Первые три дня на корабле Дейнерис провела вместе со многими другими, перегибаясь за борт верхней половиной тела. «Дохлый кракен» то и дело поднимал нос на гребне очередной волны, а потом резко опускал, беря крен то влево, то вправо - море встретило их неприветливо, будто злорадствуя над дотракийцами, которые и без того до смерти боялись «дурную воду». Большинство из них вообще отказывалось подниматься на палубу, предпочитая оставаться в трюме вместе с лошадьми. Кхаласару во главе со своей кхалиси только и оставалось уповать на милость моря и благосклонность богов. Однако, как только избалованные землей под ногами тела начали привыкать к качке, как только море сжалилось над ними и ветер утих, давая короткую передышку, на Летнее море стремительно налетел шторм, безжалостный и беспощадный.
Он шумел вокруг, подобно тысяче жужжащих пчел, он обливал водой промокшее до ниток судно, как водопад с небес, он играючи бросал в стороны корабль, который до этого казался Дени огромным и невозмутимым. Буря преподала юной королеве полезный урок – нет и не будет в мире силы, способной укротить природу. Ни кровь, ни пламя, ни молитвы – все беспомощно перед мощью моря и воздуха, игра которых могла погубить горсть плывущих к горизонту на деревянной щепке людей и даже не заметить этого.
Но «Дохлый кракен» с опущенными парусами упрямо шел вперед, разрезая волны и морскую пену. А Дейнерис Таргариен, промокнув насквозь сразу, как только выглянула из своей каюты, бросила короткий взгляд на блестящие от влаги высокие мачты и, скользя ногами по мокрой палубе, добежала до люка, ведущего в трюм, отворила его, подняв за тяжелое стальное кольцо, юркнула внутрь и замерла, удерживая открытый люк над головой. Дождевые капли огибали крылья ее носа и губы, одна застыла на кончике носа, не желая падать, десятки других накрапывали с белых волос. А взгляд пурпурных глаз был устремлен на размытые брызгами пресной и соленой воды очертания капитана за штурвалом, который то и дело поворачивал его, лавируя кораблем меж штормовых волн. С его шляпы струились ручейки воды, рубашка прилипла к телу и хлопала под натиском ветра, а штурвал в его руках вращался так покорно, будто был частью тела своего капитана. Равно ли влюбленный в море любит штиль и бурю? Дейнерис, глядя на Ноариса, видела ответ. Но очередная волна захлестнула корабль, омывая палубу ледяной водой, и окатила ею Дени с головы до ног до того, как та успела закрыть люк над головой. Внутри было сухо и тепло, слышался грубый дотракийский язык. Смердело потом, рвотой и конским навозом, но для Дени это было небольшой платой за то, чтобы находиться с теми, кто в ней нуждался. Это было четыре дня назад.

Сегодня Дейнерис проснулась от прикосновения солнечных лучей к ее лицу - буря стихла еще вчера утром, обещая хорошую погоду на ближайшие несколько дней. Солнце коснулось Дени мягко и ласково, будто ее будили пальцы любящего мужчины, но она лишь поежилась во сне, перевернулась с одного бока на другой и уткнулась носом в волосы Чхику – будучи в каюте корабля кхалиси опасалась ночевать одна, даже зная, что вход в ее покои охраняется одним из кровных всадников и команда корабля не вызывает недоверия, Дени все равно чувствовала себя рядом с Чхику спокойнее.
Лучи утреннего солнца, проникая в каюту сквозь небольшие оконца, медленно подкрались к кхалиси и обняли ее за плечи и затылок. Она, нехотя поворачиваясь, приоткрыла глаза.
Дени плохо спала – вчера она решилась завить волосы вопреки витающей в воздухе влажности, а потому ее серебряные локоны были накручены на короткие деревяшки и крепко привязаны к ним нитью. Устроиться лежа на них было невозможно, Дени ворочалась всю ночь, утешая себя лишь тем, что завтра она будет выглядеть соответственно титулу королевы.
Она приподнялась на локтях, щурясь непривыкшими к яркому свету глазами. Пол каюты едва покачивался, убаюкивая, уговаривая поспать еще. Новые покои кхалиси не могли похвастать изыском золотых подсвечников, но были уютно и красиво обставлены необходимой мебелью, которая дополнилась клетью с драконами и ведрами с водой на случай пожара. Кроме резного стола и трех стульев из темного дерева, высоких шкафов и толстых комодов, в каюте стояла кровать, низкая, но большая, с пуховой, мягкой, как облако, периной, на которую из уголка рта Чхику медленно текли слюнки.
- Просыпайся, - Дени погладила ее по руке, Чхику лишь дернула плечом и замычала в ответ.
Босые ноги Дейнерис коснулись пола, она медленно поднялась с кровати и на цыпочках подошла к окну, не веря собственным глазам – лазурное небо было украшено несколькими белыми облаками и ослепительным солнцем, медленно ползущим вверх. Дени вытянула руки в стороны, вращая кулачками, выгнула спину и шею, блаженно прикрыв глаза. Ее ночная рубашка, едва доходившая до колен, в солнечном свете казалась прозрачной и плохо скрывала исхудавшее от морской болезни тело – над животом выпирали ребра, которые теперь без труда можно было пересчитать, плечи стали угловатыми, а над щеками ясно вырисовывались скулы.
Дени, сладко потянувшись, впервые за проведенное на корабле время ощутила сильный голод внутри себя.
- Проснись, Чхику! – уже громко и настойчиво крикнула она, вприпрыжку подбежав к ней и запрыгнув на кровать. – Уже утро! – Дени откинула одеяло в сторону, уселась на Чхику верхом и потрепала ее за обе щечки.
В ответ дотракийка махнула ладошкой и приоткрыла глаза.
- Ну-у, кхалиси… - будто Дени можно было уговорить.
Дейнерис решила перейти в режим атаки и принялась щекотать Чхику подмышками, та задрыгала ногами и заверещала так, что ее наверняка было слышно и в Кварте, и в Астапоре.
- Кхалиси в хорошем настроении, - заключила она, отсмеявшись.
- Солнце! – Дени указала пальчиком на окно и спрыгнула с кровати. Она не могла и подумать, что после перехода через Красные земли сможет так радоваться солнцу.
Драконы проснулись и заверещали вместе с Чхику, требуя выпустить их из клетки. Дени отворила ее створку, ласково приветствуя каждого из своих детей, на что Рейегаль ответил тихим рычанием и взлетел под потолок, покружился вокруг двух люстр, свечи на которых зажигали вечерами, и уселся на одну из них, он с самого начала путешествия приметил их и любил прыгать с одной на другую; Дрогон грациозно подлетел к окну и, ухватившись когтями крыльев за раму, повис на ней, вглядываясь в морскую даль; а висящий вниз головой на потолке клети Визерион, безразлично оглядев всех вокруг, лишь плотнее закутался в собственные крылья, подобно летучей мыши, и продолжил дремать, закрыв глаза.
- Знаю, дорогой, - Дени ласково погладила Дрогона. – Возможно, это случится сегодня.
Драконы были так печальны взаперти, что Дейнерис не могла смотреть на них без боли в сердце. Им нужна была свобода и пространство, чтобы они росли и крепли, а Дени не могла им этого дать. Море – не безопасное место для полетов, но разве оно вообще существует?
Дрогон в ответ на ее слова радостно пыхнул из пасти пламенем прямо на стекло.
- Дохэйрис! – дракон тут же закрыл пасть и виновато посмотрел на свою мать, та погрозила ему указательным пальчиком и уже ласковее и тише повторила. – Дохэйрис.
Драконы легко поддавались дрессировке, что радовало Дейнерис – послушание было залогом ее к ним доверия, ведь дракон – существо своенравное и характерное.
Чхику принесла завтрак для кхалиси и ее детей, помогла Дени умыться и причесаться. Дени долго объясняла ей, как нужно заплести волосы, Чхику сказала, что все поняла, однако сделала все по-своему. Но в конечном счете Дейнерис осталась довольна – ее и без того недлинные волосы подарили треть своей длины крупным кудрям, а потому едва опускались за плечи; верх был собран и заплетен в тонкую косу, чтобы волосы не падали на лицо, а ее кончик Чхику упрямо украсила колокольчиком, хоть Дени и была против.
- Кхалиси даже на морском коне или на железном троне останется в первую очередь кхалиси, - строго сказала она, вплетая колокольчик в косу.
Дейнерис улыбнулась этому – у нее были преданные ей люди, а преданность дотракийцев не шла ни в какое сравнение с любой другой. Правда, пятеро человек из ее кхаласара все же отказались плыть в Залив Работорговцев и остались в Кварте. Сказать, что это опечалило Дени – ничего не сказать, но Чхику, обнимая ее за плечи, объяснила, что трусам нечего делать в их кхаласаре, а раз их страх перед дурной водой одолел любовь и преданность к своей кхалиси, то они именно трусы, не больше. Дени прислушалась к ней и больше не расстраивалась по этому поводу.
Изредка напоминающий о себе тихим звоном колокольчик был на сегодня единственной деталью в одеянии Дейнерис, напоминающей о ее дотракийском титуле. Дени выбрала из платьев воздушное белое с юбками в пол, в котором собственное отражение в зеркале казалось Дени легким и парящим. Она, пристально разглядывая себя в зеркале, провела надушенным указательным пальчиком за мочкой уха.
- Ты можешь идти, Чхику, - она возилась с кудрями кхалиси, недовольная своей работой, делила их на более тонкие прядки. – Хватит, ты молодец, у тебя хорошо получилось.
Чхику в ответ цыкнула языком и сделала пару последних штрихов, укладывая непослушные завитушки.
- Кхалиси хочет хорошо выглядеть перед своим рыцарем, - будто невзначай обронила она, собирая пустую посуду из-под фруктов для завтрака.
- Чхику, - Дени строго посмотрела на нее в зеркале, проводя пальчиком за второй мочкой уха, - по-моему, мы договорились с тобой больше не говорить об этом.
- Да, - ответила та, подняв стопку мисок. – Но это так! – она поставила сверху пустой кувшин. – Кхалиси может обманывать всех вокруг, но ее глаза не обманут Чхику! – и показала на себя пальцем.
Язык у этой сплетницы был ниже колена, а потому, узнай она что-либо наверняка – об этом тут же узнают и все окружающие, Дени всячески избегала разговоров о Джорахе, тем более ей не хотелось этим делиться.
- Правда, я не понимаю что в этом такого, - Чхику пожала плечами и взяла в пустую руку два кубка, - и Ирри тоже не понимает.
- Чхику! – Дени вскочила на ноги и обернулась к ней, сверля разъяренным взглядом.
- Все-все, ухожу, - она засеменила к двери.
Дейнерис закрыла ладошкой глаза и покачала головой. А чему она удивляется! Темы для разговоров за спиной найдутся всегда, а особенно для любопытных и всезнающих Ирри и Чхику, которые догадались обо всем еще в тот день, когда это случилось.
Дверь за Чхику закрылась, оставив кхалиси в одиночестве. Она, чуть остыв, вернулась на пуфик перед зеркалом и взглянула на себя. А не добавить ли ей немного краски на глаза?

Будто чья-то сильная рука одним взмахом привела в движение время и оно понеслось с головокружительной быстротой. Ноарису подобное было не в новинку: стоило ему задержаться на суше, проклятое время замедляло свой ход и капитану все больше хотелось приложиться к бутылке с вином, чем задуматься о чем-то серьезном. Но все менялось, как только Манукато ступал на палубу и приказывал матросне сниматься с якоря. Жизнь, а точнее ее смысл, возвращалась к Ноарису, заставляя его улыбаться и не просто ходить по вычищенным до блеска доскам палубы, а летать, будто и не было качки.
Королева-девочка, как теперь ее мысленно окрестил про себя Манукато, не досаждала капитану и его команде, занимаясь первые дни плаванья тем же самым, что и все ее люди, а то есть извергая содержимое желудка за борт и на палубу. Это вызывало на губах капитана снисходительную улыбку: драконы – это красивая сказка, которая заглянула в реальность, море – вечная история, готовая пережить будни и сказки. Стихию нельзя укротить, ее нельзя понять, можно только рискнуть слиться с ней, впасть в экстаз от безграничной силы воды – самой страшной силы, существующей в этом мире. Однако если ты неумеха, трус или паникер - прощайся с жизнью.
Шторм не заставил себя долго ждать и уже на третий день мирная гладь воды взбеленилась, восстав против всех и вся. Корабль швыряло, как щепку, волны, высотой с квартийские дворцы, то и дело пытались утащить „Дохлый кракен” за собой в пучину, мачты трещали, матросы вопили, и только Ноарис не переставал улыбаться, стоя у своего штурвала. Такие улыбки он не дарил ни одной женщине, даже родная мать никогда не видела своего сына с подобным выражением лица. Нежно, как к любимой, капитан улыбался в черное небо, не забывая крепко держать штурвал в руках.
Буря утихла так же внезапно, как и появилась. Небо расчитилось, ослепляя голубизной, водная гладь, подобная зеркалу, мирно омывала борта судна, словно домашняя кошка, которая льнет к своему хозяину. Стоя на носу корабля, Ноарис вглядывался в горизонт, определяя новый курс. Шторм не только потрепал „Кракена”, но и сбил судно с намеченного пути и теперь требовались некоторые корректировки.
- Все сходится, Пупс. Шторм заставил нас сильно уйти вправо, - тощий темнокожий мужчина, смахивающий на изможденного беженца с Летних островов, но никак не на матроса, кивнул в знак согласия капитану.
- Да, кэп. Ваше чутье как всегда совпадает с компасом.
Ноарис улыбнулся, показав золотые зубы и, протянув руку к щеке Пупса, отечески похлопал его по скуле.
- Это компас совпадает с моим чутьем. Ты же знаешь, дружок, что я куда лучше ориентируюсь в море, чем все эти мейстеровские и колодовские штучки.
- Верно, кэп, - Пупс широко улыбнулся, обнажив беззубую улыбку, - Как скажете, кэп. Я займусь корретировками.
- А я наведаюсь к нашей пассажирке, отобедаю и вздремну часок, - отпуская Пупса, Ноарис вновь дружески похлопал помощника, на сей раз по плечу.
Ночью капитану корбля удалось вздремнуть несколько часов, но этого было мало, тем более, что буря улеглась и можно было немного расслабиться.
Капитанская каюта была отдана новой пассажирке „Кракена” и трем ее ящерицам, от того Ноарис ютился вместе со своим помощником в одноместной каюте по соседству с Дейенерис Таргариен. Хотя Пупс был тихим и скромным соседом, это неудобство стесняло Ноариса, привыкшего к своей просторной каюте и ее удобствам. Что-что, а положение капитана железнорожденные, построившие „Кракен”, чтили, чего не скажешь о его помощниках.
Сделка с самого начала вызывала у Ноариса отторжение и нежелание в ней участвовать. Его великолепная интуиция, подобной голодной мантикоре, глодала решимость капитана каждую ночь, кусочек за кусочком отбирая покой и сон до тех пор, пока он не прекратил свои мучения, отказавшись более сомневаться. Сделка свершилась, корабль вышел в море и с каждый часом приближался к пункту своего назначения – о чем еще сожалеть? Лишь тратить время впустую. Вот только цена, уплаченная за это путешествие, сидела гвоздем в пятке молодого капитана.
- Тук-тук, - Ноарис носком сапога пнул двери в своей бывшей каюты, позволяя им самим распахнуться настеж, открыв взору покои кхалиси дотракиейцев. Теперь здесь даже пахло не так, как раньше и многие вещи сменили свое местоположение. Ревниво окинув картину одним взглядом, капитан поморщился, не скрывая недовольство, - У Вас было незаперто, - констатировал он свершившийся факт своего вторжения.
Не ожидая ответа от хозяйки каюты, Манукато вошел внутрь и тут же зацепил стойку с платьями, стоявшую у дверей, отчего последняя незамедлила упасть, загремев.
- Вы всегда ставите ловушки у входа? – не без сарказма осведомился капитан, брезгливо вернув стойку на место, но отодвигая в сторону, чтобы пройти в глубь каюты.
Второе, что он отметил для себя, это драконов Дейенерис, на свободе разгуливающих по каюте. Им досталась третья улыбка капитана в это утро, на сей раз мечтательная, но сосредоточенная, будто что-то, кроме праздного любопытства, таилось в голове Манукато.

Дрогон толкнул ее локоть, когда она рисовала стрелку от уголка правого глаза. Рука резко ушла в сторону, украсив лицо от глаза до виска темно-серой полоской.
- Дрогон! – возмущенно воскликнула Дени, стукнув кулачком по трюмо.
Дракон пискнул в ответ и запрыгнул на зеркало, шустро переставляя лапы. Трюмо ходило ходуном от его веса, зеркало качалось, а многочисленные предметы, аккуратно расставленные вдоль зеркала, тихо постукивали друг об друга.
Дейнерис сурово и внимательно следила за Дрогоном, который легко переместился с одной стороны зеркала на другую.
Драконы по большей части состояли из кожи и чешуи, кости их были хоть и крепкими, но тонкими и легкими, а основной вес придавала голова. У них было стройное тело, которое пластично увеличивалось при вдохе и сужалось при выдохе, пара сильных лап с небольшими когтями, длинный хвост, служащий балансиром, ну и, конечно же, крылья, размах которых достигал длины самого существа от кончика драконьего хвоста до самой макушки. Лапы были мощными и цепкими, а тело, стоя на них, легко балансировало от горизонтального положения до практически вертикального, особенно когда дракон хотел что-либо разглядеть. Крылья украшали пара когтей, которые служили драконам каким-то подобием человеческих рук. Их хватка была крепкой, дракон без усилий мог повиснуть на них, а острые кончики впивались в любую поверхность с невероятной силой. У Дрогона на крыльях было три когтя, когда остальным досталось только по два. Кроме этого его голову украшали аж четыре рога – пара больших и два поменьше под ними, в то время как у остальных опять же было всего по два. Дени мечтала прочесть книгу, в которой будет написано о строении драконов, чтобы узнать, что обозначают различия, но найти ее оказалось сложнее, чем она думала, а потому Мать Драконов оставалась в неведении и пожирающем нутро любопытстве.
Дрогон был самым крупным из драконов и почти достигал в длину роста кхалиси. Его чешуя была черной с алыми прожилками, будто внутри него горел огонь, прорывающийся из тела сквозь узкие щелки. Он был сильнее, наглее и вспыльчивее, чем остальные. Кроме того, он быстрее рос, обгоняя по развитию своих братьев. Дрогон, наверное, был и самым характерным из драконов – самоуверенным, грубым, яростным. Любую игру он превращал в сражение насмерть, любая цель была главной в жизни, любому действию он отдавал все силы, не оставляя на потом. Дрогон был вспыльчив и самоуверен, Дени опасалась, что это и погубит его, а потому его дрессировке уделяла много внимания. В ней до сих пор жило удивление от его внезапно появившегося глубочайшего послушания – он реагировал на команды быстро и беспрекословно, доверяя Дейнерис больше, чем себе, даже если не хотел того, чего требовала его мать, он выполнял ее приказы, будто был ее рабом с рождения, а она могла его убить за любую оплошность. Но в нем играл не страх, нет. Он любил Дейнерис, на самом деле любил, она видела это в глубине его темно-карих глаз, она чувствовала это, прикасаясь к его теплым чешуйкам. Она просто знала это. Знала и все.
Дени принялась стирать белоснежным платком неудавшуюся стрелку, поглядывая на Дрогона, который ехидно попискивал, переставляя лапы и склоняя голову то влево, то вправо.
- Вредина! – чувства выплеснулись в одно-единственное слово.
Да, он был врединой, без сомнений.
Вдруг за платок кто-то дернул. Снова и снова, и он тут же выскользнул из пальчиков королевы, она ахнула, обернулась, встретившись с хитрым взглядом Рейгераля, вцепившегося зубами в платок.
- Рейегаль! – она обратилась к нему громко и твердо. – А ну отдай!
Что-то внутри его горла злорадно заурчало, и он легко вспорхнул на трюмо, сев рядом с Дрогоном.
- Вы что, сговорились? – это было на них похоже.
Рейегаль, дракон зеленого цвета, был размером с крупную собаку, вдвое меньше сидящего рядом брата. Он был самым маленьким из трех, но лидировал по проворности, скорости и хитрости. Он мог поспорить и с Дрогоном за титул вредины, ибо был приставуч, надоедлив и коварен. Больше остальных он любил резвиться, беситься, кусаться – что угодно, только не сидеть на месте. Безумно прожорлив, несмотря на размеры, готов спалить всех вокруг за кусочек мяса. Он нашел в Дрогоне лучшего друга, с которым можно было всегда подраться по любой причине или даже без, а также устроить очередной заговор или разработать план преступления. В последнем Дейнерис не была уверена, она больше склонялась к тому, что драконы действуют экспромтом, пусть и не всегда.
Дени свистнула сквозь зубы и показала пальцем на столешницу трюмо, командуя Рейегалю спуститься. Он показушно отвернулся. Она свистнула еще раз – он поглядел на нее и отвернулся в другую сторону.
Игривость для Рейегаля играла куда большую роль, чем послушание. Он редко отказывался выполнять приказы кхалиси, а когда повиновался, то делал это либо играючи, если хотел этого сам, либо нехотя, когда был против. Слишком многое зависело от его настроения, а потому Дени было сложно найти к нему подход.
В то же время Рейегаль пылал огромной теплой любовью к своей матери. Ночью он часто не находил себе места в клети, когда оба его брата уже спали, он ходил из угла в угол, мешая спать и им, и Дейнерис, а потому ей приходилось выпускать его, прижимать к себе, укрыв одеялом, и только тогда, свернувшись в клубочек, он мирно засыпал. Он очень любил дремать у нее на коленях, тихонько, подобно кошке, урча; любил, когда она носила его на руках, и цепко хватался за ее локоны, а если мамочка была занята, он садился ей на плечо или макушку и путешествовал по комнате, гордо задрав голову. Если кто-то когда-то и любил Дейнерис Таргариен, так это Рейегаль – ее маленький зеленый дракончик, которого она по обыкновению чмокает в макушку при каждой возможности.
Дени поднялась на ноги и попыталась дотянуться до платка, но как только коснулась до него кончиками пальцев, Рейегаль, оттолкнувшись лапами от зеркала, взлетел под потолок, сделал пару кругов вокруг одной из люстр и уселся на ней.
- Вниз! – скомандовала кхалиси, встав под нее, вновь свистнула и показала пальцем на пол.
Рейегаль, возмущенно заурчав, открыл пасть, и белый платок устремился вниз к своей хозяйке, но, как только оказался в ее досягаемости, был перехвачен в воздухе Дрогоном. Это случилось перед ее лицом так внезапно, что ей пришлось проморгаться прежде, чем разглядеть Дрогона под потолком на шкафу, в пасти которого красовался белоснежный платок, который уже был украшен десятком дырок от зубов. Дракон загоготал горлом, не раскрывая сомкнутых челюстей.
- Визерион! – воскликнула Дейнерис, повернувшись к клети, указывая вытянутой рукой на Дрогона. – Хоть ты им скажи!
Визерион, дракон цвета золота, пребывал в своей излюбленной позе спящей летучей мыши – вцепившись пальцами лап в прутья верхней решетки клети, он висел вниз головой, укутанный в собственные крылья. Он был крупнее Рейегаля, но меньше Дрогона, однако не уступал последнему в размахе крыльев. Визерион был самим воплощением грации, гордости и самообладания. Он относился ко всему происходящему с холодным безразличием, почти не реагировал на команды Дейнерис, не замечал потасовок Рейегаля с Дрогоном, игнорировал всяческое к нему внимание. Практически всегда он пребывал в состоянии некой медитации, погруженности в себя и собственный мир. При этом у него каким-то образом получалось поддерживать среди братьев авторитет – ему всегда доставалась больше еды, он ел ее медленно и спокойно, в то время как братья дрались за каждый кусок; его голос всегда был весомее и даже самая яростная схватка Рейегаля с Дрогоном завершалась после негромкого глубокого рыка Визериона, когда они мешали ему дремать. Он смотрел на всех свысока, казался старым и мудрым, пусть и был еще юн и глуп. Но Дени любила его не меньше, чем остальных, а вот любил ли он ее – было большим вопросом, ведь он отвергал не только команды, но и всяческую нежность с ее стороны. Но Дени повторяла себе, что черствость – не показатель любви, и он ее любит. Конечно, любит, как же иначе.
Золотой дракон приоткрыл один глаз, когда она обратилась к нему, окинул происходящее холодным взглядом и вновь погрузился в сон, переставив удобнее лапы. Он явно не желал ей помогать, на что Дени цыкнула языком.
Все-таки драконы были прежде всего ее детьми, а потом уже драконами. Они много играли, много умничали, многому учились. Да, они были трудными детьми, но от этого не становились менее любимыми. В Дрогоне процветал любимый Дейнерис юношеский максимализм, в Рейегале – бунтарство, в Визерионе – замкнутость. Каждый из них требовал индивидуального подхода, и Дени к собственной глубочайшей радости могла им это подарить – время на корабле тянулось медленно, занять себя было нечем, а потому она взялась за воспитание детей обеими руками, что получалось у нее легко, будто она была рождена для этого.
- Ну! – она вновь взглянула на Дрогона, упираясь кулачками в бока. – Слазь оттуда!
Он фыркнул в ответ, а Дени принялась искать глазами что-нибудь, с чего она сможет дотянуться до верха шкафа, но ее отвлек стук в дверь, после которого та настежь отворилась.
Перед ней во всей своей красе возник капитан Ноарис Манукато, в ревнивой усмешке очаровывая белизной своих собственных зубов и золотым блеском вставных. Не успела Дени что-либо сказать, как он ступил за порог и тут же с грохотом опрокинул стойку, на что Рейегаль ответил пронзительным воплем и закружился вокруг люстр, а Дрогон, сжимая зубами платок кхалиси, расправил крылья и подлетел к ней со спины, обнял за талию лапами, вцепился когтями крыльев в лямки платья на плечах и положил на одно их них свою большую черную голову.
- Ноарис Манукато, - наблюдая за тем, как тот поднимает стойку, Дени выдернула из пасти Дрогона свой платок и погладила дракона. – Вы должны радоваться, что не угодили в одну из… - она выдержала паузу, поглядев сперва на кружащего под потолком Рейегаля, а после на проснувшегося Визериона, который уже стоял на дне клетки, грациозно выгибая шею, чтобы лучше разглядеть гостя. – В одну из трех моих огненных ловушек! – с улыбкой закончила Дени, вновь повернувшись к Манукато.
Ей хотелось выставить его прочь, как неуча-мальчишку, со словами: «Выйди и зайди так, как требуется», однако не могла сделать этого ввиду собственного положения – игра не на своей территории всегда была чревата печальными последствиями, ей лучше было ее не начинать.
- Рада…
Дрогон прервал ее, яростно извергнув из своей пасти пламя.
- Но-но! – Дейнерис хмуро поглядела на него и погладила морду, Дрогон тут же успокоился, крепче обхватил Дени лапами, ударил кончиком хвоста об пол и обвил его вокруг Дейнерис.
- Рада видеть Вас в это ясное и солнечное утро, хоть вам и следовало предупредить меня о своем визите, - Дени положительно кивнула появившемуся в дверном проеме Чхого, давая понять, что все хорошо.
Из драконов лишь Визерион мог с ней согласиться. Каждый из детей кхалиси реагировал на новых гостей по-своему: Визерион встречал любого с любопытством, разглядывая и принюхиваясь; Дрогон – агрессивно, он принимал спокойно лишь тех, кого видел регулярно; а Рейегаль, как правило, пугался, но иногда тоже вставал вместе с Дрогоном на защиту своей Матери и принимался пыхать пламенем.
- Вы чего-то хотели, капитан? – все тем же спокойным тоном молвила кхалиси, поглаживая одной рукой Дрогона, чья пасть касалась ее щеки, а второй теребя кончик его хвоста, покрытый жесткой длинной шерстью.

- Хозяину не стоит предупреждать о своем прибытии в собственный дом, не так ли? Я отдал Вам свою каюту авансом за Ваш аванс, в котором я пока не уверен. Так-так, - брови капитана взлетели вверх, рискуя скрыться по алой банданой, неизменно прикрывавшей череп Манукато в любое время суток и года, - ребятки веселятся, как я вижу.
Загадочная, не без нежности улыбка, украсившая губы капитана минуту назад, стала еще шире, когда его взгляд обратился к дракону, избравшему потолок местом своих игрищ.
- Надеюсь, они безопасны? Наш корабль совершенно не огнеупорен. Если Ваши детки расшалятся, то мне придется прервать нашу сделку, - жестко произнес Ноарис, смотря своими карими глазами, подведенными черным углем, в пурпурные очи юной девушки, однако вслед за этим он громко расхохотался.
- Лишь потому, что «Кракен» превратится в «Факел», но длиться это будет недолго. Несколько часов, а далее – смерть в воде или в огне, на наш скромный выбор. Вы понимаете меня?
Новая улыбка, блещущая обаянием, вновь вернулась на лицо Ноариса, теперь пристально рассматривающего Визериона.
- Будьте аккуратны. Это все, чего я прошу.
Капитан вновь повернулся к кхалиси, осматривая ее с головы до пят. Красивая юная нежная дева, посланница небес, Мать драконов, спасительница Вестероса. В ее ясных глазах будто заблудилась частица вечернего неба, но было там еще что-то, останавливающее Ноариаса в решении принять Дейенерис за смазливую девочку и ничего более. Что-то такое, что черной рукой дурного предчувствия сдавливало грудную клетку Манукато, напоминая о том, что везение штука ненадежная, имеющая свойство заканчиваться. Кто знает, может боги захотят наказать доселе своего протеже Ноариса за ту сделку, что он заключил после сделки с Дейенерис Таргариен в Кварте, но они же и должны понимать – у него не было иного пути.
Делая еще несколько осторожных шагов в глубь каюты, Ноарис остановился, не собираясь более приближаться к Дейенерис, учитывая жаркие объятия черного дракончика, воинственно выгибающего шею навстречу гостю, как ящерица полагала, в покоях его Матери. Восхитительно грациозное, маленькое, но грозное создание, от которого тяжело было отвести глаза.
Смотря на дракона, Ноарис чувствовал странную смесь восторга, удивления, смятения и …счастья. Маленьким мальчиком он слушал сказки о драконах, пытался представить их, но ни одна его даже самая смелая фантазия не могла сравниться тем, что он увидел воочию. Впрочем, тем же самым, пожалуй, могли похвастаться все капитаны, к которым обращалась Дейенерис Таргариен до тех пор, пока не наняла Манукато, однако Ноариса отличало от них две вещи. Первая – он не боялся драконов, относясь к ним, как к морской стихии. Он чувствовал их безграничную силу, ощущал жизнь в каждой чешуйке огненных чудовищ, слышал их жадное любопытство к этому миру. Ими нельзя было завладеть, в них нужно было только верить и быть настороже, остальное должна знать Мать Драконов, но обладает ли она необходимыми знаниями, чтобы управлять силой, вызванной ею в этот мир? В этом Ноарис был не уверен.
Вторая – капитану не хотелось заполучить себе хотя бы одну древнюю рептилию, как некоторым дельцам из Кварта. Человек воды, он ощущал благоговение перед драконами, перед огнем, но все это было чуждо ему, являлось только ожившей сказкой, которой приятно коснуться рукой, но после стоит без сожаления отпустить на волю.
- Что Вы знаете о драконах? – живой карий взгляд вновь скользнул по пурпурным зеркалам очей Дейенерис Таргариен, внимательно и строго изучая юную королеву.
- И.. знаете ли о них что-то, что поможет научиться ими управлять?

Дейнерис терпеливо слушала капитана, ревниво наблюдая за его хищным взором, нацеленным на ее детей, и медленно закипала. Что-то подсказывало ей, что агрессия, в каком бы виде она не подавалась, в ее ситуации не пойдет на пользу, но кипящая в жилах кровь требовала выхода ярости, не говоря уже о том, что какая из Дени получится королева, если даже в диалоге с приближенными она не может сохранить должный авторитет!
Наглости Манукато не было предела, что он даже не пытался скрывать, а потому чем больше он говорил, тем сильнее разгорался гнев в юной кхалиси. Дрогон чувствовал это, гнев передавался и ему, он крепче обернул хвост вокруг женской талии и шмыгнул носом, разглядывая гостя, чей аромат наполнил комнату. Присутствие капитана корабля каким-то образом заряжало воздух вокруг колючей энергией, пронизывающей и питающей кхалиси и ее драконов. Рейегаль, паривший под потолком, уселся на одну из люстр и, раскачиваясь на ней, пискнул в сторону Манукато.
- Если это все, о чем вы хотели поговорить, капитан, то попрошу вас покинуть мои покои, - произнесла Дени повышенным тоном, выделив голосом слово «мои».
Он вошел в ее каюту, открыв дверь носком сапога, не спросив хотя бы для вежливости ее разрешения. При этом он сделал это так, будто мог повторить свою выходку в любой день и в любое время суток, мог ворваться к ней, как в собственную спальню, и потребовать немедленного выполнения второй половины их уговора. Кроме того, ни в его словах, ни в жестах не было и намека на приветствие, как и должного уважения. А вопросы из его уст прозвучали так просто и наивно, будто он спрашивал кока из какой рыбы будет уха на ужин. Это было либо скрытым за пафосом и экспрессией сарказмом, либо он принимал Дейнерис за маленькую валирийскую дурочку. И Дени не знала, какой из вариантов хуже.
Но каким бы ни был подтекст его вопросов, Матерь Драконов, следуя правилу каждого уважающего себя фокусника, не собиралась раскрывать и толику секрета своей «магии». Кроме того, Манукато был далеко не тем человеком, в разговоре с которым можно позволить себе чем-либо поделиться – для Дени он был и оставался алчным наглецом, что он успешно подтверждал и поведением, и словами.
Кхалиси чувствовала кожей спины усиливающийся жар чешуи дракона. Она опасалась, что Дрогон примет мужчину за врага и решит во что бы то ни стало его обезвредить, однако от чего-то она знала, что пока Ноарис на безопасном для нее расстоянии, дракон не будет действовать без команды. Дейнерис знала, как Дрогон думает и как будет поступать. А потому взаимно доверяла ему.
Ее подбородок чуть приподнялся, переносицу украсила мимическая складка отвращения, а уголки губ скользнули вниз. Ее слова были резкими, Дени говорила громко, но сдержанно, не скрывая при этом ярости в мимике лица и сжатых кулачках.
- Вы зашли в мою каюту, как в свой трюм, и смеете разговаривать со мной, будто я ваш юнга! – Дрогон за спиной кхалиси издал глубокий рык и расправил крылья. – Перед вами ваша королева, не забывайте об этом. Это все, чего я прошу, - на этот раз Дени выделила слово «я».

Чуть склонив голову в бок, Ноарис слушал недокоролеву со скучающим видом; когда она закончила, капитан со знанием дела почесал подбородок так, что монетки, привязанные к косицам на его бородке, несколько раз звякнули, встретившись с друг дружкой. На глазах более менее симпатичная девушка превратилась в уродливую нервную истеричку, которая не была опасна сама по себе, но вот животные, которыми она явно не умела управлять и не хотела этому учиться, перенимали настроение своей «матери», начиная нервничать вслед за ней. Еще немного и каюта, «принадлежащая» Дейенерис Таргариен вспыхнет ярким пламенем, в котором сгорит и последняя представительница полубезумной династии, а вместе с ней и ее ящерицы, но это еще не беда, а вот корабль... Был все еще дорог капитану, как и его команда.
Ноарис с сожалением осмотрел красавицу, полный разочарования и отвращения к ней. Теперь он весьма сомневался в выгоде тех сделок, что совершил в Кварте.
Первая была заключена с самой Дейенерис и несла целиком платонический характер для выгоды Ноариса и его команды. Какая разница между соитием с обычной женщиной и, допустим, будущей королевой? Любой мужчина скажет – никакой, если только дырка между ног у последней не набита золотом. У Дейенерис не было и того. Жалкие гроши, пафосно преподнесенные Манукато рыцарем Джорахом Мормонтом, едва покрыли расходы на путешествие до Астапора. Одной провизии пришлось закупить на сумму более 500 золотых драконов; если матросы Ноариса были скромны в своих запросах – галеты, солонина, лимоны и непременное вино составляли их обычный рацион в море, то дотракийцам кхалиси нужно было мясо, много мяса, которое они часто ели полусырым. Первое время кок «Дохлого Кракена» ворчал, досаждая капитану шуточками вроде: «Дешевле их утопить, чем прокормить» или «Что толку кормить лошадников? Они блюют больше, чем пускает ветры Пупс, но все равно жрут. Будто морская болезнь их не берет. Один перевод провизии». Ноарис только улыбался в ответ на это.
Вторая сделка помогла капитану улучшить состояние дел, а для этого он перепродал мало аппетитное для себя место между ног у кхалиси. Перед отплытием в Астапор Ноарис посетил известного на весь Кварт спорщика – азартного Бенжо Джо. Толстый светлокожий, уже лысый торгаш славился своей жадностью до интересных пари. С ним то Манукато и поспорил сразу два раза, сделав ставками свою правую руку и корабль со всей командой.
Пока новость не облетела Кварт, Ноарис предложил старику первое пари – представительница дома Таргариенов переспит с ним только за то, чтобы ее доставили, куда ей необходимо. Спорщик несколько минут пристально изучал молодого капитана, выглядевшего бледным и заметно нервничающим. Зная репутацию Ноариса, толстяк мучился между возможностью сорвать куш и в тоже время быть околпаченным хитрым полукровкой бастардом из Вестероса:
- Врешь.
- Нет, - взгляд Ноариса был ясен и чист, как морская гладь перед штормом, вот только Бенжо никогда не плавал, а потому не знал этой последней тонкости.
- Хорошо, моя ставка двести золотых драконов, - наконец решился он.
- Нет, - монетки на бороде Ноариса упрямо звякнули, - две тысячи, - золотой зуб на мгновение блеснул в обаятельной улыбке.
- А, молодежь, - толстяк, смеясь, погрозил Манукато жирным пальцем, лоснившимся от сладостей, которые всегда лежали перед ним на золотом блюде, - Я тоже был когда-то молодым и за мной бегали все соседские девчонки, было времечко…
- Ну, так что?
- Что «что»? – спорщик очнулся от своих воспоминаний, с недоумением взглянув на капитана, застывшего от волнения. Вот только связано было это неприятное чувство не с тем, что Ноарис мог проиграть этот спор, а с течением времени – в любой момент известие о том, что Дейенерис Таргариен наняла «Дохлый кракен» и всю его команду, пообещав расплатиться своими прелестями, должно было достигнуть каждого приличного дома в Кварте. Порт уже гудел, обсуждая эту новость, не хватало еще, чтобы из-за любви Бенжо ностальгировать удачный спор сорвался.
- А! Да, будь по-твоему, - толстяк махнул рукой, словно посылая Ноариса к Иным, - деньги – ветер, так ведь у вас в Вестеросе говорят? Главное – доброе пари.
Протянув руку Бенжо, Ноарис с улыбкой было собирался подтвердить участие в сделке, решив не уточнять, что именно говорят про ветер, как тут толстяк резко схватился за его кисть, потянув капитана всем корпусом на себя.
- Две тысячи золотых и твоя правая рука, по самое плечо. Хочу позабавиться, когда буду представлять тебя за штурвалом с одной лапой, - он хрипло рассмеялся, отпуская Ноариса.
Сделка была завершена и вовремя, всего спустя полчаса, потраченные на разглагольствования толстяка о том, как Манукато стоит очаровать королеву, чтобы она опустилась до профессии шлюхи, как во дворец известного спорщика ворвался городской глашатай с шокирующей новостью – Дейенерис Таргариен наняла Ноариса Манукато, пообещав в качестве оплаты за проезд себя. Золото, предложенное в довесок, никто и не упоминал, народу нужны смачные факты, а не банальные истории.
Капитан нагло улыбнулся, получив в лицо горстью сластей от своего оппонента. Бенжо был зол настолько, что грозился «спустить юнца с лестницы», но второе пари отвлекло спорщика от его проигрыша.
- Мы деловые люди, Джо, - Ноарис улыбнулся, на сей раз спокойно, хотя во втором пари у него не было такой уверенности, как в первом, - не будь этой маленькой хитрости, я бы не смог предложить тебе более лакомую сделку. Сам понимаешь, у нашей претендентки на трон нет денег на снаряжение моего корабля.
- Ты мерзавец и пройдоха. Выпороть бы тебя и скинуть с крыши моего дома. Пусть твоя команда полюбуется на твои останки… Какая вторая сделка, Ноарис Суммо*?
Манукато хитро улыбнулся.
- Я ставлю на кон свой корабль взамен на пять тысяч золотых драконов. Суть дела проста – я возьму эту девочку столько раз, сколько мне заблагорассудится. Ведь ты же не считаешь, что она и вправду собирается отдавать мне долг? Она даже не осмотрела мой корабль, когда дала согласие на сделку. У них в Вестеросе говорят - каждый раз, когда рождается новый Таргариен, боги подбрасывают монету, и весь мир, затаив дыхание, следит, какой стороной она ляжет. Безумие или величие – что принесет новый король? В обоих случаях девчонка постарается меня одурачить, посчитав за глупца, а только идиот или ее Мормонт будут служить за обещание трахнуть ее.
Если же она и вправду собирается отдавать свой долг… так… , - Ноарис пожал плечами, откидываясь на спинку кресла и закидывая ногу на ногу, - мне жаль ее королевство. Однако, предлагаю тебе сделку – я все же заставлю ее выплатить долг так, как она это мне пообещала. Силой или по доброй воле.
- И ты не побоишься ее рыцаря?
- Я живой человек, - в карих глазах капитана промелькнул игривый огонек, - мне знакомо чувство страха перед каменными истуканами с собачьей преданностью в глазах. Она крутит им, как хочет, а он ведется. Но я попробую с ним потягаться ради твоих дракончиков.
По лицу Бенжо Джо расплылась довольная улыбка.
- Засранец, ты в своей манере! Почему ты раньше не заключал со мной такие сделки? Это так интересно, что я забыл о своих ставках на ипподроме. Договорились, я плачу тебе твои две тысячи драконов и …
- И еще полторы.
- Это еще за что?
- Я же должен обеспечить даме условия для комфортных размышлений о выборе самца?
- Стервец! – спорщик громко загоготал, - Ты хочешь, чтобы я прославился, как евнух Дейенерис? По рукам, но, - он хитро прищурился, - если ты проиграешь, я хочу не только корабль. Ты станешь… - толстяк замялся, размышляя.
- Шлюхой, - ядовито предложил Ноарис, кусая губы, - как моя матушка.
- Точно, - второй залп громового смеха встревожил даже голубей на крыше открытой веранды дворца, на которой беседовали гость и хозяин, и они встревожено забили крыльями, - из тебя выйдет чудесная шлюшка, капитан Ноарис. Я сам напудрю тебя, когда ты проиграешь. Принести деньги!
Уже через час Манукато покидал дом Бенжо Джо с полной мошной и довольной улыбкой. На пороге они обменялись последними вопросами:
- Почему ты так просто согласился на мое второе пари? Вдруг я исчезну с деньгами и обману тебя?
- Ноарис Манукато, я старый толстый и никому не нужный человек… Но я люблю играть людьми и их жизнями. Если ты проиграешь и пропадешь, то ты попадешь в собственную западню. Все выгодные торговые пути уже закрыты. Твоя дорожка по морю – Вестерос-Кварт и обратно. Тирош давно назначил за твою голову хорошую цену. Куда ты направишься, Ноарис Манукато? Продавать свои специи железнорожденным? Или будешь перевозить рабов? Ты не любишь грязный труд, изящный мальчик, - тон Джо был почти сладким и отеческим, - тебе подавай красивую жизнь. Конечно, ты не вернешься в случае проигрыша, но я выиграю куда больше, чем твоя дырявая посудина! Ты пойдешь на дно, на дно жизни.
Не собираясь дожидаться, пока толстяк отсмеется, капитан поспешил было покинуть дворец, но Бенжо задал свой вопрос.
- Ты сказал «у них».
Не понимая, о чем идет речь, молодой капитан развернулся к своему оппоненту в пол корпуса, звякнув своими оберегами.
- Что?
- «У них в Вестеросе». Откуда ты тогда, если не из Вестероса?
- А, - губы Ноариса украсила мечтательная улыбка, - я из моря.
С этими словами он покинул, наконец, дом квартийского спорщика, направляясь в порт к своему кораблю, команде и пассажирке с ее свитой…
Пока бушевала буря, пока корабль стонал, как тысяча коек под тысячью рьяных шлюх, отрабатывающих свои гроши, капитан Ноарис думал о Дейенерис, о ее драконах, о Вестеросе, о том, что когда-то он захочет, возможно, ступить на твердую землю и зародить новую жизнь, подарив ей куда более сладкое существование, чем его собственное. До сих пор такие желания не посещали его голову, тем более, что ни одна земля, ни одна женщина еще не могли прельстить больше, чем море и палуба корабля; все эти мысли были только плодами философии и теории, до которых Ноарис был слаб. Сейчас Дейенерис разогнала все эти мысли одной только своей гримасой, скорчившей ее доселе миловидное девичье личико с большими глазами, в старушечье. У капитана прошло даже любопытство к драконам и желание подсказать юной королеве имя человека, способного ей помочь.
- Я преподам Вам несколько уроков, юная дева. Пока ты что-то не купил, ты не имеешь права считать это своим, - Ноарис улыбнулся, обнажая золотые зубы в обаятельном оскале, - А это – мой корабль. Давить на меня своими ящерками не нужно. Один мой приказ – Вы, Ваши люди, ваш каменный истукан и даже драконы окажетесь на морском дне. Моя команда и их жизни мне дороже Вашего маленького гонора.
И Ваше счастье, что я не столь патриотичен, иначе сейчас же приказал бы пробить дно трюма. Небеса, спасите Вестерос от такой королевы, а Вы еще даже не королева, моя прелестная дева. Мне плевать на Вестерос, плевать на Вас и драконов. Я доставлю Вас туда, куда Вы хотите. Но, вместо ночи с Вами я попрошу золото, увольте спать с Вами, не хочу испачкаться. И в зад ослам Бенжо, чтобы я и не нашел себе применения! – презрительно сплюнув на пол, Ноарис покинул каюту, с громким треском захлопнув за собой дверь, оставляя дочери безумца право на вольную трактовку его слов.
- Пупс! Пупс, мать твою, где тебя носит?
Тщедушный темнокожий летел к капитану, с недоумением рассматривая гримасу омерзения у него на лице.
- Кэп? Что случилось, кэп?
- Заткнись, ты же знаешь, что меня раздражает, когда ты постоянно талдычишь «кэп»!
- Да, кэп.
- Ну, да… Забудь. Запомни другое – выдели двух матросов, прикажи им постоянно поливать палубу морской водой. Она постоянно должна быть мокрой, ты понял?
- Да.
- Хорошо, королева не в себе. Она еще девчонка, не набравшаяся ума, одни амбиции. Если вздумает выпускать своих ящериц на волю, поливайте их водой, можете поливать и ее заодно. Если при этом пострадает хоть один матрос, она пойдет ко дну. Эти слова передашь лично, если вздумает перечить. Ей пора усвоить простую истину – на каждом корабле только один король и это капитан. Нам не нужен пожар в открытом море, ветер быстро превратит судно в пылающий факел, а все из-за глупости и нежелания открыть свои прелестные ушки, чтобы выслушать умный совет.
Сам дурак, зачем сунулся к женщине с серьезными разговорами? Им подавай поклоны или поцелуи. Пусть сама узнает о Цитадели и Тирионе Ланнистере, как хочет.
С этой мыслью Ноарис удалился к себе, зевая и с трудом отмахивая от волнения за благополучие корабля.

Когда Джорах открыл глаза, оказалось, что он находится в своей каюте. Сколько рыцарь не пытался припомнить все, что случилось доселе, он все равно не смог бы сказать сейчас, как долго «Дохлый Кракен» уже находится в пути. Может два дня, может три, может, неделю…
Однако самая первая его мысль оказалась ярче, нежели все остальные – и любой, кто когда-нибудь был влюблен, без сомнения понял бы, о ком в первую очередь думал Мормонт. Он мог ежеминутно думать лишь об одной женщине, чей образ наполнял его сердце изнутри.
Дейенерис …
Яркая мысль прочертила рассудок подобно падающей звезде.
Джорах постепенно приходил в себя, по кусочкам собирая воспоминания прошлых дней, когда они с Дейенерис стояли рядом, и кажется, она касалась его щеки…?
Сердце мужчины забилось сильнее; сколько можно спать! Он должен как можно скорее увидеть королеву своего сердца.
Облачившись в доспехи, сир Джорах вышел из каюты и направился к каюте своей Кхалиси. Каждый проходивший мимо человек из команды Ноариса, казалось, смотрел на него со странной ухмылкой. То ли насмешка, то ли просто что-то недоброе таилось в ней… Что тут успело произойти?
Рыцарь внимательно осматривал каждого, кто проходил мимо; люди переговаривались, бросая на него взгляды – но понять толком, что происходит вокруг, все равно было затруднительно.
Мормонт еле успел остановиться аккурат перед матросом с внушительной бочкой воды в руках; брови рыцаря дрогнули, порываясь вверх – и в этот самый момент он едва успел отскочить в сторону, уворачиваясь от морской «волны», окатившей деревянные доски палубы у него под ногами.
-Могу я узнать, что это значит? – прохладно осведомился мужчина, спокойно вглядываясь в глаза матроса.
- Простите, сир. Приказ капитана: поливать морской водой палубу, что бы она была мокрой! – отчеканил матрос, взглянув на сира Джораха своими тусклыми глазами.
Что здесь успело произойти? Неужто драконы слишком расшалились, или Дейнерис не нашла общего языка с капитаном? Учитывая ее характер, последнее представлялось вполне возможным. Однако ссориться с капитаном на его корабле – не лучшая привычка даже для наследницы Железного Трона. Корабль это его королевство, и устанавливать правила здесь не может никто, кроме капитана. Тем более за ту плату, что внесли они...
- Так и знал, что ничего хорошего из этого не выйдет – думал Джорах, продолжая свой путь к «покоям» королевы. А может он зря подозревает очередную неприятность или проблему-неприятность? Может, Дейенерис и вовсе еще спит и видит сны - в обнимку со своими детьми.
Врываться в чужую каюту – даже если это каюта твоей женщины, и ты имеешь полное право видеть ее обнаженной, непричесанной, неумытой – было не в привычках сира Джораха, тем более что свои отношения они с дочерью Эейериса Безумного не афишировали. Поэтому, относительную «тишину» (если на этом корабле вообще когда-нибудь бывало тихо) спустя несколько минут нарушили три мерных, спокойных, но достаточно сильных удара костяшками пальцев о деревянную дверь. Терпения на то, чтобы дождаться ответа, у сира Джораха хватит, а надо будет – он постучит еще раз, только тогда уже настойчивее и громче.