в пищу, чтобы разжечь огонь под башней…» Спрашивается, зачем королю понадобились свиньи? После доставки в замок свиньи были забиты и разделаны, и из них извлекли сало и жир. Этим жиром густо смазали бревна опор мины, а нутряным салом залили хворост. Можно себе представить, как полыхало все это в камере мины. Угол главного здания вместе с угловой турелью обвалился, и солдаты короля хлынули в замок, но там они натолкнулись на поперечную стену, укрывшись за которой осажденные продержались еще несколько дней.

Если вам когда-нибудь доведется побывать в Рочестерском замке, то обратите внимание на четыре угловые башни. Три из них имеют обычную четырехугольную форму, а четвертая круглая и отличается большим размером. В течение многих лет после 1215 года башня оставалась разрушенной, но потом Генрих III приказал заново отстроить четвертую башню. Некоторые могут сказать, что башня круглая, потому что такой ее приказал сделать король Генрих, но мне кажется, что она ни за что не стала бы круглой, если бы вовремя не нашлось сорока свиней.

Наилучшим примером захвата замка служит взятие Бедфордского замка в 1224 году. Его обороняли, бросив вызов молодому королю Генриху III, люди старого капитана наемников короля Иоанна – Фокса де Брота. Сам Фокс отсутствовал, но за него замок обороняли его брат и жена. Для начала весь гарнизон замка отлучили от церкви; потом к стенам подтащили осадные машины. Мы читаем в старинных документах, что с восточной стороны были установлены требюше и две катапульты, две катапульты с западной, одна катапульта с северной, а одна с южной, чтобы со всех сторон обстреливать главную башню. Для наблюдения за происходящим в замке и для обстрелов были сооружены две передвижные осадные башни. На башне непрерывно находились арбалетчики, держа под прицелом защитников и не давая им ни снять хотя бы часть доспехов, ни поднять головы. Обороняющимся не давали покоя ни днем, ни ночью, беспрестанно обстреливая замок стрелами и тяжелыми камнями. Защитники не имели ни малейшего намерения сдаваться, думая, что если они выдержат осаду, то их лорд Фокс де Брот успеет прийти на выручку. Они яростно защищались, убили лорда Ричарда де Арджентана, шестерых рыцарей и более двухсот латников, а также множество солдат, обслуживавших осадные машины. Король понял, что осада будет долгой; по этому поводу он весьма сильно расстроился и поклялся повесить весь гарнизон, если возьмет замок.

После четырех штурмов замок был действительно взят. Первым пал барбакан. Потом, потеряв нескольких человек, осаждавшие взяли двор замка, захватив богатые трофеи в складских помещениях – пшеницу, свиней, крупный рогатый скот, а также лошадей, упряжь, множество доспехов и военного снаряжения и большое количество арбалетов. Теперь они оказались около основной твердыни – цитадели – перед башнями и стенами на холме и главным зданием. К работе приступили минеры. Они подрыли большую стену, которая по всей длине окружала (словно скорлупа) вершину холма. Теперь атакующие оказались внутри двора донжона, он оставался единственной крепостью, которую предстояло взять. Была предпринята попытка штурма, в результате которой король потерял нескольких человек убитыми, а десятерых пленными – этих последних захватили осажденные и увели в замок. Тогда за дело снова принялись минеры, и «в канун дня Успения, ближе к вечерне» – то есть около четырех часов пополудни 14 августа, мина была подожжена. Дым проник во внутренние помещения замка, не давая дышать голодающим, изможденным защитникам замка, башня обвалилась, а по стене пошли глубокие трещины. Дальнейшее сопротивление стало абсолютно бессмысленным, и уцелевшие защитники подняли королевское знамя, дав этим знак, что сдаются. На следующий день их привели к королю; они были разрешены от отлучения; но шестерых предводителей мятежа вместе с Вильямом, братом Фокса, король приказал повесить.

До наших дней сохранилось множество записей, рассказывающих нам о мероприятиях, которые пришлось провести, чтобы организовать эту осаду. Осадные машины свозили из Линкольна и со всего Нортгемптона; другие орудия пришлось строить на месте из деревьев, срубленных в лесах Нортгемптоншира. Бревна привозили к Бедфордскому замку. (Монахи Уордена выражали недовольство, когда королевские лесничие вырубали их деревья.) Были вызваны плотники; констеблю Виндзорского замка было приказано обеспечить лошадьми мастера Томаса и других, а также позаботиться о доставке их инструментов, «чтобы они могли прибыть к нам, днем или ночью, как можно скорее и не мешкая». Других мастеров присылали из Линкольна и Лондона. Также из Лондона и из Кембриджа были доставлены веревки и канаты для осадных машин. Из Нортгемптона привезли кожи для прикрытия кошек и осадных башен и для изготовления пращей. Жир для смазки механизмов доставили из Лондона. Шерифам Бедфордшира и Нортгемптоншира было приказано «прислать нам без задержки в Бедфорд всех находящихся под вашей юрисдикцией рабочих карьеров и каменотесов вместе с их вагами, салазками и камнями». Роджер де Клиффорд, констебль Сент-Бриавеля, прислал минеров из Герфорда и Дьяконова леса. Арбалетчики прибыли из Лондона, и стрелы для них присылали многими тысячами. Бейлифам Нортгемптона было приказано, «поскольку вы любите нас и вам дорога наша честь, то вам надлежит обязать всех умелых в своем деле кузнецов, не отдыхая ни днем, ни ночью, изготовить для нас четыре тысячи хорошо заостренных стрел для арбалетов, способных хорошо летать», и не медля прислать их в Бедфорд. Из Корфа было прислано пятнадцать тысяч таких стрел. Эти отрывки показывают, какую большую работу надо было выполнить, чтобы организовать регулярную, по всем правилам военного искусства того времени, осаду замка. Когда при осаде присутствовал сам король, то, естественно, ему полагались некоторые излишества. Все дорогие и богато украшенные шатры были доставлены на специальных повозках из Лондона, со всеми гербами и предметами комфорта и роскоши, а также такие заморские лакомства, как корица, имбирь, перец, шафран, миндаль и большие количества вин самых разнообразных сортов. Когда осада закончилась, все было упаковано и отправлено по местам; машины разобрали и отвезли в лондонский Тауэр и в Нортгемптон, а плотники, минеры, каменотесы, кожевенники и другие рабочие были отпущены по домам и смогли вернуться к своим обычным занятиям. Бедфордский замок был заброшен, то есть все его оборонительные сооружения разобрали, и они стали непригодными, а Фокс де Брот, оставленный женой и покинутый друзьями, отправился в изгнание.

Сегодня многие замки в Англии являют собой картину запустения. Но не только неумолимый бег времени повинен в этом. Дело в том, что их обдуманно и целенаправленно разрушали – полностью или частично. Но подобно тому, как разрушенные английские аббатства могли бы до сих пор сохраниться в таком же отличном состоянии, как большие соборы, если бы не указ Генриха VIII о ликвидации монастырей, старинные замки тоже сохранялись до Гражданской войны 1642—1649 годов, когда они снова превратились в арены боев – их удерживали сторонники короля, а осаждали войска парламента, как, например, это было в Корфи. Для того чтобы захваченные замки никогда больше не могли быть использованы в боевых действиях против парламента, их наружные стены, башни, ворота, внутренние стены и главные башни были взорваны. Руины замка Корф в Дорсете, бывшем когда-то одним из самых блистательных владений английской короны, являются в то же время памятником героической обороны, возглавленной престарелой леди Бэнкс и ее служанками, как и памятником прочности самого сооружения. Ибо если вы внимательно присмотритесь к разбросанным по естественному холму Корф, на котором стоял некогда замок, серо-желтым фрагментам стены, то сможете воочию убедиться в том, насколько крепки они были и как добросовестно сложены. Если бы его не взорвали порохом, то он высился бы на своем месте и по сей день, подобно некоторым другим крупным замкам, судьба которых сложилась более счастливо.